предчувствую, будет задачей “со звездочкой”.
— Настолько влип, да?
— По уши.
— В полку кастрированных прибыло? — ржет Стас.
— Пока нет, но скоро.
— Даже и не знаю порадоваться за тебя или посочувствовать. Теперь с вами, женатиками, ни повеселиться нормально, ни выпить. Скучные вы, семейные.
— Ничего, однажды ты тоже женишься. И мы с Ремом с распростертыми объятиями встретим тебя в своем клубе кастратов. Введем, так сказать, в курс всех подкаблучных дел.
— Исключено.
Я хмыкаю. Да-да, помнится я Ремизову почти тоже самое этой зимой говорил. Как раз, когда у них с Авой только начал закручиваться настоящий роман. Та тоже друга быстро под каблук взяла. Вообще, женщины семейства Фоминых — страшные женщины. Увидел раз — пропал на всю жизнь. Был мужик — нет мужика. Зато в мире становится на одного больше покорного, готового за ней песок целовать влюбленного слюнтяя. Раньше меня бы это напугало, а сейчас я даже в некоторой степени ловлю от своего “положения” кайф.
Мы выходим из ледового. Я окидываю взглядом служебную парковку. Почти все парни уже разъехались. Только тачка Ремизова все еще на месте. А вот, кстати, и он сам. Наш кэп резвым козликом чешет из пекарни напротив с бумажным пакетом наперевес. Заметив нас, меняет курс, подгребая и пожимая Образцову руку.
— Что, Ярик, плюшками после тренировки балуешься? — посмеивается Стас.
— Это жене. Она у меня жить не может без манговых эклеров, а это единственная пекарня в городе, где их просто божественного готовят.
— О чем я и говорил, — подмигивает мне Стас. — Еще не поздно с этой кривой дорожки свернуть. Пока яйца на месте.
Я качаю головой. Да, блин, осуждающе! Потому что то, что мы готовы сделать все для своих женщин не значит, что у нас нет яиц и напрочь отсутствует все мужское. Кулаки, например, все еще неплохо ломают носы и Образцов рискует прочувствовать это на собственной шкуре…
Шутка, конечно.
Хоть и не без доли правды.
— С какой дорожки ему свернуть? — непонимающе переводит взгляд с меня на Образцова Ярик.
— А ты тоже не в курсе? Бес-то у нас жениться собрался.
— Да ладно? — округляет глаза Ремизов.
Я неловко чешу затылок. Дьявол, не так я собирался ему сообщить, что имею виды на младшую сестренку его жены. Ой, не так! Хотя рассекретить наши отношения следовало уже давно. Я даже в некоторой степени мучаюсь совестью. И это дерьмое чувство, скажу я вам. Не пробуйте.
— Ладно, парни, мне пора бежать, — поглядывая на часы, кидает Образцов. — Если что — на связи. Бес, — смотрит на меня, — жду решения.
Я киваю.
Мы прощаемся.
Стас уходит, оставляя нас с Ремизовым наедине.
Я только успеваю мысленно порадоваться, что с темы моей женитьбы мы плавно “свернули”, как Рем интересуется:
— Так на ком ты там, интересно, женишься, а, Бес? — пихает меня кулаком в плечо кэп. — У нас в стране что, начали регистрировать браки с собственным эго?
— Да ну тебя, — отмахиваюсь я, посмеиваясь.
— Я ее знаю?
— Возможно.
— То есть не рассекретишь личность своей “мисс икс”?
— Не-а.
— И даже фотку не покажешь?
— Не сейчас. Только в располагающий к долгому разговору обстановке.
— Она у тебя в ФСБ что ли работает? — хмурится Ремизов. — Разведка? Спецназ? Кибервойска? Почему нельзя о ней чуточку конкретней?
— Потому что тебе это гарантированно не понравится.
— Единственное, что мне гарантированно не понравится — если ты закрутишь роман с моей женой. Но этого не будет, потому что у моей Птички отменный вкус и она по уши влюблена в меня, а ты вообще не ее типаж. Следовательно — ты хреново обо мне думаешь, потому что я искренне желаю тебе счастья, дружище. Давай, колись.
Блть! И почему у меня ощущение такое, будто меня только что приперли к стенке?
Вопрос: как долго и насколько мучительно я буду умирать от рук Царицы, если нарушу свое обещание молчать и расскажу все Ремизову прямо сейчас? Ответ: после такого ад мне покажется раем. Я больше чем уверен, что у этой страшной женщины есть карманное пособие по средневековым пыткам.
С другой стороны — тут либо резко шокировать, либо еще полмесяца молчать.
Пан или пропал?
— Какие у вас с Авой планы на вечер? — решаясь, спрашиваю я.
— Никаких. Привезешь знакомиться? — лыбиться друг.
— Типа того, — нехотя соглашаюсь. — Правда я понятия не имею до скольки она в зале. Надо сначала дозвониться, — тянусь за телефоном.
— Спортсменка, значит?
— Типа того…
— Заладил: “типа того”, “типа того”, — бросает взгляд на наручные часы Ярослав. — Слушай, так может заскочим в магазин и сразу к нам с Птичкой? Через час начнется матч наших потенциальных соперников, Федотыч нам не простит, если мы пропустим эту зарубу. А своей таинственной невесте скинешь адрес. Или, если она уже свободна, подхватим по пути. Что думаешь?
Что я думаю?
Что надпись “пал смертью храбрых” будет очень красиво смотреться на моем надгробии.
Глава 47
Марта
— Так, подожди, — чешет кончик носа сестренка. — Стой… то есть, сиди! — растерянно взмахивает руками. — Нет. Да нет, мне же послышалось? — мельтешит у меня перед глазами взад-вперед Ава. — Повтори, пожалуйста, а то я, кажется, на фоне своей зацикленности на беременности услышала что-то другое. Ты сказала: “есть вероятность, что ты…” что?
— Нет, ты все правильно услышала, — мямлю я. — У меня задержка. Я, кажется… беременна.
— А… о-о-о… о, вау… офигеть! А ты… ну… кто?
– “Кто” что?
— Кто отец ребенка?
— Может присядешь, — скромненько двигаю свою попу, освобождая место рядом на банкетке. — Просто эта новость тоже из разряда “о, вау, офигеть”.
Ава смотрит на меня огромными от удивления глазами. Хлопает своими длинными ресницами и, в конце концов, взвесив все “за” и “против” — садится рядом. Мы молчим. Долго молчим. Я слышу как тикают часы в их с Яриком спальне. А она, на минуточку, в другом конце квартиры! Мое нервное напряжение взлетает до таких значений, что если бы в человеческое тело была встроена шкала, она давно бы уже взорвалась.
В итоге, не выдержав давящей на ушные перепонки тишины, мы с сестрой выдаем в унисон:
— Я его знаю?
— Что мне делать?
И снова затыкаемся, переглядываясь.
Что она спросила?
Ах, да…
— М-м, — невнятно мычу я, жуя губы, — возможно.
— Возможно или точно?
— Точно знаешь.
— Насколько хорошо знаю?
— Полагаю что очень хорошо, это… он… понимаешь… — вытираю влажные ладони о джинсы, чтобы унять нервную дрожь, — я уже давно собиралась тебе все рассказать. Честно! Просто все, как-то, было ни к слову и не к месту, а
