ступенькам вместе с инвалидным креслом. Две подъехавшие на такси парочки безмолвно взирали с тротуара на их манипуляции. Один из парней не самым трезвым голосом поинтересовался:
– Помощь нужна?
– Нет, – ответил Костас. – Спасибо.
– Антоша, у нее оружие… – одернула спутника девушка, взглядом указывая на «беретту».
– Да это так, китайская зажигалка, – мгновенно среагировал Павел. – В любом ларьке…
Они откатили коляску от входа, остановились перед «ягуаром».
– Не верю, что нас выпустили, – признался Костас.
– А что им, пальбу в клубе устраивать? При гостях? Валить копа? – пожала плечами Ева. – Тем более что сделано, то сделано… Ущерба никакого, только моральный. А за то, что я со стволом прошла, начальника охраны уволят, делов-то…
Когда они заходили в «Барсуки», опускались ранние серые сумерки, а теперь на улице стояла тьма, разбавленная мазками городских огней. Они проторчали внутри больше трех часов, но получили кое-какой результат.
– Холодно, – произнес Троцкий, натягивая шапку. – Давай помогу с пальто, – сказал он Еве.
– Помоги, – Ева поморщилась и потерла кисть левой руки. – Вот уж точно сука…
– Что такое?
– Укусила меня…
– Кто?
– Казашка.
– Как это укусила?
Ева подняла руку, показывая укус, но в потемках Костас ничего не увидел.
– Когда я к ней зашла и пистолет достала, она как раз дорогу раскатывала, но не успела… Потом под стволом ее держала, не давала притронуться к «ореху». На фига она мне там была бы нужна вшмыганная? Пару часов она терпела, но под конец не выдержала, набросилась на меня. Даже пистолета не испугалась, так ее без «первого» ломало… Кое-как отбилась от этой суки, вырубила рукояткой «беретты». Так что последние полчаса она на полу в своей крови провела… Я уже думала, что не выберемся. На всякий случай тяжелую артиллерию подтянула, ждут вон… Ладно, обойдется. Очухается, юзанет… Там у нее «чумы» гора, грамм десять, не меньше.
– Она на кокаине? – спросил у Евы Троцкий.
– Нет, на сахарной пудре… – та спрятала под пальто пистолет. – Как, думаешь, я к ней попала? Мне, когда инфу про нее сливали, сказали, что она буч, да еще повернутая на доминации. Сука. Девушкам платит, чтобы издеваться над ними. Раньше по специальным заведениям ездила, а теперь надоело, прямо сюда стала девчонок таскать. Объебошится, наручниками прикует, кляп в рот затолкает и давай арапником и страпоном работать… Я ей позвонила, сказала, что в инвалидной коляске, и скинула свое фото, она чуть на меня по телефону не кончила… Непонятно, что у нее там в голове творится. Смотришь, молодая вроде баба, красивая, а на самом деле – животное. – Ева, морщась, снова потерла укушенную руку. – Теперь хоть в травму езжай. Хрен знает, что за зараза у нее в слюне может быть… Что вам сказал ее отец?
– Проходил у них наш «биммер», – сказал Павел. – Должен быть в городе. Было предложение по нему… Отстойник, куда его отогнали, на Юго-Западе, возле «Броневой»… Ты про него не слышал, служивый? – обратился он к Троцкому. Тот помотал головой. – Видишь, как органы у нас работают…
– Уже что-то, – слушая, Ева застегивала свое пальто. – Сейчас едем?
– Не найдем. Мне же всё на словах объяснили, будем в темноте по пустырям да по гаражам тыркаться как котята слепые. Никуда они не денутся. И эти, – Павел кивнул на витрины «Барсука», – пообещали, что не будут предупреждать угонщиков, потому как мы в этой ситуации правые. Завтра с утра по светлому нагрянем, расставим точки над «i». Будет возможность снова помахать стволом… Кого надо, запрячем за гаражи, привалим снегом.
– Завтра? – посмотрела Ева на Павла. – То есть вечер пятницы у нас свободен?.. Ну, пусть так. А то я не ела с самого утра… Где, во сколько встречаемся?
– В десять, пересечение Кубинки и Благодатной. Оттуда вроде совсем близко.
– Хорошо. Тогда, парни, пока. И спасибо вам.
– Тебе помочь? – Павел придержал инвалидную коляску Евы.
– Справлюсь, не надо. Счастливо, – махнув им рукой, девушка осторожно покатила к своему «ягуару».
– Идем? – позвал Костас Павла.
– Идем.
Они двинулись в сторону «мерседеса», когда с другой стороны улицы вдруг помигал фарами припаркованный автомобиль. Открылась водительская дверь.
– Кто это ещё? – насторожился притормозивший Павел. – Тоже «ягуар», только черный. Ухажер ее, что ли?
Девушка в кожаной куртке и со светлыми волосами, заплетенными в африканские косички, поглядев по сторонам, двинулась через дорогу к ожидающей ее Еве.
– Тебе повезло, – хмыкнул Троцкий. – Точно не ухажер…
Павел пожал плечами.
– Я в твою сторону. Могу подбросить.
– До метро.
– Как скажешь… Ты к Инге?
– Еще не знаю, – честно сказал Троцкий. – Буду ей звонить.
– Угу… – кивнул Павел и с досадой произнес: – А ведь завтра суббота. Собирались с мужиками на рыбалку рвануть…
16. Кессонка
На покоцанной, будто ее долго и упорно ковыряли тупым ножом, двери висела медная буква «С». Если бы Жека не знал, ни в жизнь не догадался бы, что эта «С» означает «Caballero», «кавалер» по-кастильски. Матроскин, уже бывавший в «Martian Time-Slip», рассказал им с Анникки и Гришей, что дверь здешнего туалета якобы привезена из Испании, из уборной для посетителей королевской ложи закрывшегося еще во времена Франко мадридского театра. Наверное, добавил Матроскин от себя, по замыслу хозяев открывающий эту дверь должен ощущать благоговение, схожее с тем, какое он бы испытывал, лакая коньяк, поднятый с затонувшего наполеоновского фрегата. «Как бы не так, – подумал Жека, входя в туалет. – Какое там благоговение, когда приспичило?»
Во всяком случае, ничего такого он сейчас не почувствовал. Или все благоговение заглушила резко возникшая боль, прострелившая тело, кажется, до самого костного мозга. Будто нервы намотали на раскаленный стальной прут. Каждое движение стало невыносимым. Жека с усилием потянул на себя испанскую дверь, чувствуя, как боль добралась до живота и принялась драть его грязными нестрижеными когтями. Его прошиб ледяной пот, в ушах зашумело, а к горлу подступила тошнота. Стало трудно дышать. Жека вспомнил, как дед Стас рассказал о своем знакомом, долгое время работавшем в кессонах, закладывая под водой фундаменты мостов. Тот называл кессоны – рабочие камеры, устроенные в воде или водонасыщенных грунтах путем нагнетания давления, – холодными железными гробами. Приятель деда, оттрубивший в этих казематах полтора десятка лет, заработал «заломай» – кессонную болезнь, симптомы которой, вызванные эмболией пузырьков азота, были схожи с панической атакой, обрушившейся сейчас на Жеку. Словно увидев Стальных Симпатий, он резко, без ступенчатой декомпрессии, покинул кессон, в котором хоть как-то пытался устроить себе нормальную человеческую жизнь, и вновь очутился в среде опасного для жизни криминала.
На подгибающихся ногах Жека буквально заполз в пустой туалет. Тошнота и паранойя скрутили его желудок,
