В людях от этого зрелища просыпался древнейший, не подвластный разуму инстинкт — бежать! Бежа-а-ать!..
И побежали, озираясь и падая. Тащили впопыхах схваченное имущество, детей и стариков. Обращенные к огню лица становились мертвенно-бледными, а те, кто вымазался в нефти, при таком освещении делались иссиня-черными. А поскольку чистыми оставались лишь младенцы-груднички, то они на руках у этой аспидной человеческой мешанины казались неестественно белыми и светились в темноте. Люди не узнавали друг друга, не узнавали детей своих, что постарше, мужей, жен, дочерей. Толпа густела, вздымалась, будто тесто в квашне, и один бесконечный крик, страшный в своем громогласии, подобный возгорающемуся газу, расширялся и заполнял все поднебесье.
Бежать! Бе-е-ежа-а-ать!!!
Раскаленная горящая нефть текла по водосточным канавам к городу, и уже запылали крайние от буровой дома. Огненный вал катился стремительно и неудержимо, а впереди его плясали по улицам дымные вихри. Они достигали бегущую толпу, проносились по головам, рвали из рук узлы, грудничков, и людям чудилось: не уйти от огненного смерча. Вот сейчас багрово-дымная стена, соединившая небо и землю, догонит и накроет последних бегущих жителей города. И никому не будет спасения…
Но когда от летящего по земле огня уже трещали волосы и сохли воспаленные глаза, толпа вдруг остановилась от головы до хвоста, дрогнула, издав болезненный вопль, и замерла на несколько секунд. Блестящие взоры устремились назад, и живыми оставались разве что глаза…
Между людьми и пожаром оказалась человеческая фигура в белом одеянии. Горячий красный воздух увеличивал ее почти вдвое, медленно изламывал, как изламывается в воде отражение, но все одновременно узнали бабку Альбину. Воздев руки, старуха стояла лицом к огню и словно усмиряла его.
Кто был в памяти, тут же вспомнили ее предсказание и предупреждение — не трогать, не шевелить землю. Вот она, геенна огненная!
Всего несколько секунд взирали люди на старуху, но и этого хватило, чтобы понять, кто на самом деле правит миром.
Бабка Альбина шла в огонь. И огонь, словно принимая жертву, ослабил свой натиск, и замер пламенный смерч. Толпа ринулась прочь от пожара, и мало кто видел, как на старухе сначала вспыхнуло белое рубище, затем волосы, но она все шла и шла вперед, пока не соединилась с огнем. Ослепительно белый шар отделился от земли, поднялся в дымное небо и там взорвался, превратившись в ничто. Даже искорки не вернулось назад.
Но, возможно, это просто взорвался сгусток подземного газа.
Только в ресторане «Купол» ничего не видели и не слышали. Здесь горел яркий электрический свет, сияли бокалы, лица и глаза. Толстые стены глушили звук, узкие окна не пропускали внешнего света, и к тому же с началом пожара высокий московский чин встал и начал произносить тост в честь академика, предсказавшего и, по сути, сделавшего историческое открытие нового нефтеносного региона.
В это время милиционеры, заметившие пожар, доложили начальнику милиции, и тот стал прорываться в ресторан, чтобы сообщить своему руководству. Однако за дверями была еще одна охрана — крепкие ребята в серых костюмах, и им было плевать на милицию и на пожар, когда говорил высокий чин. Тогда начальник зашептал:
— Передайте по команде — пожар! Пожар, передайте по команде!
Ребята принюхались — дымом не пахло, значит, пожара не было. Передать-то было можно, да руководство охранников находилось в Москве.
И лишь когда закончилась высокая речь, потом стих грохот аплодисментов и звон бокалов, когда счастливый академик поднялся для ответного слова, от ударной волны брызнули стекла из окон и окропили присутствующих. Все заволновались, Чингиз поклялся перерезать всех есаульских хулиганов, кто-то позвал милицию, и тогда начальник крикнул через головы внутренней охраны:
— Пожар!
Реакция на это зловещее слово почему-то была необычная. Все посмотрели на высокого начальника, а тот спросил:
— Пожар?
— Так точно! — осмелел начальник милиции. — Пожар!
— Вызовите пожарных, — посоветовал высокий чин. — Зачем же окна бить?
Первыми на улицу выбрались журналисты, глянули и, потеряв разум, закричали:
— Горим! Спасайтесь! Бегите!
Им почему-то поверили сразу, в ресторане задвигали стульями, загремела посуда. Есаульские гости и нефтяники высыпали на улицу, но при виде огня несколько поуспокоились: и не такие пожары приходилось видеть на буровых. Для диковатых туземцев и журналистов впечатлительно, щекочет нервы, но для профессионалов дело привычное. Поскольку время было позднее, то возвращаться за столы не имело смысла. Гости обнялись с первооткрывателями черного золота, сели в машины и отбыли на вертолетную площадку.
