— Я… попробую… — вякнула она, готовая от стыда провалиться сквозь каменные плиты пола. — Просто я никогда не выступала перед …народом.
— Понимаю, — в блекло-синих, «возрастных» глазах писателя она прочла искреннее сочувствие. — Но всё же постарайся, достойная Анна. Как говорят у нас, надежда — великий целитель. Дай нашему народу надежду.
— Или её тень… — вздохнула Аня.
— Даже тень надежды сейчас способна на многое… Достойные Да-Рэй, Нойгеш и Анна, Тарина видит и слышит вас.
Уходящий из-под ног пол — не то ощущение, которое хотелось бы повторять снова и снова. Тари, рунн и человек, в одно мгновение почти физически почувствовавшие на себе взгляды полутора миллиардов зрителей, произнесли про себя разные слова. Но означали эти слова примерно одно и то же…
13
Курс доллара, и без того плавно съезжавший к историческим минимумам, ринулся вниз, будто сорвавшийся с тросов лифт. Первыми отреагировали мелкие банки, в одну ночь сбросившие все долларовые резервы в другие валюты, прежде всего в евро и швейцарские франки. Азиаты покупали и юани. Многие вложились в покупку ценных металлов. Наутро обыватели всего мира, бросившиеся к обменникам, зачастую обнаруживали либо таблички «Доллары не принимаем», либо бессовестно заниженный курс. Вспомнилась и процвела махровым цветом полузабытая профессия фарцовщика, тесно сотрудничающая с кидалами и прочей уголовной шушерой. Предприниматели, ещё что-то производившие, и «купи-продай», не производившие ничего, кроме наценок, погорели во вторую очередь — когда банки разом и почти не сговариваясь перевели их долларовые счета в национальные валюты. Причём, по курсу, также весьма отличному от официального, и не в пользу клиентов. И только крупнейшие частные и национальные банки, чуть не в буквальном смысле сцепив зубы, продолжали активно скупать американскую валюту, своими титаническими усилиями спасая мировую экономику от взрыва.
Национальные валюты, вначале «подпрыгнувшие» вверх, после полудня устремились за долларом, пусть и не так быстро. С полок магазинов стали исчезать продукты… Что же до Америки, то она ещё не поняла, что произошло.
Первыми учуяли запах жареного старики, помнившие кризис конца шестидесятых, эмигранты из Восточной Европы и Азии. Американцы посмеивались над скупающими всё, что видят, «старыми маразматиками», «китаёзами» и «крейзи рашенз». К послеобеденному времени проснулись немцы, индусы, итальянцы и прочие не совсем коренные народы Америки. К вечеру, когда курс доллара упал ниже плинтуса, а супермаркеты сделали за день двухнедельный выторг, возвращавшиеся из офисов американцы, возжаждавшие скупиться к ужину, оказались наедине с пустыми полками. Оптовики вдруг — и вполне обоснованно — взвинтили цены и затребовали от магазинов предоплату. Крупные супермаркеты были вынуждены согласиться на условия поставщиков, и наутро «обрадовали» взволнованных покупателей задранными до потолка ценами и куда более скудным ассортиментом. Впрочем, американцы, уже как следует напуганные «из телевизора», сметали с полок и это. Мелкие и средние магазинчики вовсе закрылись. И вот тут «сюрприз» преподнесла система «вэлфера», будь она неладна. Явившиеся за своим «пайком» многодетные негритянские мамаши либо не получали ничего («Видите — у нас полки пусты!»), либо получали его заметно урезанным. До самых небес поднялся крик о расизме, о десятке плачущих от голода детишек, а насчёт «я в суд подам!» кричала каждая первая. Новость об ущемлении гражданских прав распространилась по негритянским кварталам со скоростью лесного пожара в летнюю жару, и вылилось это, как водится, в разгроме ближайших магазинчиков, принадлежавших таким же «цветным», как и погромщики. Впрочем, когда негры попытались распространить беспорядки на соседние кварталы, населённые азиатами и восточноевропейцами, отпор получился неожиданно жёстким. Плюс наконец-то подключилась полиция.
