Но начал не с характеристики общей ситуации, её анализа, а с того, где действительно имелись успехи — с роста концессии. Сообщил, что Главконцесском уже заключил договоры с 15 немецкими фирмами, с 10 — американскими, с 17 — английскими, а всего с 55. Правда, почему-то не уточнил, чем же они все будут заниматься. Зато рассказал об иной форме сотрудничества с капиталистическим миром — о создании смешанных, то есть с участием советского капитала, обществ. Призванных заниматься преимущественно заготовлением и вывозом древесины: «Руссанглолес», «Руссголандлес», «Русснорвеглес», уже давших доход в размере 2,5 млн. рублей.
Более подробно остановился на экспорте хлеба, в минувшем году составившем 40 млн. пудов, а в наступившем, по прогнозам, должного увеличиться в десять раз. Объяснил и причину того. Посевные площади достигли 81% довоенных, то есть 70 млн. десятин, а валовой сбор — 72,5%, или 2,8 млрд. пудов (Только умолчал о не менее значительном — урожайность в Германии, куда и вывозился главным образом советский хлеб, в 1923 году составила 19 центнеров с га, а в СССР-9,3.)
От сельского хозяйства Зиновьев перешёл к промышленности, снова сконцентрировав внимание на успехах. На росте добычи угля и нефти, выплавке чугуна и стали, на текстильном производстве. Но росте их по сравнению с последними двумя годами, хотя и признал — самая успешная, лёгкая промышленность всё ещё составляет 75% от довоенного уровня. Напомнил, что в следующем году завершится строительство Волховской, Шатурской, Нижегородской и Штеровской (Донбасс) ГЭС, мощность которых вместе с уже действующими Каширской и Кизеловскои (Урал) составит 200 тысяч кВт.
С гордостью сообщил, что впервые бюджет получил 53,5 млн. рублей от государственных промышленности, торговли, банков и концессий. Что «кризис сбыта исчерпан», а на очереди — подъём тяжёлой промышленности. И пояснил с неслабеющим оптимизмом: «Конечно, через год-два мы не достигнем ещё довоенного предела во всех областях, но пора всё-таки вопрос о дальнейшем движении за пределы довоенного уровня поставить и перед собой, и перед рабочими». А потом все сложнейшие вопросы экономики упростил, сведя их к классовой борьбе с новой буржуазией.
«Удержались ли мы, — задался Зиновьев вопросом, — в области НЭПа на должной границе? Не перехлёстывает ли НЭП через поставленные рамки?». Выразил опасение — «Мы иногда перехлёстываем за пределы допустимого в деле восстановления собственнических отношений, наша юриспруденция на практике делает слишком большие уступки в пользу нарождающейся собственности». И тем не менее с прежней уверенностью энтузиаста заключил: «В вопросах внутренней политики НЭП остаётся». Мол, надо «не столько “жать” их (новую буржуазию. — Ю.Ж.), сколько поднимать “своё” — долю рабоче-крестьянского государства»{377}. Только не объяснил — как.
Прения по докладу Зиновьева поначалу мало что добавили к сказанному. Красин заметил, что на втором месте нашего экспорта стоит пушнина. Делегат от Одесской парторганизации А.В. Иванов призвал к контролю за смешанными обществами, деятельность которых подчас завершается бегством зарубежного компаньона с деньгами, да предупредил о возможной вскоре нехватке товаров, если год окажется урожайным. Ларин ехидно напомнил: «вот мы поднимаемся, а нэпманы всё больше разгульничают, всё больше жиреют»{378}.
Даже выступление Преображенского, названного Троцким одним из трёх «наших экономистов» — в одном ряду с Пятаковым и А.П. Смирновым, оказалось лишённым какой-либо остроты. Он всего лишь напомнил съезду о поправках, сделанных в ходе дискуссии, формально порождённой резолюцией ЦК «Об очередных задачах экономической политики» от 24 декабря 1923 года.
Преображенский напомнил делегатам съезда о следующем:
1. «Мы выдвинули на первое место усиление планового начала в нашем народном хозяйстве». 2. Выдвинули «вопрос о необходимости борьбы с нэповским накоплением». 3. Предложили уравнять экспорт и импорт, ввозя в первую очередь машины и оборудование, не отказываясь полностью и от ширпотреба. 4. Для борьбы с нэповским накоплением предложили реорганизовать кооперацию, то есть государственную торговлю. 5. Заявили о необходимости управлять всем государственным хозяйством как единым целым{379}.
