Рассказ о «жизни идей» братьев Стругацких [20] ,серьезный культурологический анализ их присутствия в позднесоветском интеллектуальном и эмоциональном пространстве, несомненно, впереди. И книга Скаландиса — будучи, кроме всего прочего, и сама документом своего времени — станет для такой работы одним из важных источников.
Ольга БАЛЛА
[5] Владимирский В. Биография братьев Стругацких <http://www.krupaspb.ru/piterbook/fanclub/>.
[6] <http://svet-smoroda.livejournal.com>.
[7] m_inackov <http://lartis.livejournal.com>.
[8] Данилкин Л. Братья Стругацкие <http://www.afisha.ru/review/books>.
[9] Шубинский В. Ант Скаландис. «Братья Стругацкие» <http://www.openspace.ru/
literature/projects>.
[10] Например, стр. 235, 286, 289, 349, 387, 422…
[11] Например, стр. 200 — 201, 247, 268.
[12] Например, сопоставление фильма Шпаликова «Я шагаю по Москве» и «Попытки к бегству» АБС: автор усматривает в них общий дух и общую стилистику.
[13] Например, поход Хрущева на выставку в Манеж и его последствия.
[14] «<…> все полки в коридоре прямо при входе в квартиру были забиты крупами, консервами <…>»
[15] Это сказано во второй половине 1990-х!
[16] «Занялся сейчас, — пишет Аркадий Борису в 1950 году, — опять проблемами познания. Страшная неразбериха царит в этой области, особенно в отношении терминологии, когда смешивают и валят в одну кучу понятия „сознание”, „мышление”, „мысль”, „духовное” и пр. Стараюсь разобраться в этих авгиевых конюшнях. У Сталина об этом сказано очень мало, а других авторитетов я здесь не признаю, ну их к чорту». Скаландис комментирует это так: «Трудно не вздрогнуть от такого пиетета, хотя оговорочка „здесь” и этот „чорт” по правилам старой орфографии придают всей фразе слегка иронический оттенок. Но только для нас и сегодня», — спешит он добавить, так и не объяснив, что в этом «для нас и сегодня» иронического.
[17] Собственный вариант коммунистических идеалов у них сохранялся, судя по приводимым цитатам, чуть ли не до конца 80-х (см., например, интервью АН рижской газете «Советская молодежь» 1988 года).
[18] Из статьи АБС в «Независимой газете»: «…коммунизм — это ведь общественный строй, при котором свобода каждого есть непременное условие свободы всех, когда каждый волен заниматься любимым делом, существовать безбедно, занимаясь любимым и любым делом при единственном ограничении — не причинять своей деятельностью вреда кому бы то ни было. Да способен ли демократически мыслящий, нравственный и порядочный человек представить себе мир более справедливый и желанный, чем этот? Можно ли представить себе цель более благородную, достойную, благодарную? Не знаю. Мы — не можем». Это, между прочим, январь 1991-го. Уже все иллюзии, казалось бы, позади.
[19] Кучерская М. Понедельник не кончается <http://friday.vedomosti.ru/>.
[20] Одна из таких попыток, предпринятая около двадцати лет назад, — пространная статья В. Сербиненко «Три века скитаний в мире утопии» («Новый мир», 1989, № 5). (Примеч. ред.)
Размышления о русской судьбе
Рената Гальцев а. Знаки эпохи. Философская полемика. М., «Летний сад», 2008, 668 стр.
Два десятилетия публицистики Ренаты Гальцевой. Два десятилетия русской истории, за которые наше общество вышло из коммунистической пустыни. Но куда вышло? Об этом, так или иначе, все статьи, собранные в книге.
Автор «Знаков эпохи» не историк, не социолог, не литературовед, хотя в книге немало страниц посвящено и рассмотрению прошлого, и анализу современных ценностных ориентаций в культуре, и раздумьям над умными книгами. Автор — философ, и сквозная тема книги — борьба за ум народа. «Знакомясь со статьями сборника, — пишет в предисловии Рената Гальцева, — читатель поймет, к чему ведет автор, хотя последний приступил к делу <…> без заранее намеченной цели, кроме цели обозначить вывихнутый сустав века (и тем, быть может, по-своему помочь его вправить)».
