размер!»
Вспомнив иракскую интрижку, Талызин усмехнулся. Улыбка все еще блуждала по лицу, когда он стал заглядывать в висящее над письменным столом зеркало. Обнаружив прежнего «рязанца», вновь усмехнулся и хлопнул себя указательным пальцем по хрящеватому носу.
Из коридора донеслись шорохи. В номере – полумрак, горит один ночник. Семен Петрович вклеился глазами в дверь, прислушался, но, кроме мерного шума дождя, больше ни звука. Нерешительно, а скорее, с опаской, приподнялся и увидел, что у самой двери белеет лист, будто из блокнота.
Ласковый бриз чувств – точно поглотил хамсин пустыни: ссохшиеся, непослушные губы, неверные колени, души пепелище.
Засопели, обступая, призраки: приторный зампред ГКЭС в тандеме с самоуверенным истуканом-наблюдателем, гастролер, будто никого не узнающий, полковник «Мухабарата», презрительно ухмыльнувшийся, распахнувший кобуру полицейский и чуть поодаль, вторым оцеплением, внешне – ВИП персоны, – целый сонм незнакомцев, надменно за акцией наблюдающих. Душная апатия, ни шанса вырваться за порочный круг.
Донеслось клацанье дамских шпилек и, наконец, стук в дверь, необычный, мало на что похожий: легкий скрежет ногтей, перемежаемый прикосновениями кончиков пальцев. Талызин дернулся, как спросонья, но застыл, словно застряв в ближнем «оцеплении». Стук повторился, на сей раз – едва различимо. Может, галлюцинации, подумал он. Меж тем плотно исписанный листок у двери вполне материален, глаза излишне протирать.
Семен Петрович осторожно «вышел» из тапок и двинулся на цыпочках к двери, различая на ходу скрип набоек, будто от нетерпения. За метр до входа остановился, метая отчаянные взгляды то на дверную ручку, то на исписанный латиницей листок.
Шпильки ритмично застучали, удаляясь. Перенеся центр тяжести на левую ногу, Семен Петрович резко потянулся к листку, одновременно, правой рукой, хватаясь за переключатель дверного замка. От взаимоисключающих усилий потерял равновесие и грохнулся на пол. Не успел даже сгруппироваться, чтобы защитить от удара голову. Издав отчаянное «А-а!», схватился за шишку.
Шпильки остановились и какое-то время топтались на месте, после чего заторопились обратно.
– Это вы, господин вновь прибывший? – прозвучал испуганный голос за дверью, по тембру, журналистки.
– Да-да… – Не в пример неуклюжему падению, Семен Петрович проворно поднялся, подхватывая листок.
– А что случилось? – осведомилась дама, на сей раз – без всякого испуга.
– Минутку… – Разблокировав замок, Талызин распахнул дверь.
Расфуфыренная, излучающая утонченный парфюм журналистка просветила «вновь прибывшего» своим фирменным взором. Должно быть, не обнаружив отклонений, прежде не замеченных, вопросительно уставилась на постояльца номера 1042. Тот между тем молчал, как рыба, перебирая цидулку в руках.
– Только не говорите, что вы тоже журналист или, так сказать, под вывеской… – Гостья, словно невзначай, покосилась на листок. – В таком случае я ошиблась дверью.
Семен Петрович вымученно улыбнулся и стал пятиться назад, будто своим маневром приглашая журналистку войти. Синхронно он пытался активизировать английский, распавшийся даже не на разрозненные слова, а на чурающиеся друг друга фонемы. «Да-да» и «Минутку» он, захваченный врасплох, озвучил по-русски, а вот жестом почему-то стеснялся пригласить…
– Постойте, – обратилась невозмутимо журналистка. – Вы, боюсь, неправильно поняли. Я на самом деле подразумевала интервью и, как понимаете, дефицита мужского внимания не испытываю…
Семен Петрович закивал.
– Приятно встретить здравого мужчину, – продолжила интервьюер, – пусть теряющего дар речи…
– Спасибо, – выдавил из себя первое английское слово Талызин.
– Тогда предлагаю встретиться в ресторане через четверть часа. Форма одежды свободная, разве что… обуться не забудьте. – Гранд-дама заулыбалась и, как и утром, уходя, большим пальцем кокетливо нарисовала окружность.
