Воспалительный процесс его мыслей начал разгон. Он жёгся. Стучал по голове с внутренней стороны, просто потому что Драко поверить не мог, что Грейнджер удалось обезвредить кусачую боль собой. Так нельзя. Не с ней. И он схватил вытянутую руку Мортиферы, толкая её на пол, придавливая своим телом, впиваясь в её губы.
Просто, чтобы доказать себе — любой поцелуй способен избавить от кандалов рези и агонии внутри.
Секунда.
Вторая.
Ничего, кроме омерзения, он не ощущал. Это чувство стало даже больше, чем боль, которая не прекращалась. Он со смачным звуком разлепил их губы, отползая назад, клонясь в бок, падая.
Ничего не закончилось.
И поцелуй не спас…
Они лежали на полу, глядя прямо в потолок. Белый, как мразь, ровный, как их восстановленное дыхание. Сколько прошло времени? Минуты? Часы? Боль ещё ощущалась в кончиках пальцев, как ужасное послевкусие.
— Так соскучился по мне, что решил трахнуть прямо во время этого? — уверенно хмыкнула она.
Её даже касаться не хотелось. Потому что уберёшь руку, и она будет в чужой крови и смерти. Вот из чего состояла Мортифера.
Драко молчал. Сил не осталось.
— Я не могу аппарировать в Хогвартс, — вдруг сказала она. Даже в Хогсмид, меня отбрасывает назад…
Сердце сжалось от её слов, и он согнулся, чтобы сесть и посмотреть на неё сверху вниз.
— Чужаков не пускает. Защита, — ответил он. — Найди себе жертв в другом месте.
— Но там ты…
Он поднялся и щёлкнул пальцами, магией стряхнув с одежды пыль. Сделал шаг прямо к её голове. Вот бы поднять ногу и с силой размозжить ей череп. Сделать так больно, как она делала Нарциссе.
Мортифера распахнула глаза, и в этом цвете океана она казалась такой умиротворённой. Пока не шевелилась. Пока не говорила. Пока было неизвестно, какой монстр скрывался внутри неё.
— Я знаю, о чём ты думаешь, — протянула она. — Твоя ненависть ко мне только заводит. Но ты же знаешь, что я твоя судьба…
И именно сейчас, именно в этот момент, из него само вырвалось, как факт, как жирная точка:
— Или же моя судьба моли…
— Что ты говоришь? — она поднялась и встала напротив него, так близко, что он чувствовал запах её любимых вишнёвых сигарет. — Я не расслышала.
В его ответе будет ноль смысла для неё. И будет ли смысл для него?
Он развернулся, чтобы аппарировать, но его кисть крепко обхватила её рука.
— Я даю тебе ещё немного времени, Драко, — голос бесцветный, но с оттенками злости и крошки стекла. — Скоро я приду. И мы исполним долг.
Он вырвал руку, но прежде почувствовал вложенную в ладонь твёрдую бумагу. Когда он повернулся, Мортифера исчезла, оставляя его наедине с тем, что вручила ему на память.
На ней трое.
Он помнил тот день.
Прямо перед битвой за Хогвартс.
В тот день Нарцисса настаивала на колдографии. Будто чувствовала смерть. Сына ли, свою ли. Или же их обоих. Сделала «просто на память», так она сказала, прежде чем подойти к нему и положить ладонь на щеку. И прежде, чем вспышка осветила комнату, сбоку Драко стало резко холодно. Мортифера успела в самый последний момент.
Даже на снимке Драко с опаской оглядывался на ту, кого ненавидел. Даже в этом кадре Мортифера отобрала у него последний взгляд на мать…
Ей осталось отобрать только его жизнь…
В Хогвартс Драко вернулся на следующий день. Ленивый воскресный вечер ощущался в каждом, кого он встречал, пока шёл в общежитие Слизерина. Такой он помнил школу на первых курсах. Было легко дышать здесь. Не чувствовался напалм раскалённых стен от заклятий и пепла от сожжёных тел, которые витали здесь с прошлой весны.
Кажется, всё налаживалось.
Будто и не было этих ужасных лет.
Он даже немного завидовал. Завидовал их жизни, которая давала всем второй шанс. Вот только не ему. Будто он проклят всеми богами и всеми способами. Вот его участь — на ладони.
