Отвернувшись, Приам негромко сказал слуге:
— К нашему возвращению приготовить все для празднования.
Парис взял меня за руку.
— Они нас приняли, — прошептал он. — Они разрешили нам войти. Это замечательно! Ты покорила всех. Как тебе удалось? Мы с тобой никогда не обсуждали это.
— По наитию, — шепнула я в ответ. — Клянусь тебе.
За пределами дворца нас окружили жители Трои, и все личные разговоры пришлось отложить. Факельщики заняли свои места по обе стороны, и процессия подошла к храму, который я видела раньше.
В слабом свете трудно было все разглядеть, но мне показалось, что он сложен из белого камня — известняка или мрамора. Мы вошли в темное пространство храма, и я пожалела, что факельщиков только два. За малым кругом света простиралась темнота, которая казалась бесконечной.
Впереди шли Приам и Гекуба — шли медленно, но уверенно. Они хорошо знали путь. Я старалась ступать за ними шаг в шаг.
Ноздрей коснулся легкий аромат. Это был цветок. Цветок, который я хорошо знала, но забыла. Запах был еле слышный и притягивающий, как шепот. Белый цветок… Точнее я не могла вспомнить.
Неожиданно Приам с Гекубой остановились и склонились в поклоне. В мерцании факелов я увидела женскую статую в полный рост, с сияющими глазами. В правой руке она держала копье, в левой — прялку и веретено. Статуя была сработана грубо, без малейшего изящества. Тем более странно, что она является творением самой Афины.
— Наша великая покровительница, Афина Паллада, взирает на тебя, дитя мое, — провозгласил Приам.
Он взял меня за руку, подвел к статуе вплотную и обратился к ней:
— О великая богиня! Это бедное создание прибыло в Трою в поисках спасения и приюта. Предоставь ей приют. И благослови союз между моим сыном Парисом и новой дочерью Трои.
Парис встал бок о бок со мной.
Вдруг я заметила белые цветы у основания статуи. Но у нее не было ног.
— Прежде чем Парис станет твоим мужем, а Троя — новой родиной, ты должна отказаться от прежнего мужа и прежней родины, — объявил Приам. — Привезла ли ты что-нибудь, что можешь предложить в дар богине?
Еще бы! Во время путешествия я не раз подумывала бросить эту вещь в море, но бессмысленность поступка останавливала мою руку. Наконец-то я смогу избавиться от нее.
— Да… отец. Привезла. Нужно послать за моим советником, он принесет.
— Советником?
— Да. Это мудрейший человек в Спарте, он приехал со мной.
Гекуба впилась в меня черными глазами.
— Мы ничего не слышали о мудрейшем человеке Спарты.
— Великая царица, он был личным советником царя Спарты и не участвовал в общественной жизни.
Я сказала одному из слуг, чтобы позвал Геланора и передал, что нужно принести.
— Продолжим нашу церемонию, — сказал Приам и снова обратился к Палладию. — Тебя послали нам небеса, без твоей защиты мы бы погибли. Пошли нам знак, что ты принимаешь эту женщину, Елену, нареченную Лебедем, и дозволяешь ей поселиться среди нас. Мы знаем, что знак может появиться не сию минуту, и мы должны быть начеку, чтобы не пропустить его. Но ты не отвернешься от нас. А пока мы ждем твоего ответа, пусть она живет среди нас и соединится в браке с Парисом.
Приам медленно повернулся ко мне, и как раз в эту минуту в храм вошел Геланор, держа в вытянутых руках шкатулку, которую и передал Приаму.
Приам открыл ее и увидел тяжелое золотое ожерелье — свадебный подарок Менелая. В свете факелов золото отливало красным. Глаза Приама расширились.
— Великий царь! — заговорила я. — Это золото надел мне на шею Менелай, когда я стала его женой. Я с радостью и облегчением расстаюсь с ожерельем. Поступай с ним как знаешь. Оно больше мне не принадлежит.
Я видела, что в душе Приама борются два побуждения: то ли оставить драгоценность себе, то ли отдать его богине. Он вынул ожерелье из шкатулки и поглаживал его кольца под видом проверки на прочность. Налюбовавшись, он поднял ожерелье над головой и сказал:
— Вместе с этим символом ты вручила нам свое прошлое. Твое настоящее и твое будущее отныне связаны с Троей.
Он медленно опустился на колени и положил ожерелье перед Афиной. Поднявшись, он снова повернулся к нам, соединил наши с Парисом руки, положив сверху свою. Это произошло, и произошло прилюдно.
— Теперь они связаны навек, — провозгласил Приам, и по храму волнами пронесся шепот, отражаясь от каменных стен.
Затем Приам посмотрел на Геланора.
