если он трубочист.
– Воды! – прошептал Том.
– О господи. – Она вскочила, подошла к Тому и пощупала его лоб. – Тебе сейчас нельзя воды, я принесу молока.
И она ушла в другую комнату, а вскоре вышла оттуда, неся кружку молока и кусочек хлеба.
Том залпом выпил молоко и поднял глаза. Ему стало куда лучше.
– Откуда ты пришёл?
– Оттуда. – И Том показал назад и наверх.
– Из Хартховера? Через холмы? И спустился по склону? А ты не лжёшь?
– Зачем? – И Том прислонился к косяку.
– А как же ты там оказался?
– Я бежал из Усадьбы. – Том так устал, что даже не стал ничего выдумывать, а просто коротко объяснил старушке, что с ним произошло.
– О господи, так ты ничего не украл?
– Нет.
– Да уж, я тебе верю. Ну и ну, от самой Усадьбы, да по нашему склону! А что же ты не ешь?
– Не могу.
– Но хлеб вкусный, я сама его испекла.
– Не могу… а что, сегодня воскресенье?
– Нет, а почему ты спрашиваешь?
– В голове у меня звонят колокола, – объяснил Том, склоняя голову к коленям и закрывая глаза.
– Бедняжка, да ты совсем болен, пойдём со мной, я тебя уложу куда-нибудь. Я бы положила тебя в постель, да уж очень ты грязный.
Но Том не мог даже встать, и тогда старушка кое-как подняла его и помогла добраться до сарайчика, а там уложила его на кучу душистого сена и велела поспать как следует. Ей нужно было кончить урок, а потом она снова придёт к нему.
И она ушла в дом, думая, что Том уснул.
Но Том не уснул.
Он крутился, вертелся и метался на своей мягкой душистой постели, и было ему так жарко, что он мечтал о холодном ручье, а потом ему пригрезилась чистенькая девочка, кричавшая: «Ты такой грязнуля, иди умойся!», а потом голос ирландки сказал: «Кто в чистоте живёт, тот чистым и останется». А потом снова зазвонили колокола, на сей раз так близко, что он уверился: да, сегодня воскресенье, старушка не права. Ему нужно пойти к ручью и умыться. И он громко произнёс в полусне:
– Мне надо быть чистым, да, мне надо быть чистым!
И тотчас он очутился на лугу, повторяя:
– Мне надо быть чистым!
И он пошёл вперёд в полусне, как часто бывает с детьми, когда они болеют. Он ничему не удивлялся, просто пошёл к ручью, лёг на траву и посмотрел вниз, в чистейшую прозрачную воду, а крошечные форели ринулись врассыпную, напуганные его чёрным лицом. Сначала он окунул руку – ах, какая прохладная вода!
– Я поплыву, как рыбка, я хочу стать чистым-чистым! – произнёс Том.
Он быстро разделся, не замечая, что его старая одежонка уже рвётся на части, и опустил в прохладную воду стёртые ноги. А потом пошёл по ручью, который становился всё глубже и шире. И чем дальше он шёл, тем громче звенели колокола в его голове.
Но по-прежнему он не замечал, что за ним следует ирландка.
Она ступила в чистую воду, и тотчас серый платок и красная юбка исчезли, растворяясь в воде, а вокруг неё взвились зелёные водоросли, белые лилии сплелись венком на её волосах, и феи воды подхватили её и унесли от берега – она ведь была их королевой, да и не только их.
– Где же ты была? – спрашивали они.
– Я разглаживала подушки под головами больных и нашёптывала им сладкие сны; открывала окошки, чтобы впустить свежий воздух; уводила детишек от застоявшихся прудов и глубоких канав; отвлекала женщин, бежавших в лавку за выпивкой; ловила за руку мужей, готовых отколотить своих жён; помогала тем, кто сам себе помочь не умеет; так, пустяки, но я очень устала. И я привела вам нового братца, мне пришлось следить за ним всю дорогу, чтобы он не погиб по пути.
Тут все феи воды рассмеялись от радости.
– Милые мои, пока что он не должен вас видеть, он совсем ещё зверёк, у зверей он и будет учиться. Не надо играть с ним, не надо разговаривать, и не показывайтесь ему на глаза. Но следите, чтобы никто не причинял ему зла.
Тут феи расстроились, но они всегда повиновались королеве.
А она уплыла по течению. Конечно, Том ничего этого не видел и не слышал. Впрочем, если бы и услышал или увидел, наша история бы не изменилась, ведь ему было жарко, он умирал от жажды, и ему так хотелось стать чистым, и всё это враз, так, что он кинулся в воду не глядя.
Но не провёл он в воде и двух минут, как тут же уснул, и никогда ещё не приходилось ему так сладко спать. Снились ему зелёные луга, рослые вязы, спящие коровы.
А потом ему ничего не снилось.
Старушка же, покончив с уроками, пошла взглянуть на Тома, но его там уже не было.
Тогда она вернулась в дом, думая обиженно, что Том её обманул и всё выдумал.
Но на следующий день она стала думать иначе. Дело в том, что, когда погоня закончилась, сэр Джон и остальные вернулись в особняк, и вид у них был глупейший.
А когда сэр Джон расспросил няню о случившемся, вид у всех стал ещё глупее. Когда же сэр Джон выслушал Элли, ему стало совсем не по себе. Она видела, как в комнате её стоял маленький грязный трубочист и горько плакал, вот и всё. Конечно, проснувшись и увидев его, она очень испугалась и закричала. Ну и что? Мальчик ничего не тронул, и по следам, оставшимся от его грязных ног, было видно, что он даже не сошёл с каминного коврика, пока няня не накинулась на него, тогда он двумя прыжками достиг окна и скрылся.
Сэр Джон отпустил Граймса и пообещал дать ему пять шиллингов, если Граймс приведёт к нему мальчика и тот подтвердит рассказ Элли. И не надо его бить. И сэр Джон, и Граймс считали, что Том вернулся домой.
Том не пришёл и вечером, так что наутро Граймс пошёл в полицию заявить об исчезновении мальчика. Но никто ничего не слышал про Тома, и со вчерашнего дня в городе его не видели. Никому и в голову не приходило, что он мог одолеть десять миль пешком по такой жаре, пройти