По всей стране люди массово скупали не только продукты, но и стрелковое оружие с боеприпасами. К вечеру следующего дня перестрелки у ещё работающих магазинов и оптовых складов перешли из разряда ЧП в категорию «незначительное происшествие». По улицам ходили экзальтированные люди с картонными плакатами и вещали о конце света. В мусульманские кварталы, без всякого стеснения праздновавшие нападение афганцев на Белый дом, врывались уставшие от политкорректности американцы. Тут полиция не спешила разнимать дерущихся…
Америка, в отличие от всего прочего мира, готовилась к концу света. А мир вдруг с удивлением обнаружил, что на Америке свет клином не сошёлся. И произошло это в тот момент, когда европейские и китайский нацбанки дружно плюнули на доллар и сбросили на биржи все свои запасы «зелёных бумажек». Впрочем, нашлись и такие, что продолжали скупать доллары до последнего — Япония, Англия, «младоевропейцы» из числа бывших стран СЭВ и прибалтов. Эти наплевали даже на недвусмысленные предупреждения со стороны Германии — мол, если не послушаетесь, выкинем из зоны евро. И были выкинуты, и пошли они, солнцем палимые, в сторону полного экономического коллапса, посыпая головы пеплом. И об одном жалели несчастные — что не последовали примеру так и не допущенных к европейскому столу Украины и других бывших республик СССР, распродавших свои долларовые резервы ещё в первый день всеобщего бардака. Причём президент Грузии вдруг обнаружился чуть ли не под дверью кабинета президента России — с внеочередным дружеским визитом, разумеется, а вы о чём подумали? Разумеется, сброс долларов не спас эти страны от кризиса, но хотя бы предотвратил немедленную катастрофу, какая обрушилась на Польшу и прибалтов. К утру третьего дня у этих невезучих элементарно нечего было есть. Правительства распорядились ввести на внутренние рынки продукты из государственного резерва, но поскольку военного положения никто не объявлял, эти запасы мгновенно оказались скуплены приближёнными к правительствам финансовыми магнатами. Да, хлеб, крупы и мясо появились в магазинах, но ценники были взяты явно из авиасалонов. Преступность захлестнула улицы городов, вломилась в дома обывателей, надеявшихся переждать «шторм» в стенах своих квартирок. Хлопки выстрелов и крики стали самым обычным явлением в странах, гордо именовавших себя — и только себя! — «свободным миром». Полиция просто не справлялась с этим шквалом, а в иных местах даже становилась на одну доску с «идейными противниками»…
Мир, посаженный на долларовую иглу, корчило от «передоза». Шкурка «биржевой экономики» оказалась для него тесноватой.
14
Часть стены превратилась в экран, на котором волновалось море голов — толпа на площади у дворца Высшего Совета. Тари, собравшиеся встречать друзей-пришельцев, не расходились. Они хорошо знали своё правительство и ждали обращения.
Нойгеш мысленно ругнулся, но постарался придать своему лицу каменное выражение. Что, учитывая скафандр, было нетрудно сделать. Гораздо труднее оказалось найти первое слово. Первую фразу, по которой тари должны судить о нём — и о всей его расе разом.
«Если не знаешь, как поступить — выполняй приказ. Если не знаешь, что сказать — отдай приказ. В Уставе написано всё, что нужно». Заповедь младшего офицера до сих пор выручала его в трудных ситуациях. Но здесь… Впрочем, где это — здесь? На этой планете, кажется, война вот-вот разразится, так что её население спокойно можно делить на военнообязанных и гражданских. И тем, и другим офицер, если он не полный идиот, всегда найдёт что сказать. Тянуть больше нельзя.
— Я — Нойгеш Рили, офицер первой ступени полка специального назначения вооружённых сил планеты У-Найта, — начал он, решив представиться по всей форме. Точно так же он заговорил бы с новобранцами. Да-Рэй, смирившаяся с ролью переводчицы, старалась передать смысл его речи как можно точнее. — На долгие разговоры у нас нет времени, потому сразу скажу главное. Во-первых, враг, который со дня на день будет здесь, беспощаден и жесток. Начнёте играться в гуманизм — вас уничтожат. Во-вторых, я пришёл сюда не только для того, чтобы предупредить вас об опасности и научить сражаться. Любое животное способно драться за свою территорию и детёнышей. Разумное существо тем и отличается от животного, что способно любить свою родину… Но если кто-то думает, что любовь к родине — это пение песенок и любование цветочками на лужайке, тот жестоко ошибается! — Нойгеш гневно повысил тон. — Любовь к родине — это прежде всего способность защитить её, и готовность умереть, защищая! Так вот: я пришёл сюда, чтобы спросить вас — вы готовы умереть за свою родину?!!
— Да! Да! — выкрики молодёжи на площади — и наверняка на других площадях, где тари собрались послушать выступление пришельцев — сперва разрозненные, через несколько мгновений слились в оглушительный рёв.