Малфой упал на кровать, вдыхая одиночество. Глядя на колдографию в руке, он пытался соскрести ногтем лицо Мортиферы. Оставить на фото лишь двоих. Себя и Нарциссу. Не выходило. Монстр на карточке заезженной плёнкой из раза в раз хватал его за руку, привлекая к себе внимание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он думал, что бы она сделала вчера, если бы он не взорвал фейерверки и не отвлёк внимание, не схватил бы её за шиворот и не аппарировал в менор.
Скорее всего, ничего.
Мортифера признавалась ему, как ей нравился Поттер. Она видела в нём силу и ставила на то, что именно он одержит победу в битве с её отцом. Волан-де-Морта Мортифера считала слишком уверенным в своей победе, а потому слабым. Слепцом.
«Молодость всегда выигрывает у старости, Драко».
Его мгновенно окутал пот. Что она могла сделать, если бы знала про него и Гермиону? Закончилось бы её рукопожатие простым желанием потрогать героев? Драко искал в себе ответ на вопрос: почему же его это заботило. Наверное потому, что Грейнджер вложила в него крупицу надежды? Надежды на то, что можно освободиться и возможно… Возможно, это и был тот самый второй шанс для него?
Это трудно признать, но признать надо.
Малфою нужна помощь. Малфой сам не справится…
Ему надоело бегать… он выдохся…
***
Гермиона любила вторники. Любила две пары по нумерологии, после которых было «окно», когда можно ещё раз повторить всё то, что только что узнала, решить задания и насладиться тем, как мозг напрягался от счёта. Но сегодня всё шло не по плану.
Она сидела в библиотеке с закатанным рукавом и рассматривала на своём предплечье слова, при этом листая фолиант, который купила в Косом переулке.
«Древние мировые традиции в играх».
Ей это не давало покоя. Почему только у неё есть фраза, а у Малфоя нет? Да, возможно, это было из-за непреложного обета и того, что он должен жениться на другой. Но почему в книге этих нюансов нет? Она бегло читала короткий абзац, посвященный заклинанию «Anima mate», который призывал соулмейтов. И только больше от этого злилась.
«…не всегда бывает, чтобы у двоих людей одновременно возникали фразы на руках. Обычно, если это происходит, тот, кто узнал свою родственную душу по произнесённым словам — ощущал влечение к партнеру в два раза больше, так как у другого фразы ещё нет…»
— И это всё? — она с досадой захлопнула книгу.
«Можно смыть метку мыслью… просто сильно этого пожелать…»
Гермиона прищурилась, прожигая взглядом предплечье. Обводила каждую букву, проговаривая про себя, как ей хотелось, чтобы она пропала. Как бы, чёрт возьми, хотелось не чувствовать сумасшедшее влечение к… нему.
Её раздражало, что желание помогать ему граничило с желанием касаться. Быть в поле его зрения. Быть той, кто этот ядовитый взгляд впитывал. Это болезнь, и она распространялась с бешеной скоростью.
Гермиона никогда до этого не рассматривала Малфоя как того, с кем можно было бы ощущать то, что ощущали эти проклятые парочки… Он другой. Он зима, холодная, белая-белая. Он лёд, хрустящий под ногами, дающий трещины. Вот-вот провалишься в прорубь и утонешь, захлебываясь в этой отраве…
Грейнджер даже не знала — он ей нравился только потому, что это метка на руке вела её к нему, или потому, что он действительно привлекателен.
Бред.
Ей всегда нравились милые парни. Типа Рона или Теодора… Те, с кем чувствуешь тепло, чувствуешь взаимную симпатию. Слышишь своё имя из их уст, а не горелое выплёвывание фамилии. Ей нравились те, с кем было легче…
С Малфоем они даже поговорить не могли без взаимных упрёков и убитых нервов. Это просто невозможно, чтобы старая древняя игра выбрала для неё Драко в качестве того, с кем она будет счастлива…
На ненависти счастья не построишь.
Но как же жжётся в груди от постоянного поиска себя в его глазах…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Боже.
— Я тут подумал…
Гермиона резко распрямилась на стуле, глядя вперёд и понимая, как тихо к ней подкрался Тео. Он снял с себя галстук и небрежно засунул его в карман, оставив концы свисать по бедру. Он зачесал назад волнистые волосы и огляделся по сторонам.