Одним словом, воспользовался предлогом, чтобы изложить экономическую программу оппозиции. Заодно отметил, что большинство её пунктов не только одобрено и принято ЦК, но даже использовано Зиновьевым в отчётном докладе. Такая оценка идей оппозиции немедленно вызвала шквал критики представителей большинства. Первым ринулся в бой за приоритеты партии Рудзутак, всё ещё ощущавший себя секретарём ЦК. Попытался доказать, что ничего нового в выступлении Преображенского нет, он всего только «изобретает порох во второй раз», что всё, о чём он говорил, уже решено предыдущим съездом. И перешёл к доказательствам.
«У нас хромает плановое хозяйство не потому, что наша партия не догадалась его построить, а потому, что общие экономические условия, наша нищета и разорение не дали нам возможности перейти к постройке этого правильного хозяйственного плана». Но вот «изменилась обстановка, у нас проведена денежная реформа, мы уже можем составлять плановое хозяйство по отдельным отраслям промышленности».
Уличил Рудзутак своего оппонента и в незнании торгового баланса, который позволил, по мнению Преображенского, накопить «какие-то большие суммы в иностранной валюте». Ничего подобного, заметил Рудзутак. Нет, «этих запасов иностранной валюты у нас еще слишком мало». Напомнил делегатам и о весьма серьёзной ошибке, допущенной оппозиционером в планировании внешней торговли. О предложении ввозить ткани (ширпотреб!), которое было отвергнуто, заменено решением об импорте хлопка, позволившего загрузить отечественные ткацкие фабрики{380}.
Вся дальнейшая полемика свелась к осуждению прежде всего Троцкого, который в своём выступлении так и «не покаялся в ошибках», продолжал говорить о бюрократизации партии, и только вслед за тем — Преображенского. Но не конкретно, а вообще, за оппозиционность. Тем не менее даже такая имитация дискуссии заставила Зиновьева в заключительном слове кое-что скорректировать. Уйти от прежнего восторженного оптимизма. Признать, что «вопрос о заработной плате — крайне больной вопрос, тут похвастаться за год особенно нечем;.. побороть безработицу в рабочей её части… крайне трудно».
Чтобы уйти от вполне возможного пессимистического впечатления от политики партии за истекший год, доказать хоть как-то её правоту, Зиновьев предложил своё, новое толкование НЭПа. Оказалось, что под ним следует понимать «национализацию государственных промышленности и транспорта, создание социалистических трестов, национализацию земли, наличие банков в наших руках, монополию внешней торговли и государственное регулирование внутренней». Словом, достигнутое ещё в Октябре.
Такому НЭПу Зиновьев противопоставил иной, негативный, осуждаемый и им, и ЦК, и всей партией — «мы часто подразумеваем под этим (новой экономической политикой. — Ю.Ж.) спекуляцию, рвачество и нэпманство»{381}. Тем самым завуалированно признал провал того НЭПа, который был провозглашён в 1921 году
Для 13-го съезда ПБ, ЦК впервые не подготовили резолюцию по промышленности, как то было много лет подряд. Но всё же как бы отдельным пунктом сформулировали ближайшую задачу для данной отрасли народного хозяйства. Развившую, и довольно неожиданно, без необходимых на то пояснений, обоснований стратегическую задачу, несколько иначе сформулированную Зиновьевым в его докладе. Сказавшим: «Теперь, когда дело с нефтью на мази, когда дело с углём на мази, когда дело с транспортом на мази, когда денежная реформа развивается более или менее благополучно, план поднятия металлургии уже не утопия»{382}. Имевшим в виду всего лишь «подъём» металлургии. Доведение ее до дореволюционного уровня. Только металлургии, то есть выплавки чугуна и стали для нужд отечественного производства.
В резолюции же речь пошла совершенно об ином: «Очередь за металлом, — указала она, но тем не ограничилась. — Наладить производство средств производства внутри Союза означает создать действительно прочную базу для социалистического хозяйства и в значительной степени освободить себя от необходимости передачи больших заказов за границу (выделено мной. — Ю.Ж.)»{383}.
Иначе говоря, съезд сформулировал ту самую задачу, которую стране придётся решать только спустя четыре года. Ушедших на полный споров поиск источников финансирования того, что назовут первым пятилетним планом. На поиск источника первоначального социалистического накопления, по выражению Троцкого. Идеи, подхваченной и развитой Преображенским. Но фраза о «производстве средств производства» оказалась как бы случайной, инородным телом в резолюции. Как и прежде, нацеленной прежде всего на подъём сельского хозяйства, на уделение всего внимания, всех сил и средств крестьянству, несмотря на усиливавшееся его расслоение, на усиление роли кулачества.
