понимала, почему я не спешу снова брать уроки, и с недоумением спросила:
– Разве ты не любишь ездить на лошади, сестрица? Почему же ты не идешь учиться?
Чем брать уроки у какого-нибудь офицера, который наверняка будет, как Нимань, учить меня через пень-колоду, заботясь не о том, чтобы я поднаторела в этом деле, а лишь о том, чтобы со мной ничего не случилось, – лучше уж вообще не учиться, вздохнула я про себя. Разве что это будет кто-нибудь вроде четвертого принца, кто не станет обращать внимания на мое положение. Я невольно вспомнила, как серьезно и сосредоточенно четвертый принц учил меня. И, вспомнив, испугалась, насколько ясно отложились в памяти каждое его движение и каждое слово. В спешке пытаясь направить поток мыслей в другое русло, я делано засмеялась и ответила:
– В последние пару дней я очень утомлялась. Вот отдохну – и сразу пойду учиться.
В этот раз в путешествие отправились всего двое принцев, но и те не ладили между собой; сопровождавшие императорский обоз сановники также не желали спокойно уживаться друг с другом, а те, кто не принадлежал ни к одной из сторон, старались осторожно лавировать между ними, не привлекая к себе излишнего внимания из опасения навлечь на себя гнев одной из них – в будущем это могло аукнуться многими бедами. Монголы же нанесли императору визит и, увидев наследного принца, не испытали по этому поводу никакой радости.
И тем не менее все были вынуждены изображать перед императором радость и веселье. Его Величество давно почувствовал некоторую странность в обстановке, но предпочел не замечать этого. Неплохо, Ваше Величество, думала я, прикинуться дурачком – лучшее, что можно было сделать.
Как-то раз, когда я после обеда слонялась на улице без дела, мне на глаза внезапно попалась Миньминь-гэгэ, такая же очаровательная, как и прежде. Я отошла в сторону, пропуская ее, но, поравнявшись со мной, она вдруг остановилась и сказала:
– Я видела тебя в прошлый раз.
Тогда я не придала этому значения, но сейчас заметила, что она говорит на ханьском наречии с акцентом. Внимательно вслушавшись в ее речь, я медленно, почти по слогам ответила:
– Верно, в прошлый раз я тоже сопровождала Его Величество.
Миньминь невольно улыбнулась:
– Хотя я изъясняюсь не очень хорошо, я все понимаю, поэтому можешь говорить как обычно.
Я кивнула. Она немного подумала о чем-то, глядя в сторону, а затем предложила:
– Если ты ничем не занята, не хочешь сходить со мной на прогулку?
Мне все равно было нечем заняться, поэтому я охотно пошла с этой прямой и бесхитростной Миньминь. Кроме того, я видела, что она хочет что-то сказать, но не решается. Если это имело отношение к тринадцатому принцу, то я все равно не могла ее спросить прямо. Мы шли куда глаза глядят и болтали.
– Почему гэгэ не идет кататься верхом? – с улыбкой поинтересовалась я.
– Мы здесь целыми днями ездим верхом, – ответила Миньминь. – В отличие от вас, живущих в Запретном городе, нам не нужно искать возможности покататься на лошади.
Я только улыбнулась в ответ на ее слова.
– Ты хорошо ездишь верхом? – спросила девушка.
– Ты задаешь не тот вопрос, – засмеялась я. – Тебе следовало спросить, умею ли я вообще ездить верхом.
Она пораженно уставилась на меня:
– Я думала, только ханьские девушки не умеют ездить верхом. Ты разве из ханьцев?
– Я маньчжурка, – ответила я, – но езжу верхом я и вправду неважно. Впрочем, я очень хочу научиться.
Миньминь с воодушевлением воскликнула:
– Тогда давай я буду учить тебя! Мне еще не приходилось этим заниматься, но обещаю, что хорошо научу тебя.
Я радостно согласилась, думая про себя, что лучше и быть не могло.
Миньминь-гэгэ обладала горячим и нетерпеливым нравом: сказала, что будет учить, – значит, будет, и тут же потянула меня к императорской конюшне. По пути мы удачно встретили нескольких парней, монголов и маньчжуров, неспешно прогуливавшихся верхом. Увидев нас с Миньминь-гэгэ, они все спешились и поприветствовали нас: монголы – только Миньминь-гэгэ, а маньчжуры – сперва ее, а потом и меня.
– Мы сэкономим немало времени и сил, – улыбнулась Миньминь-гэгэ, поворачиваясь ко мне.
Затем она с ходу выбрала двух лошадей, которых монголы с радостью уступили нам.
Каждая из нас забралась на своего коня, и мы медленно двинулись вперед. Повернув голову, Миньминь-гэгэ произнесла:
– Ты не обычная придворная дама, ведь так?
– Всего-навсего прислуживаю Его Величеству, – со смехом ответила я. – Это, признаться, добавляет мне значимости, но и только.
– Ты очень красива, – продолжала Миньминь-гэгэ. – Почему ты всего лишь придворная дама? Ни одна из наложниц моего отца не сравнится с тобой.
Ах, Миньминь-гэгэ, ты такая непосредственная, всегда говоришь то, что думаешь, а во дворце все следят за каждым своим словом и жестом. Встретив тебя сегодня, я получила искреннее удовольствие.
Я широко улыбнулась и не стала ничего отвечать.
Миньминь-гэгэ обучала меня весьма добросовестно, однако из-за того, что конь подо мной был слишком высоким и крепким, а я сидела на нем впервые, в душе мне было не по себе, и я чересчур осторожничала. Миньминь-гэгэ ехала рядом и говорила не переставая, требуя, чтобы я собралась с духом и перестала бояться – разве можно научиться ездить верхом, ни разу не упав с лошади? Она, мол, в детстве тоже падала, и ничего.
Я понимала, что она права, и всякий раз согласно угукала, но ничего не могла с собой поделать и продолжала натягивать поводья, пуская коня тихой рысью.
Внезапно Миньминь-гэгэ со смехом крикнула мне:
– Садись покрепче! – И хлестнула нагайкой по крупу моего коня.
Я не успела ничего сообразить, лишь почувствовала, как жеребец рванулся вперед. Мое тело откинулось назад, и я закричала от страха во все горло.
– Не бойся! – кричала сзади Миньминь-гэгэ, хохоча. – Просто сиди крепко!
Конь бежал все быстрее и быстрее. В какой-то момент я выпустила поводья и, крепко сжав ногами тело животного, ухватилась обеими руками за его гриву. Коню было больно, а поводья больше не осаживали его, и он продолжал мчаться не разбирая дороги, пытаясь сбросить со своей спины человека, причинявшего ему боль.
У меня не осталось сил даже на крик. Зажмурив глаза, я как можно крепче вцепилась в конскую гриву, из последних сил стараясь не упасть.
Конь бешено несся вперед, на скаку выгибая спину горбом и пытаясь сбросить меня на землю. Я чувствовала, что больше не могу: грива стала мокрой и скользкой, и
