мимо, на долю секунды встречаюсь с ним взглядом. Губы Дориана разбиты, из разодранных рукавов видна кровь. Он успевает лишь удивлённо посмотреть на марилениху подо мной. Но выражение лица у него дикое, словно Дориан вот-вот рассмеётся.
Затем обгоняю его, арена исчезает, и я взмываю ввысь.
Золотая черта загорается зелёным.
Глава 34
Остановив Златошторм, скатываюсь с неё, ловя воздух ртом. В горле разбухает железный привкус крови. Плевать. Ноги дрожат, ощущение полёта замедляется. Гонка окончена.
Я пересекла финишную черту первой.
Я выиграла.
Я чемпион.
Арена погрузилась в анархию; крики и одобрительные возгласы прорываются сквозь рёв дождя, всё ещё барабанящего по крыше, повсюду взрываются, рассыпаясь цветной пудрой, бомбочки.
Подсобчие устремляются к Златошторм со всех сторон.
– Не подходите, – предупреждаю я их.
Затем повисаю на шее Златошторм. Кровь и слёзы смешиваются и стекают по лицу, но я прижимаюсь к ней, пальцы сломаны, всё тело дрожит. И она не отстраняется. Марилениха, закрывающая глаза на неосмотрительное прикосновение, позволяет мне постоять так, обнимая её. Ноги в огне, и я всё не могу перестать плакать.
Скрежет металла о землю заставляет меня поднять взгляд. Вся арена в развевающихся знамёнах с эмблемой гонки славы тонет в восклицаниях и суматохе. И из лабиринта возникает Дориан. Ковыляет рядом с мариленем, держась на ногах вопреки силе притяжения.
Руки неуверенно пытаются снять с Роготона упряжь.
Подсобчие с посохами окружают их и оттесняют его назад. Дориан не возражает. Прижав кровоточащую ладонь к животу, шатаясь, подходит ко мне.
– У тебя получилось, – говорит он, запинаясь, с глазами, налитыми кровью и удивлением. – Ты в самом деле выиграла.
Но он не смотрит на меня. Его взгляд устремлён вверх – туда, где Землевластитель стоит в своём наряде. Серебряная восковая фигура, сияющая, пока мир под ней заходится в фанатизме.
Не успеваю ему ответить, как ворота открываются, и на безумный миг я ожидаю увидеть мариленей.
Но это Соломон Акаян.
Вышагивает так быстро, что, наверное, побежал бы, не соберись над нашими головами целый остров в ожидании главного зрелища: настоящего финального круга сто пятидесятой гонки славы.
– И на это мы потратили восемь лет, мальчик? – кричит Соломон.
Пытаюсь отвести взгляд, но Соломон говорит так громко, что с равным успехом мог бы вещать со всех экранов. К нам подтягиваются представитель комитета гонки и государственные помощники, а также офицеры Землевластителя.
Соломон резко замолкает. Вместо этого указывает на меня. Лицо красное, челюсть напряжена.
– Девчонка сжульничала!
Обвинение прозвучало с той же уверенностью, с которой я знаю, что победила честно и вчистую.
– Я пересекла финишную черту первой, – обращаюсь я к представителю комитета.
– Без седла! – рявкает Соломон. – Это гонка колесниц.
– Замечание справедливо, Корал Солонии, – говорит государственный помощник-съёмщик. Говорит без злобы и желания, чтобы так оно и было. Просто даёт мне возможность высказаться.
– Раз уж гонку славы придумали в честь Первого Чемпиона, то произошедшее здесь сегодня нельзя считать несправедливым. – Вздёргиваю подбородок, кровь по-прежнему струится по лицу.
Соломон с яростью произносит:
– Настоящий победитель турнира – Дориан.
– Я проиграл, отец, – говорит Дориан. Каждая пара глаз на стадионе устремлена на него. Кровь стекает с его лица, и рану на моей щеке тепло пощипывает. Наверное, полностью содрала кожу. Он повторяет: – Я проиграл. Дорога привела меня в тупик. Пришлось повернуть назад, чтобы выбраться. Корал к этому моменту уже финишировала. Я лишь вёл мариленя обратно. – Дориан бросает взгляд на лабиринт. У входа лежит, одиноко сверкая, его корона. – Можешь спорить, что турнир предполагает использование колесниц, но, поскольку Корал Солонии единственная из возниц пересекла черту, она истинная победительница сто пятидесятой гонки славы.
