добыче огня? – От уголков его черных, как угли, глаз тянулась сеть морщин. – О холодных временах, когда наш народ не мог согреться?
– Там была Горихвостка, – ответила Черри, – волшебная птица, которая принесла пламя на хвосте.
– Верно. Она сказала, что огонь достанется самому терпеливому и выносливому.
– Тому, кто не отказывает другим в помощи и совершает добрые дела, – добавила она шепотом.
– …И люди бежали за птицей, неся в руках смолистые ветки. Целое племя – от детей до стариков. Они шли через горы, болота и реки. Сдавались рано или поздно и сворачивали с пути. Думали, что маленькая птичка требует слишком многого. Даже огонь не стоит таких мучений.
Он замолчал, и Черри продолжила:
– В конце остался один. Он обрадовался тому, что другие повернули, и возомнил себя хозяином огня раньше времени. Потребовал награду, но ничего не получил. Тогда Горихвостка вернулась на брошенную стоянку и увидела в вигваме молодую женщину… – Черри вытерла щеку. – И спросила: «Почему ты не последовала за своим племенем?» Та ответила: «Я не могла оставить больного отца». Тогда Горихвостка доверила ей огонь…
– …Которым женщина поделилась с другими, когда те пришли домой, усталые и замерзшие. Не забывай об этом, Птаха. – Он продел нить сквозь последнюю бусину и завязал узел.
Никто не называл ее так, кроме отца. Ничьих ушей не касалось это прозвище. В детстве она все, что имела, меняла на перья. Даже еду. В Слэк-Сити не было птиц: только охотники, прибывавшие из западных Штатов, торговали подобной редкостью.
Черри до сих пор помнила, как носила за ухом перо фазана. Недолго, около часа. Потом ей выбили зуб в переулке, чтобы не задавалась. Она расстроилась, но несильно. О подарке жалела больше.
– Пересматриваешь записи?
Оглянувшись, она увидела Джима на пороге. Спешно нажала на дисплей v-линка, скрывая изображение. Черри не услышала, как он поднялся по лестнице.
– Да. Раньше я могла говорить с ним, когда захочу.
Теперь это в прошлом: она перестала слышать духов. Привычное разноголосье боли, жалоб и советов ушло. После смерти люди почти не менялись: каждый оставался к чему-то привязан. Каждый злился и сетовал на судьбу. Или старался помочь – вставал между ней и Скорбью, щедро делясь воспоминаниями о светлых днях.
Черри поднялась из-за стола и шагнула к Джиму.
– Как успехи?
Его правый рукав по-прежнему висел вдоль тела.
– Энди почти закончил. Завтра еще одна примерка.
Она кивнула. С тех пор как началась война между бандами, Док окопался в подвале ее дома на углу Тридцатой улицы. Работал с бионикой, доводил до ума формулу «обратного» фейрума. Глядел на нее с настороженностью и неприязнью, стоило Черри возникнуть в поле его зрения. Как на бомбу с часовым механизмом.
Этот взгляд ее откровенно смешил. Если Энди думает, что она снова обернется божественной сутью, истребляющей миры, – пускай. Дважды камень в одну воронку не падает. Тем более в масштабах оренды[70].
Черри до сих пор не знала, в какой мир они вернулись: в свой собственный или смежный, почти не отличимый по событиям и течению времени. Изумрудный малыш, который вел их через Прослойку, исчез. Как и другие спутники Джима. Иногда он вспоминал о них и становился задумчивым. Иногда вглядывался в ее лицо – не так, как Лагард, не проверяя, а считывая настроение в чертах, пытаясь сохранить в сознании ее образ.
Отчасти она его понимала. Память – хрупкая вещь. После всего, что они пережили, сознанию требовалось подтверждение: я здесь, я есть, и остальные тоже. Духу требовалась поддержка.
Она взяла его руку и повернула ладонью к себе. Плетеный браслет на запястье едва держался: нити потеряли краски, узел ослаб. Карта его путешествий через миры выцвела и потускнела.
– Хочешь, сделаем новую? – предложила Черри. – Из вампумов. Я ни разу не плела сама, но наблюдала за ним всякий раз.
Джим не успел ответить. Стекла в доме задрожали, со стены упала картина. Вихо ее любил: на холсте были изображены два волка – черный и белый. Еще одна легенда, которую не следовало забывать.
– Похоже, Восьмерки сдвинули баррикады. Третий взрыв за сутки, не считая вчерашнего пожара. Надеюсь, за чертой Поджи притормозит. – Джим нахмурился, отдернув занавеску. За окнами лил дождь.
– А иначе? Пойдешь с ним толковать? – Она достала ящик с ракушками и теперь раскладывала их на столе, выбирая подходящие.
– Кто-то ведь должен.
– Это не твоя война, Джим.
– Люди страдают в перестрелках. Гражданские. Дети.
– …Но так бы поступил хороший человек, – закончила она и ободряюще улыбнулась.
«Мы есть, мы живы, мы вместе».
Хорошие люди всегда делятся огнем, а что до войны… Война никогда не меняется.
Special 03
Выбор
♬ Sam Tinnesz, Zayde Wølf – Man or a Monster
Миг назад Джек Хиггинс исчез.
Париж, испуганная Филиппина, звон посуды в ресторане «Terminus Nord» – все это принадлежало миру живых, а он – больше нет.
«Вот дурак. Торопился напомнить о главном, а заказ не оплатил, – пришло в голову запоздалое откровение, – теперь Деревцу придется выкручиваться».
Джек осмотрелся. Холщовая палатка встретила его светом керосиновых ламп. За столом сидел старый друг: скалил пасть, не прячась за человеческим обликом.
– Давно не виделись. – Он усмехнулся и выглянул наружу. Две тропы без конца и начала сходились на перекрестке, делили пустошь на четыре части. Небо и земля почти не отличались оттенками серого. В воздухе парили бледные, лишенные цвета анимоны. Наспех сотворенная иллюзия говорила об одном: творец устал, фантазия иссякла.
– Тебе надоело, да? – Джек опустился на свободный стул. – Наскучила самая большая игра из тех, что ты когда-либо затевал?
Койот невозмутимо раскладывал карты: одну себе, другую Джеку, и снова – пока не кончилась колода.
– Ты же бог обмана, – продолжал наступать Джек, – хитрости, веселья… Почему так любишь правду? Выискиваешь, как маньяк с лопатой, в надежде добраться до золота. Ради чего?
– Попр-робуй ответить сам. – Он подвинул стопку карт. – Снимай.
У Джека выпала десятка, у Койота – король, и он забрал обе карты.
– В этом твое веселье, да? Заглядывать в нутро, копаться в сокровенном. Обман – это шелуха, а правда горька и неприглядна. Правду говорят в отчаянии. От безысходности. Когда не остается сил – или поводов – плести очередную ложь.
Валет против дамы. Джек терял карты, его стопка уменьшалась с каждым ходом.
– Ты все потр-ратил.
– Я мог сделать это и раньше. На мой век хватило историй. Если хоть одна из них тебя позабавила… Что ж, я страдал не зря, – добавил он с иронией.
– Думаешь, искупил свой долг?
– Думаю, да.
– Снял пр-роклятие?
– Не сам. Она мне помогла.
Койот по-звериному фыркнул. Джек пожал плечами. Правда за правду, око за око. Он не врал на сей раз, не прикрывал пустоту колодца кружевной сетью выдумки.
Час и век – все было едино, пока он не встретил Деревце. Повидал десятки стран, собрал сотни историй, а поди ж ты, зацепила одна. Как тот самый гвоздик –
