холмы, болота и пустоши и спуститься в Вендейл по отвесным скалам.
Так что на следующий день мистер Граймс явился в Хартховер с кислым лицом. Но сэра Джона не было дома, он уехал по делам. Что ж, мистер Граймс просидел в людской весь день, попивая крепкий эль. И он забыл все свои печали задолго до того, как сэр Джон вернулся домой.
Добрый сэр Джон плохо спал минувшей ночью, и наутро он сказал жене:
– Милая моя, не иначе как мальчик со страху помчался в пустошь и заблудился. Бедняга, он на моей совести, но я знаю, что делать.
И он поднялся в пять утра, принял ванну, надел охотничью куртку и гетры, пошёл в конюшню, старый краснолицый джентльмен с твёрдой, как доска, рукой, с широкой, как у быка, спиной. Он оседлал охотничьего коня, взял с собой и привратника, и егеря, и младшего привратника, и младшего смотрителя, и ещё ищейку на длинном поводке – огромного пса ростом с телёнка, цвета серого гравия на дорожке, с чёрными бархатными ушами и носом и с глоткой, как у колокола. Пёс довёл их до того места, где Том забегал в лес, взвыл, сообщив им всё, что знал.
Потом они добрались до того места, где Том влетел лбом в стену, и перебрались через неё. И так они двигались и двигались друг за другом, ведь сэр Джон специально отправился в путь так рано, пока жаркое солнце не высушило все следы, все запахи.
И наконец они добрались до вершины последнего утёса, и пёс остановился, поднял к ним морду и пролаял на собачьем языке:
– Говорю вам, он тут и спустился!
Они не могли поверить тому, что маленький мальчик пешком преодолел такое расстояние. А когда они посмотрели на крутой утёс, они решили, что он не мог тут спуститься. Но коли пёс уверен в этом, так тому и быть.
– Да простит нас Господь! – сказал сэр Джон. – Если мы и найдём его, то вон там, внизу, разбившимся о камни. – Он шлёпнул себя по ноге рукой в охотничьей перчатке и спросил: – Ну, кто из вас спустится по этому утёсу? Эх, скинуть бы мне лет двадцать! Двадцать фунтов тому, кто спустится туда и сообщит мне, что с парнишкой!
А вместе с ними был тот самый маленький грум, который приезжал в город, чтобы передать Граймсу заказ сэра Джона. И он сказал:
– Могу и бесплатно, парень-то был что надо и для трубочиста очень вежливый.
И вот он пустился в путь, маленький грум, щеголеватый на вершине утёса и очень потрёпанный у его подножия. Он порвал и гетры, и бриджи, и куртку, и у него лопнули подтяжки и башмаки, он потерял шляпу, хуже того, он потерял булавку от галстука, а ведь она была из чистого золота, он выиграл её на соревнованиях в Мэлтоне, и на булавке была изображена голова лошади, совсем как живая, хотя и очень маленькая, и вот он её лишился. Но Тома он по пути не увидел.
А в это время сэр Джон и его спутники объезжали скалы и пустошь, чтобы попасть в Вендейл кружным путём.
Так они все и добрались до домика старушки, и все дети, прилежно учившие с ней уроки, высыпали наружу, и сама она вышла навстречу всадникам. Увидев сэра Джона, она низко-низко присела, ведь она арендовала у него клочок земли.
– Ну, как дела, милая? – спросил сэр Джон.
– Будь здоров, Хартховер, – отвечала она, всегда называя его только так, как было принято в северных краях. – Добро пожаловать в Вендейл! Неужели ты охотишься на лис, сейчас ведь не сезон?
– Я вышел на охоту за странной дичью, – отвечал он.
– Отчего ж ты так печален?
– Я ищу маленького трубочиста, вчера он бежал из моего дома.
– Ох, Хартховер, ты всегда был милостив, ты не накажешь его, если я тебе расскажу, что тут было?
– Нет, милая, нет. Боюсь, мы напугали его до смерти и гнались за ним полдня, и всё по ошибке, а теперь вот пёс привёл нас сюда по его следам…
И тут старушка расплакалась:
– Значит, он рассказал мне правду, ах, бедняга! Нужно верить людям. – И тут она рассказала сэру Джону всё, что вчера произошло.
– Давайте сюда пса, – велел сэр Джон.
И пёс взял след от сарайчика и повёл их к ручью, и дальше, туда, где ручей впадает в чистую широкую реку, и они все увидели на берегу одежонку Тома. И они решили, что мальчик утонул.
А что же Том?
Ага, теперь-то и начинается самое интересное.
Проснувшись – а он, конечно же, проснулся, – так вот, проснувшись, Том обнаружил, что плавает в большом ручье и что он стал совсем крошечным, меньше четырёх дюймов[5] длиной. Если быть совсем точным, в нём было 3,87902 дюйма росту.
Словом, феи превратили его в дитя воды.
Ты что, никогда не слышал про детей воды?
Как бы то ни было, Том стал одним из них. Стало быть, и сэр Джон, и привратник, и смотритель, и младший привратник, и младший смотритель, и мальчик-грум ошибались. И сэр Джон очень расстроился. Они же не знали, что Том жив, и не просто жив, а весел, чист и здоров – по крайней мере телом.
Феи отмыли его в быстром течении, пока он спал, и всё, что в нём было от природы чистого, выплыло наружу. Совсем как бабочка, вылетающая из кокона, который свивает гусеница.
Однако добрый сэр Джон решил, что Том утонул, и винил во всём самого себя. И все, кто был там, видя, что сэр Джон заплакал, тоже вытирали слёзы. Не оплакивал Тома лишь Граймс, сэр Джон выдал ему десять фунтов, и Граймс пил-гулял целую неделю. Сэр Джон попытался узнать что-либо про отца и мать Тома, но узнал лишь, что мать умерла, а отец Тома на каторге.
Что до девочки Элли, она целую неделю не играла в куклы и в конце концов сделала маленький надгробный камень и поставила его в Вендейле, там, где спят все минувшие поколения поселян. И часто старушка рассказывала своим ученикам про маленького трубочиста и пела им старинную песенку, сидя за прялкой и занимаясь шитьём, она шила себе то, что сама называла «свадебным платьем». Дети мало что понимали в песне, но она им очень нравилась, и они часто напевали вслед за старушкой:
Когда природа вся в цвету,
