– Когда?
– Когда Юля на "скорой" уезжала, вы разговаривали с Роксаной в туалете, я случайно подслушала. У тебя был такой тон, как будто ты её ненавидишь.
Он нахмурился ещё сильнее, ответил как-то неприятно ровно и без эмоций:
– А ты считаешь, у меня нет причин?
– Я думаю... Ты, может быть, чего-то не знаешь, или не понимаешь. У тебя большая обида на неё, и от этого тебе плохо, это заметно. Может, поговоришь с ней?
– О чём?
– О том, что тогда случилось. Может, она тебе расскажет что-то, чего ты не знаешь. Тебе станет всё понятно, и ты сможешь её простить и не думать об этом.
– Это очень странное предложение, если честно.
– Я тебя не заставляю. Просто ты спросил, я ответила.
Он кивнул, не глядя на меня, как будто вопрос был исчерпан, сосредоточился на дороге и надолго замолчал. Но я видела, что он не исчерпан, и через время ВэВэ спросил так, как будто разговор не прекращался:
– Почему тебя это волнует?
– Потому, что я не хочу однажды услышать такой тон в свою сторону. А если я не понимаю, почему ты так с ней говоришь, то я могу не понять, что я не должна делать, чтобы ты не говорил так со мной.
Он фыркнул:
– Как насчёт "не целоваться с левым мужиком"?
– Нет, я не об этом... я плохо объяснила, – у него эта тема вызывала настолько очевидное отторжение, что я начала нервничать просто от того, что он так близко и так недоволен, и мы в запертой машине. Я вроде бы не боялась его физически, и давно для себя решила, что мне ничего не грозит с его стороны, но уже жалела, что заговорила об этом.
"Надо было в квартире об этом говорить, или на улице. А лучше вообще по телефону."
Но уже было поздно, тема поднялась, ВэВэ был недоволен, машина была заперта. Я собралась с силами, пытаясь всё-таки закончить то, что начала, не для того, чтобы получить результат, а для того, чтобы это просто закончилось.
– Ты и со мной так говорил, когда я пришла тебя просить, чтобы ты отпустил Юлю.
ВэВэ молчал, смотрел на дорогу и дышал так медленно, как будто считал про себя. Потом изобразил неубедительную улыбку и сказал:
– Это слишком сложная тема для моего сонного мозга. Поговорим завтра об этом. Хорошо?
– Хорошо.
У меня внутри было сильно не хорошо, потому что финал, к которому я так стремилась, откладывался на неопределённый срок, и это переводило меня в режим натянутых нервов, вроде того, когда мама при посторонних изображает святую, а я точно знаю, что когда посторонние уйдут, мне придёт конец.
"Почему ты ничего не кушаешь, Аня? – Потому, что если я запихну в себя хоть кусок, он перекроет мне дыхание на уровне сердца, а каждый следующий будет трамбоваться выше, и выше, и выше, потом я не смогу говорить, потом меня стошнит. Наверное, я не знаю, я до этого уровня пока не доходила."
Мы доехали в тишине, поднялись в квартиру, ВэВэ пошёл ставить еду в холодильник, я пошла в ванную смывать косметику. Когда вышла, он сидел на кухне и пил кофе, посмотрел на меня смертельно усталым взглядом и сказал:
– Говори.
Я села напротив и сказала:
– Не хорошо.
– Почему?
– Потому что я не буду спать, и есть не буду, пока мы не поговорим.
– Что ты хочешь услышать?
– Правду. Ты же требовал от меня правды, я тоже хочу. Говори.
