Он застонал и поцеловал её с такой страстью, что она задохнулась.
– Нет. Либо всё, либо ничего, – сказала она тихо. – Либо ты мой, а я твоя, с начала и до конца, либо никто и ничей. Я не могу так больше. Уходи.
Она повернула голову к стене, и он медленно разжал пальцы и отпустил её плечи. Потом скрипнула дверь и ступенька лестницы, а затем дверь закрылась, полностью отгораживая её от того, что было снаружи.
Снег всё ещё лежал, а утро было искристым и прозрачным. Рубашка, которую она сорвала с себя и бросила в угол, так и валялась там. Аяна подобрала её с пола. Запах трав, дыма и его тела снова растревожил её. Она скомкала рубашку, кинула в пустой нижний ящик шкафчика и с силой захлопнула его.
Надо проветрить комнату. Аяна вздохнула. Тили была права, тут всё пропиталось запахом Конды, даже она сама. Когда он схватил её за плечи...
Нет, так не пойдёт. Он ушёл, и дверь за ним закрылась. Он не был согласен на её условие.
Так тому и быть.
Липкая серая тревожная мгла снова подбиралась к её сердцу, и Аяна резко встала. Нет. А вот этого не будет. Она не будет опять сидеть в этом сером тягучем мареве и смотреть, как дни её жизни пролетают мимо. Алгар был прав, в ней что-то изменилось. Снулая рыба? Никакая? Да пусть она подавится своими злыми словами, эта Пасси, которая дальше своего двора и стряпни ничего не видит.
Аяна схватилась за переносицу. Со всей этой своей ерундой она опять забыла про подругу. Тили ходила к ним в малую мастерскую несколько раз в неделю, а она даже не поинтересовалась, над чем та работает. Как там Даро? Что происходит у Нэни?
Да что же это было такое с ней всё это время?
Она скомкала остатки мыслей о Конде и сунула их куда-то далеко.
Тили вышивала в своей комнате.
– Я так давно не разговаривала с тобой, что забыла твой голос, – рассмеялась она. – А ну-ка, скажи ещё что-нибудь.
– Я соскучилась, – виновато улыбнулась Аяна. – Прости меня. Я давно не заходила. Как Даро?
– Мама не отходит от него и очень беспокоится. Но ему гораздо лучше. Ходит с тростью, как ваш Конда. Что с тобой? Почему ты сморщилась?
– Надоело. Они мне надоели. И он, и его угрюмый дружок, который глядит на меня так, будто я его обманула с меной.
– А ты не обманывала?
– Нет, конечно, – улыбнулась Аяна. – Но его лицо иногда вызывает такое желание.
– Как мама?
– Мы работаем в мастерской. Холст за холстом, бесконечно.
– Ничего. Скоро мы отдадим всё натканное Таканде, он скроит паруса, моряки сошьют их, и все они упорхнут к себе за море. И тебе не придётся наблюдать угрюмые лица.
У Аяны едва заметно кольнуло в сердце.
– Именно. Скатертью дорожка... Тили, а над чем ты работаешь у нас наверху?
– Я покажу тебе потом. Пока не готово. А ты закончила свою вышивку?
– Тоже нет. Я совсем забросила её. Но я хочу сделать свою часть работы до праздника рождения и заняться делами двора, а не этими парусами, которые мне уже поперёк горла. Как рыбья кость, только вот рыбы мне не досталось.
– Айи, я не узнаю тебя. Ты стала такой язвительной. Это ваши гости так на тебя влияют?
– Ага.
– Если хочешь, можешь работать у нас в мастерской, чтобы поменьше с ними встречаться.
– Спасибо, Тили. Я, возможно, воспользуюсь твоим предложением.
Она вернулась домой, и на пороге её встретила мама.
– Солнышко, ты не знаешь, что вчера случилось? Конда сегодня сказал, что уходит жить на корабль. Он не замёрзнет там?
– Не знаю, мама. Мне всё равно. Пусть делают, что хотят.
Ей было не всё равно, но она хотела, чтобы это изменилось. То, что Конда ушёл, значило только одно: он тоже решил её избегать, потому что счёл её условие неприемлемым для себя. Зачем тогда он мучил её всё это время? Обида захлёстывала жгучей волной, снова и снова.
Нет. От этих мыслей легче не станет. Любая утрата становиться частью тебя, так сказала олем Ати. Значит, нужно время, чтобы забыть его, только и всего. Забыть его руки и глаза, две эти чёрные бездны зрачков.
