которых Пирогов нанимал квартиры или углы у местных крестьян, записывал новых пациентов на прием, готовил все к приходу профессора.
Николай Иванович очень привязался к способному помощнику. Однажды, когда Пирогов поинтересовался у Уриэля, как ему нравится новая работа, парень заявил, что она ему интересна, но признался, что не понимает надписи по-латыни на флаконах с лекарствами. Николай Иванович успокоил Уриэля и предложил приходить к нему домой по вечерам, чтобы вместе, как он выразился, «пожевать» латынь. С того вечера и пристрастился Окопник к языку римлян и ученых. Учитель был поражен удивительными способностями своего ученика, который с лету воспринимал этот «мертвый» язык. Вскоре помимо рецептурной латыни Уриэль стал осваивать римских классиков. Он легко запоминал сотни строк из поэм Овидия Назона «Наука любви» и «Лекарство от любви» и стал разбираться в сложных ораториях Цицерона.
Как-то одна из помощниц Пирогова, санитарка Катерина, от природы не очень сообразительная и неповоротливая девушка, не приготовила нужный инструмент к операции Пирогова. Уриэль с пафосом обратился к ней со словами: «Quousque tandem abutere, Катерина, patientia nostra?» (это были слова Цицерона, направленные против римского заговорщика Катилины: «Доколе же, Катилина, ты будешь злоупотреблять нашим терпением?»). Николай Иванович залился смехом и обратился к Уриэлю со словами: «Отныне ты у меня не Уриэль Окопник, а Уриэль Акоста» [169].
Интересно отметить, что незадолго до этого Пирогов видел в Киеве трагедию немецкого драматурга Карла Гуцкова «Уриэль Акоста», которая шла по всей Европе и в России с большим успехом. Герой этой трагедии – Уриэль Акоста – философ-вольнодумец Средневековья, родом из Португалии, выросший в еврейской семье, принявшей католичество. Он бежал от инквизиции, царившей на Пиренеях, в Амстердам, где перешел в иудаизм. Однако и здесь он не смог принять все его догматы, за что был отлучен от синагоги и подвергся унижениям в фанатичной еврейской среде. Его возлюбленная Юдифь, единственная душа, понимавшая и любившая его, была выдана против ее воли за нелюбимого человека и покончила жизнь самоубийством. Этого Акоста перенести не смог и вслед за Юдифью добровольно принял смерть. Пьеса была невероятно популярна во всех странах Европы. На русской сцене в роли Уриэля выступали выдающиеся актеры – А. П. Ленский, А. И. Южин и К. С. Станиславский. Среди игравших Юдифь была и великая М. Н. Ермолова.
Со временем Уриэль Окопник с помощью Пирогова стал фельдшером. Он обзавелся семейством, однако не бросил «Вишню» и своего учителя. В последние годы жизни Николай Иванович не раз посылал вместо себя на вызовы своего помощника. Сотни больных, приходивших за помощью к Пирогову, осматривались Уриэлем. Он докладывал профессору о состоянии больных, а сложных и тяжелых обязательно показывал Николаю Ивановичу. Профессор ставил диагноз, и фельдшер по его указанию выписывал рецепты и выполнял его назначения.
В 1926 году, когда улеглись страсти Гражданской войны, Винница при огромном стечении народа хоронила народного врача – 80-летнего фельдшера Уриэля Окопника. На руках этого человека в своей усадьбе «Вишня» умер великий хирург[191].
За то время, что Николай Иванович прожил в имении «Вишня», ему кроме лечения больных, приезжавших из многих российских губерний, приходилось исполнять и различные общественные обязанности. Он был мировым посредником в период освобождения крестьян от крепостной зависимости; неоднократно привлекался как эксперт для решения медицинских вопросов, поставленных губернским земством, в частности по оспопрививанию и для проведения экспертного анализа ряда судебно-медицинских заключений. Как уже упоминалось, в 1862–1866 гг. он был направлен в Западную Европу в качестве наставника молодых русских ученых, проходивших подготовку к профессорской деятельности. Ему также приходилось выезжать на театры военных действий во время Франко-прусской войны (1870) и Русско-турецкой войны (1877–1878).
Вскоре после приезда Пирогова в «Вишню», 13 мая 1861 г. Сенат утвердил его мировым посредником Винницкого уезда Подольской губернии по введению положений «Манифеста об отмене крепостного права»[192]. Эта реформа стала поворотным пунктом в российской истории. Однако она не смогла удовлетворить ни интересы дворян, лишавшихся части своих вековых владений, ни крестьян, надеявшихся получить не только личную свободу, но и достаточное количество земельных наделов. Напряженное состояние различных слоев российского общества в канун реформы 1861 г. проявилось и в курьезном происшествии, произошедшем в окружении Александра II, не без основания опасавшегося недовольства дворян. Оно ярко описано В. В. Кавториным в одной из его монографий, посвященных русской истории.
«Все ждали чего-то, а чего – никто толком не понимал. Либералы ждали крестьянских бунтов, хотя никак не могли бы толком объяснить, даже друг другу, отчего это они произойдут с объявлением свободы… Верховная власть, судя по многим приметам, больше опасалась бунтов дворянских, гвардейских…
В ночь перед объявлением манифеста[193] несколько генерал-адъютантов даже явились в Зимний, чтобы в случае чего прикрыть государя своими телами. И только, не дождавшись бунта, сели ужинать, как – «ба-бах» – «Стреляют, Ваше Величество!..» После краткой суматохи, слава богу, выяснилось: никто не стреляет – снег с крыши сбрасывают! То-то смеху назавтра было…» [170].
Реформа мало соответствовала ожиданиям крестьян. Помещики сохраняли собственность на всю принадлежавшую им землю, однако были обязаны предоставить крестьянам «усадебную оседлость» за выкуп, а также полевой, т. е. земляной, надел в постоянное пользование. Крестьяне обязаны были оплатить его или отбывать барщину. Размеры этого надела и повинности должны были фиксироваться в уставных грамотах, составление которых поручалось помещикам, а проверка их – мировым посредникам. Почти повсеместно крестьяне проявляли недовольство. В ряде случаев это сопровождалось заметными крестьянскими волнениями. Только в Подольщине в течение апреля – мая 1861 г. они охватили свыше полусотни селений с 80-тысячным крестьянским населением. Эти события совпали с началом выполнения Пироговым обязанностей мирового посредника. В отчетах Николай Иванович многократно писал о недовольствах крестьян и беспорядках в уезде. Он писал о несогласии крестьян в переходе на оброк, когда они, став безземельными, вынуждены были работать на помещичьих землях.
В мировой участок Винницкого уезда, где мировым посредником был Пирогов, входило три волости, состоявшие из 13 сел и 18 общин. Помимо введения положения манифеста Пирогову приходилось следить за работой землемеров, многократно решать спорные вопросы, возникавшие между помещиками и крестьянами, проверять и вводить уставные грамоты, которые подготавливали помещики. При исполнении обязанностей мирового посредника Пирогов старался поддерживать справедливые требования, выражающие интересы той и другой стороны. При разборе жалобы одного крестьянина из села Кудиевцы на помещика, который взял леваду[194], с давнего времени находившуюся в пользовании крестьянина, Николай Иванович предложил помещику отказаться от левады. В другом случае в селе Тартаки крестьянин был уличен в ловле рыбы в помещичьем пруде, за что его подвергли третейскому суду. Улов был оценен в непомерную для крестьянина сумму – 60 руб.