— А этого мудреца ты тоже передаешь Трое?
— Нужно спросить его, — пробормотала я.
Геланор помолчал. Потом сказал:
— Я доставил тебя в Трою, как обещал, и убедился, что ты в безопасности.
Но вместо чувства безопасности я вдруг ощутила сильнейшую враждебность, которая исходила от статуи Афины. Исходила так же явно, как запах от белых цветов. Что я сделала, чтобы навлечь на себя такую ненависть богини?
XXXII
Наступило время покинуть храм, но я не смела повернуться спиной к богине, дабы не прогневить ее еще больше. Если людям не дозволено показывать спину земным царям, то как же это потерпят боги? Однако могла ли я не последовать за Приамом и Гекубой в их торжественном шествии к выходу? Парис взял мою руку в свою, тепло его ладони оказало спасительное действие, и в тот же момент я ощутила, что недовольство богини усилилось. Я не столько видела, сколько чувствовала за спиной Геланора, который сгорал от нетерпения поскорее уехать, оставив меня одну с троянцами.
К нашему возвращению большой внутренний двор дворца — не тот, в который выходили покои царских детей, а другой — был превращен в пиршественную залу. Перед новым алтарем стоял бык, спокойно ожидая, когда его принесут в жертву. Рога украшены цветами, голова гордо поднята. Жрецы стояли рядом, костры для жарки мяса уже были разведены. Животное смотрело на огонь, который скоро коснется его туши, совершенно безмятежно. Так человек, ничего не подозревая, гуляет на поляне, где ему предстоит расстаться с жизнью, и беззаботно рвет цветы.
— Елена, вот мой старший сын, Гектор.
Приам указал на темноволосого мужчину.
— А это, Гектор, избранница твоего брата.
— Отец, почему ты представляешь его так скромно? — вмешался Парис. — То, что он старший, — не самое важное. Почему ты не воскликнешь «Вот моя гордость, отрада моей старости, сила и слава Трои!»?..
— Старший сын Приама — этого вполне достаточно, — перебил Гектор.
У него оказался приятный голос: не слишком грубый, но и не слишком вкрадчивый. И то и другое портит привлекательного мужчину. В лице Гектора я не уловила сходства ни с Приамом, ни с Гекубой, ни с Парисом.
— Добро пожаловать в Трою! — сказал он мне. — Мне кажется, богиня признала тебя троянкой.
Это было вежливое, но преждевременное предположение.
— Благодарю за добрые слова.
Чем долее смотрела я на него, тем привлекательнее он мне казался. В нем не было никаких недостатков, ничего оскорбляющего зрение. Даже уши имели идеальную форму, словно вырезанные по образцу.
— Ты глаз от него не можешь оторвать! — пробурчал Парис. — Подпала под его чары, как все в Трое.
Он правда обиделся или дразнил меня?
— Брат, но богоподобным называют тебя! — улыбнулся Гектор.
Улыбка преобразила его лицо, из привлекательного сделав неотразимым.
— А еще златокудрым Парисом! — Гектор рассмеялся, но по-доброму.
— Но мужчины не пойдут за мной.
— Да, за тобой ходят только женщины.
Гектор пожал плечами — необыкновенно широкими, как я заметила, — и обратился ко мне:
— Моя госпожа, мы понимали, что его избранницей может быть только та женщина, которая превзойдет его красотой, а до тебя таких не встречалось.
— Я имею в виду — мужчины не пойдут за мной в бой, тихо проговорил Парис.
Его горечь была искренней, веселость покинула его.
— Мы не воевали с тех пор, как ты поселился с нами. Откуда же ты знаешь, что не можешь повести солдат в бой?
— Я-то могу их повести. Но пойдут ли они за мной?
— А это, братец, можно выяснить только на деле. Потерпи. Правда, думаю, случай представится не скоро — в окрестностях Трои все спокойно. Это радует, как тихий вечер после жаркого дня.
— Гектор больше всего любит это время суток. — К нам подошла высокая женщина, ростом почти не уступавшая самому Гектору.
Афина! — мелькнуло у меня в голове. Но только Афина благородная и ясная, а не та грубая статуя, которую я видела в храме.
— Андромаха, моя жена, — сказал Гектор и обнял жену за плечи.
— Добро пожаловать в Трою! — проговорила Андромаха. — Я тоже приехала в Трою. Моя родина — Гипоплакийские Фивы, где киликийцами правит царь Ээтион, мой отец.
— Этот город находится возле Плака, хребта южнее горы Ида. Андромаха любит горы и леса с детства. Когда она начинает сильно скучать по ним, мы отправляемся на гору Ида. Там лесов, ручьев и подъемов предостаточно.