Она пошла в мастерскую и не вставала из-за станка, и на следующий день тоже. Мама обеспокоенно смотрела на неё, а на третий день пришёл Алгар.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ну ничего себе, – сказал он. – Ты бодро работаешь. Ты не сломаешь станок?
– Нет, – сказала она. – Пойдем завтра в учебный двор?
– Давай. Я заеду за тобой на Юшти. Пойдёт?
– Да, – сказала она и рванула бёрдо так, что станок чуть не подскочил.
49. Кровь на снегу
Занятие было интересным. Арем Дар рассказывал про звёзды. Рядом с Алгаром и Аяной сидел Коде, который постоянно чесал голову.
– Коде, у тебя что, блохи? – спросила наконец Аяна.
– Нет. Я просто волнуюсь, а когда я волнуюсь, я всегда чешусь. Видишь?
Он задрал рукава и показал ей предплечья, расчёсанные почти до крови.
– Почему ты так волнуешься? Из-за чего? Возьми у Тили мазь, которую сделала Нэни. Руки будут меньше зудеть.
– Хорошо. Спасибо. Да я так. Просто люблю, знаешь ли, побеспокоиться по пустякам.
Алгар довёз её на Юшти до дома мелкой тряской рысью и довольно улыбался, когда она прощалась с ним. Следующие три дня он сидел возле станка, пока она ткала, и строгал какую-то игрушку.
Потом она сходила на праздник рождения Иллы, где весело поболтала с Онто и Брентом о Рогатом духе, а на следующий день с Тили съездила к Олеми верхом на Пачу. Она успела научить его ещё паре трюков, и теперь он умел кусать себя за круп и кланяться. Олеми стояла во дворе и смеялась, и маленький Ленар спал у неё в керио. Тили заглядывала к ней за пазуху и всё время умилялась его крошечному носу и ручкам.
– Ты не представляешь, как удобно, когда не приходится искать какие-то камни или пни. Просто пару слов, и этот великан уже лежит перед тобой! – восторженно рассказывала Тили, когда они вместе заехали к Ани и Анкану. – А где Коде?
– Ушёл работать, – сказала Ани. – Ты знаешь, что он опять чешется?
– Знаю, – вздохнула Тили. – Я намажу ему руки.
– Тили, а из-за чего он так волнуется? – спросила Аяна. – Может, ему попить «лисий коготок»?
– Да. Я займусь этим. Ты не забыла, что завтра мой праздник рождения?
– Как я могу забыть, если он за три дня до моего?
Праздник Тили был весёлым. Они пели песни, а потом даже немного потанцевали, насколько позволяло пространство мастерской Вагды. Даро смеялся и подпевал, и ни разу не запнулся на сложных словах. Коде пару раз ударился обо что-то макушкой, но, в общем, праздник прошёл очень хорошо.
Ещё один день Аяна провела в учебном дворе. Арем Дэн приехал из верхней деревни, и они с арем Даром рассказывали о том, как важно, чтобы руки были чистыми как до работы, так и после. Потом Аяна вызвалась читать книжку младшим детям, которые ждали родителей, и так увлеклась, что те не хотели уходить домой, когда уже совсем стемнело, и их пришлось уводить уговорами.
Потом пришёл Алгар, и с самого утра сидел в мастерской, и женщины, которые ткали рядом с ней, беззлобно подшучивали над ним, а он делал вид, что обижается, и смеялся. Ещё зашла Лойка и с очень, очень подозрительным видом сказала, что возьмет цветные нитки, а Аяна со смехом разрешила забрать хоть все, но с одним условием: не говорить, кто ей их дал.
Накануне праздника Аяна решила приготовить побольше вкусного. Она проснулась, когда ещё не рассвело, и поставила две кадушки теста. Сола помогала лепить пирожки и смотрела на неё тревожно, но Аяна смеялась.
– Что такое, Сола?
– Ничего. Айи, моя девочка, я заварю тебе успокоительное питьё.
– Зачем? Сола, у меня всё хорошо. У меня завтра праздник!
Сола ничего не сказала, и Аяна упорхнула к себе, и вышивала, напевая себе под нос и качая ногой, до самой темноты, а потом зажгла свечи и вышивала до позднего вечера.
День праздника наконец наступил, и мама пришла к ней в комнату поздравить её.
– Солнышко, хоть ты не убегаешь, как Лойка.
Аяна рассмеялась.
– Вот будет Лойке хотя бы пятнадцать, она тоже не будет убегать. Мама, ты видела Верделла?
