воли.
Я успел только сказать ему, что этот вопрос требует подробного разъяснения и я готов дать ему его, если он как-нибудь встретится со мною в более подходящей обстановке, но предостерегаю его именно от того, что в наших условиях этот вопрос особенно щекотлив, при двухпалатной системе, при своеобразном устройстве верхней палаты и в особенности при явно враждебном объему власти нашего монарха оппозиционно настроенном большинстве нашей политической интеллигенции. Посмотрев на меня в упор и не смущаясь тем, что кругом нас было немало всякого рода людей, Трепов сказал мне: «Вы полагаете, что ответственное министерство равносильно полному захвату власти и изъятию ее из рук монарха, с претворением его в простую декорацию». Я успел только сказать ему, что допускаю и гораздо большее, то есть замену монархии совершенно иною формою государственного устройства, — как мы должны были прекратить наш разговор, и он никогда больше не возобновлялся до самой смерти Трепова.
Вскоре мне пришлось, однако, убедиться в том, что Трепов не оставил своей мысли, и она претворилась даже в некоторые действия с его стороны, — но об этом речь впереди.
Столыпин сказал мне по поводу моего мнения, что с бароном Фредериксом он уже пытался говорить, но у него такой сумбур в голове, что просто его понять нельзя, а с Треповым он непременно будет говорить, и постарается выяснить, какова его точка зрения на события дня, потому что ему также со всех сторон говорят, что он имеет бесспорное влияние на государя и к его голосу государь прислушивается более, нежели к чьему-либо из всего дворцового окружения.
Приблизительно в ту же пору — между 15-м и 20-м числами июня, после одного из моих очередных докладов в Петергофе, государь задержал меня после доклада, как это он делал всегда, когда что-либо особенно занимало его внимание, и, протягивая сложенную пополам бумажку, сказал мне: «Посмотрите на этот любопытный документ и скажите мне откровенно ваше мнение по поводу предлагаемого мне нового состава министерства, взамен того, которое вызывает такое резкое отношение со стороны Государственной думы». На мой вопрос, кому принадлежит мысль о новом составе правительства взамен так недавно образованного, государь ответил мне только: «Конечно, не Горемыкину, а совсем посторонним людям, которые, быть может, несколько наивны в понимании государственных дел, но, конечно, добросовестно ищут выхода из создавшегося трудного положения».
Переданный мне государем на просмотр список я тут же вернул государю, записал его тотчас после возвращения домой, но он у меня не сохранился и пропал вместе с теми немногими бумагами, которыми я так дорожил до самого моего отъезда из России. Я мог поэтому запамятовать что-либо в деталях, но хорошо помню главные части этого списка.
На левой стороне бумажки стояли названия должностей, а на правой, против них, фамилии кандидатов. Против должности председателя Совета министров была написана фамилия — Муромцев; против министра внутренних дел — Милюков или Петрункевич; против министра юстиции — Набоков или Кузьмин-Караваев; против должностей министров военного, морского и императорского двора — слова: по усмотрению его величества; против министра иностранных дел — Милюков или А. П. Извольский; против министра финансов — Герценштейн; против министра земледелия — В. Н. Львов; против государственного контролера — Д. Н. Шипов. Прочих министров моя память не удерживает.
Когда я внимательно прочитал этот список и был, видимо, взволнован, государь сказал мне тоном наружно совершенно спокойным: «Я очень прошу вас высказать мне ваше мнение с вашею обычною откровенностью и не стесняясь ни выражениями, ни вашими мыслями, прошу вас только никому не говорить о том, что вам известно».
Я дал, конечно, мое слово свято исполнить его желание, сказав, что, очевидно, и Совет министров не должен знать ничего, и получил подтверждение словами «именно это я и разумею».
Насколько я сумел в минуту охватившего меня волнения изложить мои мысли в связанном порядке, я спросил государя: понимает ли он, что принятием этого или иного списка министров, но принадлежащих к той же политической группировке, к которой принадлежали, за малыми изъятиями, все намеченные кандидаты, государь передает этой части так называемого общественного мнения всю полноту исполнительной власти в стране, и он сам остается без всякой власти и без всякой возможности влиять на ход дел в стране, каковы бы ни были те меры, которые предложит такая исполнительная власть.
Уволить этих министров он фактически уже не может, потому что лично он без того, что принято называть государственным переворотом, более не может распоряжаться через голову правительства исполнительными органами, которые, конечно, тотчас же будут подобраны из элементов, угодных этому правительству, а встать в открытый конфликт с последним равносильно полной сдаче всей своей власти, и не только превращению всего нашего государственного строя в монархию даже не английского типа, но и неизбежному коренному изменению всего строя, со всеми последствиями, размеров и форм которых никто ни предвидеть, ни учесть не может.
Я старался как умел показать на примерах, в какие проявления неизбежно выльется такая перемена после всего, что только что пережила и теперь переживает Россия, и остановился особенно подробно на той мысли, что передача власти самим государем в руки одной, резко выраженной, политической партии, тотчас после того, что им же только что утверждены Основные законы государства, построенные на иных принципах, и при этом под давлением явно революционных требований, проникнутых нескрываемым стремлением к коренной ломке нового уклада жизни, — чрезвычайно опасна, в особенности когда становится вопрос о передаче власти в руки людей, совершенно неведомых государю и, конечно, проникнутых не теми идеями, которые отвечают его взглядам на объем власти монарха.
Внимательно слушая, государь спросил меня: «Что же нужно делать, чтобы положить предел тому, что творится в Думе, и направить ее работу на мирный путь?» Я дал ему такой ответ, приводимый мною здесь в самом сжатом виде, но с точным воспроизведением основных моих мыслей.
Политическая партия, из которой неведомый мне автор предполагает сформировать новое правительство, жестоко заблуждается, думая, что, став у власти, эта группа поведет работу законодательства хотя бы по выработанной ею программе, даже если бы она была одобрена государем. Эта группа в своем стремлении захватить власть слишком много наобещала крайним левым элементам и слишком явно попала уже в зависимость от них, чтобы удержаться на поверхности.
Она сама будет сметена
