ее работы, что он снял документальный фильм о своей «находке». Когда мы сталкиваемся с людьми, действительно творящими исключительно из любви к искусству, то не можем понять их, несмотря на все заложенные в нас культурные программы[434].
В последнее время вспомогательные работники сферы искусства стали добиваться уважительного отношения к своему труду. Сотрудники художественных музеев начали вступать в профсоюзы, последовав примеру, поданному работниками МоМА в 1970-е годы. Работники Нового музея в Нью-Йорке помогли запустить новый виток юнионизации. Они бросили вызов руководству музея и потребовали, чтобы оно соответствовало своей прогрессивной репутации и официально признало профсоюз сотрудников. В 2018 году они начали соответствующую кампанию по борьбе за свои трудовые права при поддержке работников МоМА и профсоюзной организации UAW Local 2110, в которую входит профсоюз МоМА. В ответ на эти действия музей нанял юридическую фирму, специализирующуюся на борьбе с профсоюзами. Однако попытка задавить профсоюзное движение провалилась. Руководство твердило сотрудникам музея, что «профсоюзы – для шахтеров» (возможно, это сознательная отсылка к критике в адрес Союза художников), но большинство из них все равно проголосовали за создание профсоюза. Сотрудникам Художественного фонда Марчиано в Лос-Анджелесе не удалось добиться таких успехов. Когда они объявили о намерении создать профсоюз, частный музей просто уволил их и закрылся. «Мне кажется, многие думают, что работа в сфере искусства – это своего рода привилегия, что мы все окончили бакалавриат и магистратуру, имеем дополнительные источники дохода и вообще занимаемся „ненастоящим“ трудом», – рассказал репортерам Иззи Джонсон, один из сотрудников фонда Марчиано. Однако репрессии не смогли остановить волну недовольства. В 2019 году в сети появилась электронная таблица, в которой работники учреждений сферы искусства анонимно указывали свои зарплаты. Это история показала, как мало в действительности получают работники сферы искусства, и дала новый импульс к созданию профсоюзных организаций[435].
После начала пандемии коронавируса в 2020 году работники сферы искусства столкнулись с целым рядом новых проблем. Все виды работы неожиданно оказались разделены на «жизненно важные» и «второстепенные», а профессия художника, согласно результатам одного опроса, оказалась самой бесполезной. Сотрудников музеев стали увольнять и отправлять в неоплачиваемые отпуска. При этом, как отмечает Брайан Кук, член нового профсоюза сотрудников нью-йоркского Музея Гуггенхайма, искусство – это одна из тех вещей, что имеют «первоочередное значение» для человека и дают ему «смысл жизни». Сотрудники Филадельфийского художественного музея (PMA), которые начали объединяться на фоне истории с электронной таблицей с информацией о зарплатах, публично заявили о намерении создать профсоюз в разгар пандемии. «Теперь, когда все мы оказались в столь неопределенном положении, нам как никогда важно иметь возможность вести коллективные переговоры и доносить до руководства свое мнение по жизненно важным вопросам», – заявила Сара Шоу, музейный педагог в PMA. На фоне сокращений в августе 2020 года 89 % сотрудников музея проголосовали за создание профсоюза[436].
Многие художники по-прежнему отказываются признавать, что проблемы, с которыми они сталкиваются, – коллективные, а не индивидуальные. По мнению Билла Маццы, художники склонны придерживаться антиавторитарных взглядов, но редко имеют четко выраженную политическую позицию. Такой подход отвечает духу одинокого художника, который, столкнувшись с проблемой, стремится творчески ее осмыслить. Тем самым он делает проблему видимой, но не предлагает решение и не объединяется с другими недовольными[437].
Искусство и воспитание детей в этом отношении удивительно похожи. Хизер Эбел, писательница, размышляющая о вопросах искусства и материнства, в одном из своих текстов рассуждает о фотографии скульптора Рут Асавы, сделанную Имоджен Каннингем. На этом снимке Асава работает, а рядом с ней играют ее дети. «Эта фотография заставила меня задуматься: если бы я действительно заботилась о своих детях, то тоже могла бы заниматься искусством, одновременно наблюдая за ними, – пишет Эбел. – А потом я поняла, что это постановочный снимок. Вероятно, вся сцена длилась до того момента, пока не щелкнул затвор камеры, после чего малыш описался и заплакал, а дети постарше принялись тыкать друг в друга проводами». Необходимость находить время и место для занятия искусством противопоставлена здесь ежедневному родительскому труду. Но для Эбел это в конечном счете личная, а не социальная проблема[438].
Тем не менее существуют организации, устраивающие успешные художественные акции, чтобы добиться политических изменений. Guerrilla Girls бросают вызов сексизму в мире искусства с помощью костюмированных выступлений и запоминающихся плакатов. Они обращаются к описанной Эбел проблеме, но смотрят на нее под совершенно другим углом и добиваются мест в музеях и галереях. Если художники не получают денег за свою работу и вынуждены искать альтернативные формы заработка, то получается, что у женщин, по-прежнему берущих на себя столь значительную часть труда по уходу, меньше шансов пробиться в труднодоступную сферу искусства. «Большинство работников искусства называют себя либералами, левыми или даже ультралевыми. Это касается как бедных художников, так и самых высокооплачиваемых кураторов в художественных институциях, – говорит художница Керри Гинан. – Но если все в нашей сфере придерживаются левых взглядов, почему же тогда мы спокойно относимся к тому, что мир искусства, этот кусок капиталистического дерьма, живет за счет частного капитала, эксплуатирует художников и других работников, а также использует неоплачиваемый труд? – продолжает она. – На мой взгляд, это доказательство того, что искусство не может изменить мир. Поэтому я считаю, что нам нужно объединяться. Художники должны осознать, насколько мало у них в действительности прав и возможностей, и начать бороться. Права и возможности не приходят сами собой, это не божий дар, который дается каждому, кто занимается искусством»[439].
Реальность такова, что сегодня успешный художник – это кто-то вроде кустарного производителя, эксплуатирующего вспомогательных работников, чей труд, как прежде труд женщин, остается невидимым. Пример такого художника – Дэмьен Хёрст. Писатель и журналист Хари Кунзру так описывает деятельность Хёрста: «Его искусство – это бизнес. Он создает объекты, в которых главное – их экономическая ценность. Все остальные функции и качества уходят на второй план». Так, Хёрст изготовил инкрустированный бриллиантами человеческий череп, который был продан за 100 миллионов долларов. Вот что издание ARTnews пишет о его бизнесе: «У Хёрста есть компания Other Criteria, владеющая правами на его работы, а также производящая и распространяющая через интернет фирменную продукцию художника. В дополнение к принтам, альбомам, книгам, плакатам и футболкам самого Хёрста компания продает работы других художников. Но Other Criteria – это всего лишь одно из подразделений корпорации Science Ltd., которая управляет огромными студиями Хёрста (где трудятся 120 человек) и другими его бизнес-проектами». Хёрста и других художников-суперзвезд нельзя назвать представителями среднего класса: перед нами капиталисты, которые используют наемный труд, чтобы произвести
