зачем Кади покидать его, если все люди напротив плывут сюда? Так он думал всю свою короткую жизнь, но теперь, видя, как безумная девушка приближается к нему, чтобы убить… Кади задумался, а что там… за стеной Фикара? За бескрайней холодной гранью северного моря…
— Именем герцога Де Шеран, и мэтров палаты торговли, славного города Фикар, требуя вас остановиться и не чинить самосуд!
Знакомый мужской голос раздался позади кровожадной высоченной девки, пробудив в Кади лучик надежды. Ей оставалось дойти до него не больше пяти шагов, она нарочно всё это время очень медленно шла… кажется наслаждаясь его страхом и беспомощностью. Кади ненавидел таких как она, ведь больнее всего ему доставалось от подобных ей тварей. Такие люди калечат просто из прихоти, из гнусного желания причинить другому человеку боль.
Ненависть отрезвила Кади, придала сил.
И стоило северной твари повернуться к нему спиной, лицом к грозному, но раскрасневшемуся от бега, Бруку, как Кади быстро прошмыгнул мимо, обогнул отца по дуге, тот, конечно, попытался сделать вид, словно ловит его, и Кади ему подыграл, позволив длинным пальцам коснуться своего плеча, но тут же отпрянул и скользнул в спасительный проулок.
За его спиной послышался бешенный голос:
— Ты упустил его, сука!
И жёсткий ответ Брука:
— Как вы смеете оскорблять городского стража?!
Дальше Кади не слушал, он пытался сбежать по той же дороге, что привела его в тупик. Где-то там, впереди, должна быть развилка, что позволит ему наконец выйти на улицу удовольствий, пересидеть какое-то время у мамаши Кло…
Он прикрыл глаза всего лишь на миг, желая сморгнуть подступившую к ресницам влагу тревожных слёз, и тут же с кем-то столкнулся, отпружинив от костлявого торса, Кади отлетел назад, падая на задницу. Но его поймали. Не позволили упасть две чужие руки, что ухватили Кади за подмышки.
Кади поднял повыше взгляд, разглядывая чужака, желая понять намерения по незнакомому лицу, понять будут ли его бить, или просто отпустят.
Но по этому лицу невозможно прочитать намерения. Серые глаза смотрят на Кади с всемирной тоской. Тот самый парень северянин, который привлёк внимание Кади ещё на площади. Он следовал за своей напарницей, но видимо чуть замешкался…
Пока Кади проклинал себя, и готовился сдохнуть, чужие руки на его теле обмякли, выпустили его из осторожной хватки. Позади Кади, где-то за стенами, лязгнул металл. Противный звук неприятно прошёлся по ушам, и тут же сменился хрустом, словно копчёной рыбине переломили продольную кость.
Кади весь превратился в слух, чудовищный ужас медленно сжимал его сердце когтистой лапой. Он не заметил, как северянин наклонился, и приподнял его за лицо. Но вздрогнул, когда их глаза встретились. В серых глазах напротив было столько горя, что ужас в душе Кади немного померк.
— Беги… слышишь? Беги, мальчик.
Голос этого грустного человека погнал Кади вперёд.
Он успел сделать двенадцать шагов, каждый из которых он зачем-то считал. На двенадцатом по его разгорячённой шее прошёлся ветерок, так словно лёгким сквозняком откуда-то сзади повеяло, но только вместе с ним изменился немного обзор… сначала мир наклонился куда-то набок, а потом опрокинулся вовсе, закрутился, завращался где-то на уровне грязной дороги, и закончился в мутной луже, что казалась целым морем, затекавшим в глаза. Это мутное море быстро окрашивалось его тусклой кровью.
***
— Бе-ги, ма-ль-чик! Беги! — передразнила Фая меня, склонившись над обезглавленным телом, и вытирая об рубаху мальчика кинжал.
Я ничего не ответил. В последние дни вообще старался с ней не говорить, хотел проучить её этим, заставить задуматься о трупах детей, которых она оставляет за собой без нужды, а просто из прихоти, но каждый раз подавая это как знак милосердия. Мол, чтобы детишки не мучались в, и без того жестоком, мире.
Она обшаривает тело узкоглазого мальчишки-вора. Нашла что-то в рукаве его рубахи. Выпрямилась с очередным звенящим кошелём в руках.
— Удача определённо сопутствует нам! — заключила она, подмигивая мне, и закидывая новый кошель в свою дорожную сумку. Там внутри звякнуло, стоило мешочку упасть в тёмную утробу сумки.
— Ты так и продолжишь молчать? — невинно осведомилась она, приближаясь ко мне и обхватывая меня за шею руками, притягивая к себе и… целуя.
Я ненавижу её и себя.
Её за то, какая она есть. Бешенная тварь, жадная до крови и пыток, так любящая мной помыкать словно я её домашний питомец. Одновременно с тем эта сука каким-то образом умудряется странно влиять и на меня…
На моё тело.
За это я ненавижу уже себя. Мой разум и тело живут разной жизнью теперь. Разум ненавидит её, презирает и боится до глубины души. А тело жаждет её ласк, неизбежно принимая их оно возбуждается, и каждую ночь Фая седлает моё тело, выжимая всё накопившееся в нём до последней капли, а напоследок оставляя на моём теле с десяток мелких ран. Я кажется уже перестал ощущать боль, и прочие эмоции мои притупились. И я бы мог просто довериться своему телу, и продолжать получать удовольствие, что постепенно разрушает меня изнутри… да только голова в луже намекает, что я так жить долго не смогу… и не захочу.
Она разрывает поцелуй. Смотрит в мои глаза дико, я же стараюсь заглянуть в это голубое безумие как можно глубже, чтобы увидеть хотя бы крошечный отблеск нормальных человеческих эмоций, а не её звериную ипостась.
— Ты должен мне, — говорит она, — должен за очень многое, но конкретно сейчас ты меня вновь ослушался… — она хватает меня за лицо, стискивает щёки так, что вминает плоть до костей. Вбивает меня затылком в каменную стену позади… голова гудит, я морщусь, но она тянет лицо книзу, заставляя смотреть ей в глаза. Придвигается близко-близко и хрипит:
— Если бы этот воришка настучал о нас страже сраного Фикара, то мы бы с тобой здесь и полегли… а я умирать пока не собираюсь, милый мой Шэн… — вторая её рука скользнула вниз, протиснулась за пояс моих штанов, обхватила мошонку, и очень больно сдавила.
Я даже не пискнул, но боль… видимо всё же отразилась на моём лице.
Она улыбнулась, чуть покраснела щеками, ей нравится причинять мне боль, и в последнее время всё больнее, ведь я начал привыкать к её пыткам и мои муки теперь не так заметны… а в этот раз она сдавила меня до мучительной тяжести, пока моё лицо не выдало нужный её результат…
Она наклонилась к моему уху, и прошипела:
— Если ты