Он усмехнулся и посмотрел на меня с неожиданным уважением, опустил глаза и сказал ровно, без малейших эмоций:
– Я хочу её ударить. Роксану. Ровно с того момента, как Миша вернул мне рубашку с её помадой на воротнике, как только она подходит ко мне на расстояние вытянутой руки, я мысленно её бью. Я никого никогда в жизни не бил, даже Мишку, даже в шутку, потому что я точно знаю, что бить кого-то очень плохо, и делать этого не надо. Но во мне это сидит, и это я тоже точно знаю. Я тебе опять соврал, я точно знаю, из-за чего развелись мои родители – отец ударил мать, я это видел. Мы все втроём были на кухне, она грела ему еду, потому что он опоздал к ужину, неслабо так опоздал, ночью пришёл, мы уже спать ложились. И она грела ему еду и высказывалась о том, что он совсем забил на семью и домой приходит только поесть. Он сказал, что зарабатывает деньги, для семьи, и что она должна быть благодарна за то, что живёт как королева. Она ответила, что его деньги ей не нужны, он сказал: "Ах ты неблагодарная тварь", и ударил её. Не особенно сильно, но ей хватило. Она взяла меня за руку и сказала: "Мы уходим, обувайся", и мы ушли. Она не взяла ничего, только меня, когда мы из подъезда выходили, у неё в одной руке была моя рука, во второй была ложка, которой она еду отцу мешала. Она эту ложку зашвырнула на наш балкон, сказала: "Подавись". Поймала такси и назвала адрес своей подруги, а в качестве платы отдала таксисту обручальное кольцо. У подруги она взяла свои и мои документы, которые давно там хранились, как внезапно оказалось, одолжила денег и куртку для меня, и мы сразу же поехали на вокзал, сели на поезд и поехали к бабушке. Отца я после этого не видел лет десять, и слава богу. Я общался с его сыном от второго брака, он каким-то образом всего на три года младше меня, что кагбэ намекает. Этот сын сказал, что его мать он тоже бил, и его самого бил, даже после развода, а потом дарил подарки дорогие. Ту машину, на которую купилась Роксана, он купил в двух экземплярах, потому что он поборник честности и справедливости – два сына, две машины. Только младшего сына он отбуцал ногами, а потом машину подарил в качестве "давай забудем о прошлых неурядицах, мы же семья", а мне она досталась просто за компанию. Когда Роксана в этой машине чуть не отдалась первому встречному, я подумал: "Ах ты неблагодарная тварь". И любой, кто не ценит моё расположение, или пытается из моего хорошего отношения получить какую-то личную выгоду, вызывает у меня те же эмоции. Мне хочется ударить эту неблагодарную тварь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он это всё как будто чашке своей рассказывал, потом поднял глаза на меня и улыбнулся как Джокер:
– Но я держусь. Потому что я точно знаю, что потом этот человек уйдёт навсегда. Мишу, например, мне жалко терять. А Роксану – нет. А она как будто специально вертится вокруг и вертится, и ведёт себя как последняя шкура, и комментарии отпускает сучьи, как специально, прямо выпрашивает. Но я держусь. Я же хороший мальчик. Хорошие мальчики не делают плохих вещей. Не забивают на семью из-за работы, например. Не откупаются подарками. Не врут. Да?
Я подождала продолжения, но это всё-таки был вопрос, судя по всему. И я ответила с нарочито сочувственным видом:
– Признайся честно, сколько фильмов про супергероев ты посмотрел, чтобы получить такое идеализированное представление о хороших мальчиках?
Он фыркнул и рассмеялся, я развела руками с возмущённым видом:
– Ты видел вообще наше человечество? В реальности, а не на экране. Господи, люди косячат иногда так, что не верится, что это действительно происходит, ищешь на автомате скрытую камеру. А её нет! Потому что вот такой у нас мир, девяносто процентов косячности, десять процентов надежды на лучшее. Я когда читаю статьи про мировое правительство, которое организовывает теракты, чтобы управлять планетой, я думаю – какие фантазёры это сочиняют? Они вообще хоть раз пробовали хоть что-то в своей жизни организовать, хоть маленькое? Даже на школьной сцене спектакль на десять человек организовать – это такой парад косяков. Один проспал, второй забыл, третий передумал, четвёртый не понял, пятый понял, но не правильно, и ещё троих неправильно научил. Я однажды видела, как двое прям серьёзно любящих друг друга людей поссорились из-за того, как должна быть расставлена посуда в посудомоечной машине, один её поставил, второй сказал, что первый поставил неправильно. В итоге скандал до небес. Ты хоть раз встречал в реальности того мифического "хорошего человека", на которого собираешься равняться? Хоть одного? Хоть приблизительно хорошего?
Он улыбался, как будто я несу бред, но получается у меня забавно, пожал плечами:
