всерьез, папа! Ты не можешь с ними сражаться!
– Могу и буду! – Голос моего деда резок, как острое стекло, и так холоден, что я едва не отшатываюсь от двери. – Мы будем сражаться, Элиза. Если мы позволим Ванитас вернуться в цикл, это нанесет значительный удар по нашей семье. Ванитас был могущественным Сезоном, могущественным Домом, могущественной семьей. Мы не можем рисковать тем, что они вернутся к своему былому величию и начнут планировать, как нам отомстить.
– И что ты предлагаешь?
– Мы уничтожим их, раз и навсегда. И на этот раз не останется никого.
Я резко втягиваю воздух. Не может быть, чтобы это было правдой, я, наверное, ослышалась.
Мама, похоже, думает так же, потому что секунда проходит за секундой, а она ничего не отвечает.
– Не может быть, чтобы ты говорил это всерьез.
– Всем нам приходится выбирать. Между нашей семьей и кучкой повстанцев, которые угрожают нашей жизни, убивают и похищают наших детей. Если дело дойдет до схватки, на чьей стороне окажешься ты?
Рывком отступаю назад и, спотыкаясь, делаю несколько шагов по коридору, прочь от двери. Я не хочу слышать ответ мамы, я не могу его слышать. Не хочу больше быть свидетелем того, как они планируют убийства. Конечно, я тоже не в восторге от того, что меня похитили и что со мной сделали Элия и Уильям. Но я могу понять, что ими двигало. С ними поступили ужасно, и повстанцы просто требуют того, что им положено по праву. Они хотят вернуть себе то, в чем им отказывали на протяжении тысячелетий.
С другой стороны, причины, которые движут моим дедом, попросту… ошибочны. Он не прав. Мой Дом, моя семья – все они не правы.
Замираю на миг посреди коридора, не зная, что делать дальше. С одной стороны, мне хочется ворваться в кабинет и высказать им свое мнение или убедить в том, что война не нужна. Но с другой стороны, я знаю, что у меня нет шансов: я никогда не смогу переубедить своего деда.
Внезапно я ощущаю острую необходимость создать как можно большую дистанцию между собой и этими людьми. Я разворачиваюсь и бегу по коридору, чуть не сбивая с ног растерянного и явно раздраженного служащего, который едва успевает отскочить в сторону. Игнорирую его и мчусь все дальше и дальше, пока не оказываюсь перед домом и надо мной не повисает низкое серое небо. Внезапно идея оказаться в своей комнате больше не кажется такой заманчивой. Этот дом давит на меня. Его жители не только плетут интриги и совершенствуются в таинственности, но и запросто обговаривают то, как будут убивать бессчетное множество людей. И я не хочу быть частью этого.
Свернув с тропы в сторону леса, я думаю о Кево, Катарине и других повстанцах. Да, меня похитили и удерживали против моей воли. Да, они дрались со мной. Но я все равно не желаю им смерти. Тем более Кево. Они в отчаянии и определенно не заслуживают попадания в список жертв четырех самых могущественных семей мира. Нет, я не буду в этом участвовать. Не хочу, чтобы их кровь была на моих руках, ни в коем случае. Должно быть принято мирное решение, без войны и без убийств. Пусть я мыслю как долбаный хиппи, но должен быть способ заставить повстанцев и Мастеров сесть за стол переговоров и уладить все без применения насилия.
Я совершенно не замечаю, куда иду, пока не останавливаюсь у скалистого выступа, открывающего вид на фьорд. Темнеет, и наступающие сумерки превращают пейзаж в смесь серого и белого. Дьявольский холод. Несколько отдельных снежинок опускаются на меня, и я вспоминаю историю, которую рассказала мама. В сотый раз в жизни задаюсь вопросом, существуют ли боги на самом деле. И если существуют, то, может, им на нас просто наплевать? В конце концов, это боги; они должны знать о предательстве Домов и усилиях Ванитас. Так почему же они не вмешиваются? Почему просто не отберут наши силы и не отдадут тем, кто справится с этой задачей лучше?
Задумавшись, я кладу руку на холодный камень и тянусь к его энергии. Теперь направлять элементы стало гораздо быстрее и проще. Я становлюсь все лучше и лучше. Даже покалывание стало не таким интенсивным, а кончики пальцев в лучшем случае сероватые, а не черные как смоль. Интересно, есть ли еще что-то, о чем я не знаю. Уроки, на которых я изучала свои новоприобретенные способности, были, так сказать, недостаточно интенсивными. Так что я понятия не имею, на что способна. Насколько я знаю, люди, которые продолжали работать над своими способностями, в результате открывали для себя совершенно новые возможности. Например, один мальчик из Летнего Дома сначала мог просто очень быстро бегать, но со временем стал способен поднять переполненный автобус.
Я сильнее прижимаю руку к камню и зажмуриваюсь. Проходит минута, две, затем раздается тихий треск. Еще миг – и сквозь скалу тянется отчетливая трещина, после чего она с грохотом распадается на две части.
Впечатленная собой, я отступаю. Запрокидываю голову и делаю пару глубоких вдохов, разглядывая черные ветви на фоне все темнеющего неба.
Приходить сюда было ошибкой.
Но я понятия не имею, что мне теперь делать. Я не хочу возвращаться в Дом, не хочу больше иметь ко всему этому никакого отношения.
Но это не вариант. Я так крепко увязла в этом деле, что просто не смогу делать вид, что ничего не происходит. Мне просто необходимо предупредить Кево. Во-первых, потому что спланированное убийство множества людей – в корне неверный подход, а во-вторых… потому что я не хочу, чтобы с Кево что-то случилось. Да, этот парень предал меня и играл с моими чувствами, но он также помогал мне, заботился обо мне и целовал меня. Этот поцелуй. Я до сих пор ощущаю его губы на своих, его взгляд, пронзающий меня, который заставлял меня ощущать такое множество различных чувств. Я не могу просто затаиться в своей комнате и смотреть, как моя семья планирует безжалостно убить всех повстанцев Ванитас.
Проблема в том, что я не знаю, как связаться с Кево. Телефона у меня больше нет, и вернуться на материк я сейчас тоже не могу. Попытка сделать это в одиночку была бы откровенным самоубийством, и я почти уверена, что семья не предоставит в мое распоряжение такси.
Совершенно потерянная, я опускаюсь на скалу, скрестив на груди руки. Волны фьорда яростно бьются о берег, словно пытаются вырвать часть острова.
– Сидишь, как коза в вольере у тирекса.
Я вздрагиваю так сильно, что нога соскальзывает, и я чуть не падаю с небольшого выступа. В последнюю секунду мне