Его речь погружает арену в ошеломлённое молчание.
Государственный помощник-съёмщик замечает:
– Что ж, конфликт исчерпан. Если соперник поддерживает победительницу, кто мы, чтобы спорить? – Жестом приглашает меня проследовать в зал возниц. Голос Соломона останавливает нас. Но кричит он не на меня.
– Понимаешь, что только что всё разрушил, глупый ты мальчишка? – Во мне закипает ярость. – Вернись, кому говорю! – рычит Соломон, и Дориан замирает. – Думаешь, Землевластитель у себя на балконе на твоей стороне? – кричит он, брызжа слюной. Представитель комитета нервно переминается с ноги на ногу, в то время как государственный помощник-съёмщик поджимает губы. Офицеры синхронно проверяют оружие в кобурах. – Этого мы пытались избежать с самого первого дня, когда девчонка задумала всё испортить!
Повисает молчание, даже зрители притихли. Народ проталкивается к нижней трибуне, пытаясь разобрать, в чём дело.
Как вдруг происходит нечто одновременно чудесное и жуткое.
– О, закрой свой треклятый рот, Соломон Акаян, – восклицает Крейн, выходя из зала возниц. Останавливается рядом с побледневшим Дорианом. Он с тревогой глядит на меня, затем на мою подругу.
– Что ты…
– Не вмешивайся, – говорит Крейн резко. – А ты, – она поворачивается к Соломону, – пускай Дориан проиграл, но сделал это с честью. Выложился на все сто. Даже больше тебя, впадающего в ярость, словно полубезумный аквапырь. Неужели у тебя нет ни капли достоинства?
Мир застывает в моменте. Он тянется слишком долго.
– Вам пора уходить, сэр, – замечает один из офицеров. Приподнимает бровь, вздёрнув подбородок, одна рука на пистолете. Каждый понимает, что это значит: охране всё равно, кто такой Соломон, поскольку приказ исходит от Землевластителя.
Соломон смотрит на Дориана, уголок рта которого едва заметно приподнимается. Очевидно, он тоже сделал выбор.
Но когда Соломон уходит, я чувствую, что прилив отступил только затем, чтобы вскоре захлестнуть всю землю.
Крейн поворачивается ко мне.
– Выглядишь так, словно одной ногой в погребальной лодке. Давай уведём тебя отсюда. – Обнимает меня рукой. Я шиплю от боли. Её извинение – последнее, что слышу, прежде чем ноги окончательно подкашиваются и я падаю в обморок.
Прихожу в себя в знакомой белой палате больницы земельщиков.
Интересно, меня пытались остановить на входе из-за металлической брошки на воротнике?
Прозрачная жидкость капает в трубку, прикреплённую к предплечью. Щёки тёплые, но гладкие. Ничего не болит. Само собой. Мне не позволят заявиться в ложу Землевластителя, волоча половину тела по полу.
Потому что я победила.
Ловлю себя на том, что лихорадочно шепчу слова благодарности океану.
– Проснулась, – раздаётся голос медсестры над головой. Снова эта жутковатая улыбка. – Поздравляю!
Что ж, вот и подтверждение: я действительно победила.
– Могу увидеть родителей? – спрашиваю я, пытаясь сесть. – Они здесь, в больнице.
– О, милая, время ещё будет. Нужно подготовить тебя к церемонии коронации. – Несмотря на энтузиазм, с которым она это произносит, улыбка остаётся такой же натянутой. Медсестра быстро проверяет мои показатели, а затем выходит, чтобы я оделась: в новый комплект из чёрных брюк и белой рубашки. Неизменность наряда почти начинает казаться мне шуткой.
Сразу за дверью меня встречают двое вооружённых офицеров. За всю дорогу от больницы по туннелям Террафорта до зала возниц нам никто не встречается. Люди ждут церемонии коронации: кто внутри арены, кто уже празднуя на проспекте.
Только офицеры начинают подниматься по лестнице, как в коридоре раздаётся чей-то крик.
– Не верю своим глазам! Чемпионка!
Узнаю голос Крейн, узнаю её