Историко-философские исследования составляют большую часть этого тома. Среди них и «Утопическое в русской философской мысли ХХ века», и размышления о новых тенденциях мысли мировой — «К определению места „новых философов”», «Парадоксы неоконсерватизма», «Евразийская идея: Вчера, сегодня, завтра». Но даже в чисто философских и порой не касающихся напрямую русской мысли работах Гальцевой — все та же скорбь по заблудившейся России, тревога о ее грядущей судьбе.
Следуя лучшим традициям философского анализа, автор уверена, что «вывих сустава века» происходит сначала в умах, потом ум обманывает сердце, а обманутое сердце избирает ложные пути жизни, на которых теряется и гибнет общество, если не найдет в себе сил и мужества уразуметь правду. Уразумению правды — правды мировоззренческой, правды исторической, правды художественной — и посвящена эта книга. Я позволю себе сосредоточить внимание главным образом на историческом аспекте анализа, осуществляемого Ренатой Гальцевой в «Знаках эпохи».
Анализ этот строится вокруг двух вех русской истории — 1917-го и 1991-го —года великой катастрофы, и года, когда коммунистический режим пал. В отношении первой из вех задается вопрос: как такое могло случиться в России? Здесь надо понять причины, чтобы не повторить ошибок. В отношении 1991 года подход иной. Будущее открыто, творится ныне, и с глубокой гражданской убежденностью автор пытается строить новую, точнее — возрожденную Россию в той «атмосфере свободы», которой все мы дышали еще так недавно…
Но вернемся к причинам 1917 года. Рената Гальцева виновником «вывиха» общественного сознания, приведшего к национальной катастрофе, считает тех русских людей, кто первыми высказал губительную мысль о сломе всей старой, традиционной России как необходимом условии строительства России новой — счастливой и справедливой. «Губительную мысль», понятно же, первыми высказали те, кто только и умел мыслить и выражать свои мысли в форме письменного слова, — «орден передовой интеллигенции». Гальцева пишет: «…все, что происходит с Россией, принадлежит, конечно же, ее собственной истории. Но при взгляде на ее исторические „срывы” возникает странное чувство, что они не продиктованы ее насущными, как говорится, социально-экономическими нуждами и тем более не вытекают из глубинной национально-государственной тенденции ее бытия, или, говоря по-гегелевски, из действия „субстанциальных сил” ее истории, а представляют результат работы побочного фактора. Он лежит на поверхности, в „надстроечной”, идеологической плоскости и есть не что иное, как само явление отщепившейся от государства и враждебной к нему интеллигенции. Отсюда вытекает и раскол между ней и народом, остававшимся до последних, предреволюционных времен при „вере, Царе и отечестве <…>”».
Факт остается фактом. Начиная с Радищева и, уж точно, с декабристов, мыслящие русские люди все чаще противопоставляли себя и свое дело делу государеву и государственному. Герцен, Бакунин, Ткачев, Чернышевский, Михайловский, а вслед за ними веер социалистов — народных, революционных, демократических, распавшихся вскоре на меньшевиков, для которых слово «демократия» еще что-то значило, и большевиков, для которых оно не значило ровным счетом ничего. И русское общество, в той степени, в которой оно вообще имело ответственное гражданское чувство, пошло за этими социалистами (вспомним эволюцию партии «Народная свобода»), за разрушителями и учредителями заново государства Российского (отсюда популярность лозунга «Вся власть Учредительному собранию»), а не за охранителями-реформаторами. Героями Ренаты Гальцевой, позиционирующей себя как «либеральный консерватор», в мире мысли являются Алексей Хомяков, Владимир Соловьев и авторы «Вех», в мире государственной жизни — деятели Великих реформ 1861 — 1864 годов, а вслед за ними — Петр Столыпин и генерал Лавр Корнилов. Но все они и всё их дело потерпели великое поражение в ХХ веке. Почему?
