— Фарс из фарсов, — раздраженно ворчал лорд Аттенбери. Низенький коренастый джентльмен с желчным выражением лица, он злился оттого, что оказался рядом с графом Стратгилланом-Беггом — очень высоким худощавым вельможей с определенными взглядами на сухой закон и усыновление.
— Послушайте, Аттенбери, — начал добродушный, краснолицый человек в красной мантии с горностаевым подбоем в пять рядов на правом плече, — это правда, что Уимзи еще не вернулся? Дочь мне сказала, что он уехал собирать улики в Штаты. Почему в Штаты?
— Уимзи — парень смекалистый, — ответил Аттенбери. — Когда он нашел мои изумруды, я сказал…
— Ваша милость, ваша милость, — в отчаянии взмолился красный дракон[72], — вы опять нарушаете линию!
— Что? — переспросил краснолицый пэр. — Да-да, надо соблюдать порядок. — Он отошел от графов и занял место рядом с герцогом Уилширским — глухим дальним родственником Денверов по женской линии.
Королевская галерея заполнилась. Чуть пониже бара[73], там, где были выделены места для супруг пэров, сидела изящно одетая вдовствующая герцогиня Денверская. Она хранила гордое выражение лица, но ее раздражало присутствие невестки, чье несчастье заключалось в том, что она становилась неприятной, когда расстраивалась: вероятно, худшее проклятие, которое может быть наложено на человека, рожденного для страданий.
За впечатляющим строем членов совета в длинных париках находились места для свидетелей. Там ждал Бантер на случай, если защита сочтет нужным заслушать его для установления алиби. Но большинство свидетелей маялись в королевской гардеробной, где грызли пальцы и таращились друг на друга. Вверх от бара в обе стороны расходились скамьи для пэров — каждый в своем праве судить факты и трактовать закон, — а председательское кресло на высоком помосте ожидало лорда-распорядителя. За маленьким столом волновались и поглядывали на часы журналисты. В этой атмосфере ожидания Биг-Бен проиграл одиннадцать приглушенных стенами и шумом разговоров нот. Журналисты вскочили на ноги. Поднялся лорд-распорядитель, а за ним все остальные. Вдовствующая герцогиня звучно прошептала соседке, что представление напоминает ей глас Эдема, и освещенная из окон зимним солнцем процессия медленно двинулась внутрь.
Церемонию открыл парламентский пристав, призвав к тишине, после чего клерк королевской канцелярии, преклонив перед троном колени, подал председателю суда пэров письменные полномочия под великой печатью, а тот, видимо, посчитав бумагу бесполезной, вернул с большой торжественностью обратно. Клерк принялся долго и уныло зачитывать документ, дав возможность аудитории оценить, насколько плоха акустика зала. Парламентский пристав с выражением провозгласил: «Боже, храни короля», — а герольдмейстер Гартер, он же «Черный жезл», преклонив колени, вручил лорду-распорядителю символ его положения.
— Очень живописно, — пробормотала вдовствующая герцогиня. — Прямо Высокая церковь[74].
Пробубнили Сертиорари[75], начав с Георга V милостью Божией, упомянули всех судейских Олд-Бейли[76], лорд-мэра Лондона, уполномоченного Центральным уголовным судом судью, многих членов городского управления, снова скакнули к монаршей особе, не забыли город Лондон, графства Лондона и Миддлсекса, Эссекса, Кента и покойного монарха Вильгельма IV, перешли к Акту парламента об учреждении советов графств от 1888 года, утонули в списке прецедентов: предательствах, убийствах, тяжких уголовных преступлениях (кто, где, когда, почему, совершили или только задумали), — закончили перечислением всех членов большой коллегии присяжных и в конце зачитали неожиданно краткое обвинение: «Присяжные монаршей волей под клятвой обвиняют благородного Джеральда Кристиана Уимзи, виконта Сент-Джорджа, герцога Денверского, пэра Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии, в том, что он тринадцатого числа месяца октября 1923 года убил в Риддлсдейле, графство Йоркшир, Дэниса Кэткарта».
После чего парламентский пристав обратился к «Черному жезлу» с соответствующим заявлением[77] и тот вызвал к трибуне Джеральда Кристиана Уимзи, виконта Сент-Джорджа, герцога Денверского, ответить на обвинение. Герцог преклонил колени и поднялся лишь после того, как лорд-распорядитель дал разрешение.
Герцог Денверский выглядел очень маленьким, пунцовым и одиноким в своем синем шерстяном костюме. Из всех пэров он единственный был с непокрытой головой, но сохранял достоинство, когда его вели к положенному знатным персонам месту у барьера, где с присущей ему мрачностью выслушал повторенное председателем обвинение.
Затем секретарь палаты лордов задал положенный вопрос: «Виновен или не виновен?» — на что герцог ответил «Не виновен».
После чего сэр Уигмор Ринчинг, генеральный прокурор, вышел к трибуне открыть дело по обвинению со стороны короны. После обычного предисловия, что случай серьезный и тягостный, он начал историю с момента ссоры, выстрела в три часа утра, револьвера, обнаружения трупа, исчезновения письма и остальных известных обстоятельств. Намекнул на показания, которые могли бы пролить свет на то, что ссора между Денвером и Кэткартом имела мотивы, отличные от тех, которые приводит обвиняемый, и что у последнего могли быть серьезные причины опасаться разоблачений от Кэткарта. При этом Денвер тревожно покосился на своего адвоката. Представление дела заняло не много времени, и сэр Уигмор начал вызывать свидетелей.
Поскольку для стороны обвинения было недопустимо допрашивать в качестве свидетеля самого герцога Денверского, первым важным свидетелем стала леди Мэри Уимзи. Рассказав о своих отношениях с убитым и ссоре, она продолжила:
— Я встала в три часа и спустилась по лестнице.
— Вследствие чего вы так поступили? — спросил сэр Уигмор и оглядел суд с видом человека, который готовится произвести на зрителей эффект.
— Вследствие того, что у меня была назначена встреча с другом.
Журналисты подняли головы, как собаки в ожидании корма, а сэр Уигмор так резко дернулся, что уронил свои записи на голову сидевшего под ним секретаря палаты лордов.
— Вот как? А теперь, свидетельница, будьте внимательны. Не забывайте, что вы говорите под присягой. Что вас разбудило в три часа утра?
— Я не спала. Ждала встречи.
— Пока ждали, слышали что-нибудь?