Едва они скрылись, как из ресторана, забыв все на свете, немедленно бежала вся прислуга. И с десяток самых терпеливых и необидчивых мужиков выбрались из кустов, проникли под купол бывшего храма, заперли за собой окованные двери и, начав с крайних, пошли обходить столы по кругу.
Тем временем уже горела вся прилегающая к судоремонтному заводу территория. Потоки горящей нефти сбегали с высокого берега и, растекшись, зажгли реку. Город наполовину охватило огнем, и участь другой половины была предрешена. Нечего было и думать тушить такой пожар. Дорвавшиеся до дармовой нефти нищие жители Есаульска натаскали ее в дома и залили все кадушки, бочки, ведра и четверти.
Хватало огню пищи…
К утру все было кончено. Есаульска больше не существовало. Выгорело не только дерево, но и земля, пропитанная нефтью. Там, где был город, стояли лишь закопченные печи да редкие каменные постройки. Растревоженный Купол несколько успокоился, хотя еще выбрасывал гигантские клубы огня, и, что странно, черное золото уже не текло в сторону города, а целиком сливалось в реку, пробив себе огненное русло. Пожар, проглотив город, откатился на свое место и бушевал теперь вокруг судоремонтного завода. Горящая нефть, захватив Повой, устремилась вниз и погнала прочь катера, самоходные баржи и тягачи.
Чингиз уже вел по земле, воде и воздуху пожарную технику и специальных пожарных, умеющих укрощать огненные колоссы. Вызванные из соседнего района пожарные добивали и так затухающий огонь в городе. Они рыли бульдозерами канаву, чтобы отсечь гудящее пламя от Есаульска, хотя в этом уже не было нужды. На пожарище, конечно же, не оставалось ни одной живой души, да и не могло остаться после геенны огненной. Каково же было удивление, когда пожарные, открыв багром еще не остывшую дверь в церковь, обнаружили там гуляющих мужиков. И гулять бы им хватило еще надолго, ибо они едва одолели половину столов. Мужики великодушно зазвали пожарных и подали по стакану вина, чтобы промочить пересохшие глотки.
А бежавший из города народ не остановился где-либо поблизости, чтобы переждать стихию и затем вернуться к родным пепелищам. Он уходил все дальше и дальше от Есаульска, причем молча и без оглядки. Дороги едва хватало, чтобы уместить всех: люди старались идти рядом, плотно, и никто не хотел отставать. Тысячная толпа шла единым порывом, целеустремленно и самозабвенно. Впереди, с посохами в руках, шагали старики, за ними — мужики помоложе, затем вперемежку парни, женщины, дети и старухи. Встречные грузовики издалека начинали сигналить, но вид у народа был такой непривычный и решительный, что шоферы съезжали в кювет и со страхом таращились из кабин.
Примерно на вторые сутки есаульских беженцев догнал Чингиз и попытался вернуть назад, суля каменные дома с балконами, газ и теплые сортиры, однако люди вышли из его повиновения. Да и вряд ли кто был властен теперь над ними. Еще через пару суток толпу видели будто бы на Красноярском тракте, потом вообще на каком-то проселке. А скоро их след совсем затерялся, и сколько бы ни искали несчастных погорельцев, чтобы возместить им убытки, так и не нашли. Если бы потерялся один человек, то милиция объявила бы розыск и расклеила портреты, но когда исчезает толпа в тысячу душ, в это никто никогда не поверит, ни один милиционер не примет заявления о пропаже.
Пожар в Есаульске потушили, укротили фонтан, поставив задвижку, и немедленно начали строить новый город. Все тогдашние западные газетенки и вражьи голоса, питающиеся из недостоверных источников, сообщили об открытии нового месторождения и о страшном пожаре. Они так же интересовались судьбой обездоленных жителей и выражали им сочувствие, размышляли об отсталости советской нефтедобычи и средствах тушения пожаров. Короче, это была очередная фальшивка времен холодной войны.
Но никто пока не знал и даже не подозревал о самом главном событии, происшедшем в связи с трагедией и обновлением Есаульска. Никто, кроме одного-единственного человека, не ушедшего с беженцами и оставшегося в городе.
Местность, под которой находился Купол, после пожара чуть опустилась, всего на два-три сантиметра, однако этого хватило, чтобы река Повой изменила фарватер, прильнула к городскому берегу и начала подмывать его основание, сметая струями песок с такой же осторожностью, как археолог сметает кистью пыль веков.
