— Верно.
— Но теперь просто «лорд».
— Тоже верно. Зера хотела предельно ясно дать понять, кто здесь главный.
— Посейдон так же привязан к океану, как ты к этому месту?
— У него нет целого океана, но он может перемещаться между несколькими потаенными там царствами.
— Отстойная сделка.
— Специальность Зеры, хотя он, кажется, не возражает.
— Хотела бы я, чтобы был способ выйти из…
— Из чего?
— Выйти из сделки или, по крайней мере, этой ее части. Дать тебе и ему свободу, которую вы заслуживаете…
Он наклоняется ближе.
— О? С какой целью?
— Ты знаешь, с какой.
— Думаю, да, но я хочу услышать это от тебя.
— Потому, что я хочу тебя. Потому, что е хочу с тобой прощаться. Потому, что это правильно…
Аид сокращает расстояние между нами с такой силой, что меня отбрасывает к стене, но его руки мгновенно взлетают, обхватывая затылок, чтобы смягчить удар. Он целует меня с такой яростью, что я не знаю, кто больше рискует сломаться.
Он ухмыляется, отрываясь от меня.
— К чему это было.
— К тому, что ты хороший человек.
— Ты хороший человек.
Он вздыхает.
— Нет, это не так. Самое лучшее во мне — это ты.
— Видишь ли, я думаю, все совсем наоборот. Ты, кажется, думаешь, что я лучше тебя, потому что хорошо отношусь к людям, но на самом деле легко быть приятным человеком, когда у тебя есть запас энергии, когда тебе не страшно, не больно, не голодно, когда тебя любили и о тебе заботились всю жизнь. Я смотрю на тебя и думаю, что, возможно, я недостаточно хорошая, потому что иногда мне кажется, что я в шаге от того, чтобы стать суперзлодейкой, а ты… у тебя есть все причины ненавидеть всех и вся, но ты этого не делаешь. Ты продолжаешь стараться творить добро, даже если весь мир подарил тебе так мало хорошего.
— Я не мил ни с кем, кроме тебя.
— Но это неправда. Ты хорошо относишься к псам. К Ирме. Ты добр даже к духам, какими бы бесчеловечными они ни были. Ты добр ко всем и вся, кто и что не причинило тебе боли. Ты даже стараешься понравиться моей психованной кошке.
— Мир был не совсем ко мне жесток, — говорит он, поглаживая мои щеки. — Он привел меня к тебе.
— Я не стою всего плохого, что было в твоей жизни. Никто этого не сто́ит…
— Никто, кроме тебя, — уверяет он. — Все плохое, что было, все плохое, что будет…
— Не искушай судьбу…
— Если я с тобой, мне все равно, что случится. Остальной мир может сгнить.
Я замираю, в горле застревает вдох. Он не может лгать.
— Видишь? — говорит он. — Я не так добр, как ты думаешь. Ты не всерьез это говорила, верно?
— Нет, — говорю я, — но я все еще чувствую это.
Я все еще связана с миром наверху, с папой, с Либби и моей семьей, с вещами и людьми, которые заложили основу моей души. Я могла бы жить вечно, но никогда бы не смогла от них избавиться. Их усики переживут свои смертные витки, вростая в мою кожу, плоть и года.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На мгновение, тонкое, хрупкое мгновение, что создали прикосновения его губ, прикосновения его рук… Я чувствую себя точно так же, как и он, будто все остальное не имеет значения.
В туннеле что-то звенит. Аид напрягается, выпрямляясь.
— Оставайся здесь, — шепчет он.
Я достаю свои кинжал и хлыст.
— Словами моей дорогой подруги Либби, ага, нет уж.
Аид смахивает с себя улыбку и крадется по туннелю.
— Ладно. Просто держись позади меня.
К этому, по крайней мере, я прислушиваюсь, стоя далеко позади, когда он скрывается в тени, бесшумный, как ночь.
Я замечаю вспышку чего-то легкого и маленького, но не успеваю разглядеть получше, как Аид хватает это за горло и швыряет об стену.
В тусклом свете поблескивают голубая кожа и серебристые волосы, на фоне скалы мерцают радужные крылья. Пикси. Она пинает Аида в живот и отбегает подальше, волоча по земле крылья.
Я замахиваюсь хлыстом, хватаю ее за лодыжку и дергаю наземь. Вес кажется неправильным, будто она слишком тяжелая. Она не визжит, когда я тащу ее назад.
Что-то вокруг нее мерцает, как блеск мыльного пузыря. Аид тоже это видит.
— Ты не пикси, — говорит он, направляя меч на ее шею.
— О чем ты говоришь? Я выгляжу точно так же, как одна из них.
Он прижимает острие своего клинка к ее плоти.
— Отпусти свое очарование.
— Что ты…
Металл обжигает ее кожу, и она вскрикивает. Глаза Аида вспыхивают при этом звуке, и я понимаю, как сильно он не хочет этого делать.
— Стой! — кричит она.
Ее голубая кожа тает, становясь коричневой, а серебристые волосы — черными. Она увеличивается в размерах, тонкие руки превращаются в темные и мускулистые, покров из листьев сменяется кожей и серебром, тиснеными гербом в виде совы.
— Я знаю тебя, — говорит Аид, — Одна из лейтенантов Афины.
Ее взгляд темнеет.
— Раз знаешь, так отпусти меня. Мы на одной стороне.
— Я в этом сомневаюсь, — рычит он. — И ты должна, придя сюда в чужом обличии.
— Я пришла, как велела мне моя леди. Я собираю информацию о том, кто послал гидру.
Он делает паузу, вдумываясь в слова, и я знаю, что в этот момент он уверен, что за этим стоит его мать. Конечно, Зера и Афина легко могут послать кого-то на задание, не раскрывая собственных умыслов.
— И что же ты нашла? — вместо этого спрашивает он.
— Ничего, — отвечает она. — Другие создание, с которыми я сталкиваюсь здесь, внизу, ничего об этом не слышали.
— Значит, не Валериан ее послал?
Она замолкает, и мы оба вслушиваемся в наступившую, гадая, что она скрывает, чего не скажет.
Аид приближает меч к ее коже.
— Говори, лейтенант.
— Гоблины и другие фэйри здесь, внизу… — говорит она, точно из нее вытягивают правду. — Они не со двора Валериана. Они изгнанники. Одиночки.