Сбитый с толку жестом, ранее принятым за обещание позвонить, Семен Петрович переминался с ноги на ногу у входа. Наконец он аккуратно прикрыл дверь и поднес к глазам листок, меняя лик – с растерянного на озабоченный.
Текст – на английском, аккуратно выведен печатными буквами: «Дорогой друг! В связи с удачным прибытием прими от Федора поздравления и наилучшие пожелания. Он тобой гордится и желает всех благ, которые польются в скором времени, как из рога изобилия.
Мы – его друзья. Знаем, что исполнить его просьбу до конца ты не мог – обстановка препятствует. Не беспокойся, поможем. Завтра, в полвосьмого, закажи на восемь утра такси. Пункт следования: Министерство промышленности. Отъехав, якобы опомнившись, назови новый адрес: Абу Навас дом 10. Там встретят. Если нет, то за тобой замечена слежка. Покрутившись немного, отправляйся в Министерство. Новая контрольная встреча: в 10:00 у парадного входа. Как ты выглядишь, мы знаем. Письмо, по прочтении, уничтожь».
Адресат подметной словесности заключительную директиву однако пренебрег: закинул письмо в карман костюма, в который вскоре облачился.
По пути в ресторан к нему вернулось чувство комфорта. Ему казалось, оттого, что столь актуальный для момента английский ожил в памяти. Как ни странно, тот реконструировался не в комплиментах даме, сразившей своим фасадом на выход, а обрывками анонимного послания, из которых чаще других звучали: «…уничтожь» и «Как ты выглядишь, мы знаем».
Журналистки в ресторане не оказалось, но Талызин и не подумал падать духом: опаздывать на свидание – дамская привилегия. Зато, явно не к месту, шумная, засветившаяся за завтраком компания, судя по раскрасневшимся лицам и бутылке «Джонни Вокер», навеселе.
– Эй, приятель, давай знакомиться! Айда к нам! – прокричал яйцеголовый господин, выдавая свое предводительство в спайке-лейке.
Семен Петрович поблагодарил, чуть склонив голову и прижав руку к груди, меж тем уселся за ближайший к нему третий от входа столик.
– Кто это? – удивился сосед яйцеголового.
Тот состроил недоуменную мину, задумался.
– И правда, кто? – присоединился к экспресс-расследованию обладатель жилетки, увешанной разноязыкими значками. Повернувшись, бесцеремонно рассматривал Семена Петровича.
– Прямо-таки экземпляр из музея загадок, без таблички, не классифицированный… – Питер Арнетт, шеф команды CNN, почесал свой яйцеподобный череп. – Подождите, он был уже здесь, утром…
Тут журналистский квинтет притих. Двое, сидевших спиной к входу и споривших, закончится ли антииракская кампании до финалов Australian Open, обернулись: кто там? Секундами ранее у сотоварищей напротив вытянулись шеи.
Тем временем Сюзанн Кларидж, член команды и объект всеобщего вожделения, преспокойно усаживалась за столик незнакомца, частью скованного, а где – взволнованного встречей.
– Мы тут носом роем, а у нее, видите ли, брачный период, – уткнувшись в тарелку, мстительно бубнил шеф. – Неблагодарная, после того, как я у Тернера штуку в день ей пробил. Так и доложу: в номере просидела…
– Ей, похоже, Саддам, одного из заложников припрятал для забавы. Понятное дело, не за красивые глаза… Иначе не объяснить, как хахаль в тарантасе, летящем в ад, объявился, – излагал свою версию события носитель бронежилета из значков. – Хм, могла бы и получше кого, вертихвостка…
Сотоварищи мрачно кивали.
– Сюзанн, боюсь себя назвать – разочаруетесь… Мне бы не хотелось… – тем временем блеял малоискушенный в ухаживаниях Талызин.
– Набиваете цену или подбираете номинал? – Сюзанн надменно вскинула голову. – Не обольщайтесь: поощрительная смета на январь у нас исчерпана.
Талызин замигал, всем видом передавая, что не понимает.
Будто теряя терпение, Сюзанн помотала головой, но тотчас нашлась:
– Вы француз, господин Тализин?! (именно так исковеркал его фамилию
