для истории науки. 21 октября 1220 года Михаил, имея при себе экземпляр De animalibus, находился в Болонье в гостях у некоей «знатнейшей и образованнейшей во всем городе дамы», вдовы Альберто Галло. Однажды она привела к нему для консультации свою соседку, Марию, у которой за восемь лет до того случился выкидыш. Михаил подробно описывает показанные ему две внутриматочные фибромы: применив предложенный Аристотелем метод, он разрезал их надвое и обнаружил внутри следы вен, нервов и кальцифицированный порошок. Он не стал называть в качестве причины выкидыша болезнь mola graeca, о которой писал греческий философ, современные историки медицины также не находят точного диагноза, основываясь на довольно точном описании Скота[584]. Этот краткий рассказ свидетельствует о том, что переводчик был уже в те годы самостоятельным исследователем, обладавшим авторитетом и познаниями не только в астрологии, но и в медицине. Более того, он не боялся подвергнуть научной проверке метод Стагирита на основании непростого медицинского казуса из реальной жизни.
Между 1224 и 1227 годами Михаил Скот фигурирует в письмах Гонория III и Григория IX. В одном письме Григория IX восхваляются его познания в арабском, еврейском и латинском[585], в трех письмах Гонория III обсуждается вопрос о его церковных бенефициях в Англии. В обход решения IV Латеранского собора (1215) как крупному ученому Михаилу разрешается держать за собой одновременно два прихода. Несмотря на то что они связаны с пастырской деятельностью (cura animarum), он мог препоручить ее «достойному викарию», сохранив за собой доходы. Послабление не уникальное, но и не всякому даваемое. Позже Михаилу была предложена архиепископская кафедра Кашел в Ирландии, от которой он отказался по причине незнания местного языка. Скорее всего, была более веская причина отказа: в 1227 году переводчик и астролог уже находился при дворе Фридриха II, потому что ему посвящена вторая редакция «Абака» Леонардо Фибоначчи. Хлопоты понтификов о благосостоянии Михаила Скота можно трактовать и как желание переманить ученого на свою сторону. С весны 1227 года он более не фигурирует в регистрах Римской курии, а в августе того же года последовало первое отлучение Фридриха II.
До своей смерти около 1235 года Михаил Скот оставался при штауфеновском дворе. Этим периодом, кроме «Введения», датируется перевод с арабского сокращенного изложения аристотелевской зоологии, сделанного Авиценной, так называемой Abbreviatio Avicenne, которая содержит в колофоне элегантное посвящение императору: «О Фридрих, император римлян, государь мира, прими благосклонно этот труд Михаила Скота, да будет милость на главу твою и украшение шее твоей»[586]. Сохранилась крупноформатная рукопись (Biblioteca Apostolica Vaticana, Chigi E. VIII), в которой Abbreviatio Avicenne сопровождает полный перевод аристотелевской зоологии. До Ватикана она находилась в архиве Сакро Конвенто в Ассизи, куда попала из библиотеки Илии из Кортоны, первого генерального министра францисканского ордена, назначенного самим Франциском, близкого Фридриху II. Очень может быть, что это автограф переводчика, предназначенный лично императору и сохранивший авторскую правку[587].
Это единственный перевод, который несомненно выполнен Скотом при штауфеновском дворе. Ему приписываются переводы физических трактатов Аристотеля и важнейшего комментария на них, созданного Аверроэсом в последние десятилетия XII века. Только перевод «О небе» известен с обнадеживающим атрибуцию посвящением Стефану Провенскому. Современные историки науки, не переставая спорить, все же склоняются к тому, чтобы принять его авторство и относительно других сочинений, основываясь на колофонах рукописей XIII века и авторитетных свидетельствах современников[588]. Мартинес Лорка предлагает датировать работу Скота над комплексом Аристотеля — Аверроэса 1220–1224 годов, что правдоподобно: через несколько лет, которых было достаточно для появления первых списков, эти переводы уже начали играть определенную роль в интеллектуальной жизни Запада[589].
Я склонен думать, что в этой работе Скот ориентировался на толедскую программу переводов, заложенную Герардом Кремонским и его «сотрудниками», socii, как они себя называли. В 1273 году, составляя каталог своей библиотеки, архиепископ Толедо Гонсало Гарсия Гудьель (†1298), достойный наследник своих просвещенных предшественников, отметил как особую ценность автограф скотовского перевода «О небе» с аверроэсовским комментарием и его же «Зоологию».
Эти автографы могли попасть в Толедо через Римскую курию, а могли никогда и не покидать Пиренейского полуострова, где Скот работал в молодости. Место толедского каноника сохранялось за ним до 1229 года.
Михаилу Скоту приписываются некоторые произведения, которые невозможно ни надежно локализовать, ни датировать. Таковы «Вопросы Николая Перипатетика» (Questiones Nicolai Peripatetici), которые, по мнению Альберта Великого, были написаны именно шотландским астрологом, и его критическое к ним отношение как раз связано с присутствием в них аверроизма[590]. Если принять его атрибуцию, перед нами единственное оригинальное сочинение Михаила, в котором он, скрываясь под псевдонимом, излагает довольно радикальные аверроистские учения, фактически отсутствующие в его главном труде, «Введении». Есть общие черты, объединяющие «Вопросы Николая Перипатетика» с «Салернскими вопросами». Широкий спектр вопросов о мире и человеке роднит их и с переводами из Аверроэса и Авиценны, сделанными Скотом, но и с его «Введением». Если за Николаем Перипатетиком скрывается кто-то другой, то он все же мог быть знаком лично с нашим автором или знать его произведения. Сами «Вопросы Николая Перипатетика» начали циркулировать в интеллектуальных кругах Европы до 1240 года[591].
Перу Михаила Скота приписывается также самый ранний комментарий на трактат Иоанна Сакробоско «Сфера» (Sphaera)[592]. Об этом авторе не известно ничего достоверного, кроме того, что в 1220–1240 годах он преподавал в Париже. По популярности вплоть до XVI века это небольшое дидактическое сочинение, написанное, видимо, в 1230–1235 годах, может соперничать даже с «Теорией планет», приписываемой Герарду Кремонскому (Theorica planetarum Gerardi). Оба эти текста стали неотъемлемой частью «астрономического корпуса» позднего Средневековья[593]. Если верить колофону комментария на «Сферу» в издании конца XV века, «знаменитый знаток движения сфер» Михаил Скот написал этот комментарий по просьбе Фридриха II для нужд преподавания, как и «Введение». Космологическая проблематика и стиль изложения в комментарии говорят в пользу авторства Скота. Но по своей схеме он ближе к университетскому курсу: каждый раздел посвящен какому-нибудь пассажу из «Сферы», комментатор излагает его в нескольких ключевых словах, которые студенты могли легко запомнить; затем он переходит к аргументации pro et contra, ad primum, ad secundum и т. д., следуя традиционной схоластической схеме. Есть, однако, и главы, отступающие от этого правила, как бы заметки магистра «для себя». Другое важное отличие этого комментария от «Введения» состоит в довольно многочисленных точных отсылках к Аристотелю, Платону и арабским мыслителям. «Введение» не лишено этого критического аппарата, но он далеко не так развит.
Трактат Сакробоско по историко-научному
