длительно. Ноги скользят по одеялу, руки сжимают подушки, а сердце стучит где-то в районе горла. Я кончаю так сильно, что не замечаю ничего вокруг, кроме горячего рта моего мужа.
— Спасибо, сэр, — задыхаясь, благодарю его, когда оргазм начинает отступать, и я снова могу сделать вдох. — Спасибо, господин президент.
Он смотрит на мою киску. В свете лампы его длинные ресницы отбрасывают тень на скулы, и лишь мгновение на его лице отражаются все душераздирающие эмоции. А потом он нависает надо мной и целует в губы, заявляя права на мой рот так же, как сегодня вечером заявлял права на все остальное.
Я ощущаю вкус своей киски и целую в ответ еще неистовее, облизываю его язык и губы, от чего он стонет.
— Ты принадлежишь мне, — говорит он в мои губы. — Ты моя. Моя жена. Моя собственность.
— Да, — я выдыхаю в ответ. — Да.
Он грубо сжимает мою грудь.
— Ты снова нужна мне.
Я чувствую его возбуждение напротив своего бедра и послушно раздвигаю ноги. На этот раз Эш снимает брюки, но наличие кровати и поцелуев не делают его менее напористым и жестоким. Он трахает меня до тех пор, пока я снова не кончаю, трахает меня так, что по его груди стекают капли пота, а легким не хватает воздуха, и, наконец, кажется, его злость отступает. Он кончает с такой силой, что возвращает себя прежнего, с такой силой, которая изгоняет его внутренних демонов. В этот раз Эш кончает в меня, совершая прерывистые вдохи, которые, кажется, выворачивают его душу наизнанку.
Чувствую грусть, когда мы встречаемся взглядом, и я вижу, что глаза мужа полны заботы и любви. Эш включает свет и встает, рассматривает мою киску, изучает рубцы на заднице. А затем спрашивает:
— Как ты себя чувствуешь?
Это стандартный вопрос, который он уже задавал мне бесчисленное количество раз, но мы оба понимаем, что сейчас все по-другому: мы опасно балансировали на краю, которого всегда остерегались.
— Как в бреду, — говорю я. — И немного потрясена.
— Сегодня я сильно давил на тебя, — говорит он. — Я рассчитываю на твою честность. Я рассчитываю, что ты остановишь меня, если для тебя это будет слишком.
Я качаю головой еще до того, как он успевает закончить предложение.
— Дело не в этом. Мне не стыдно выйти за грани дозволенного или попросить тебя остановиться. Но Эш… — Я смотрю на его волевое лицо, отмечая отросшую щетину, которая оттеняет щеки, и взлохмаченные вьющиеся волосы. Блеск обручального кольца на пальце. — …твой гнев страшнее плетки.
Он садится на кровать рядом со мной, и я тоже сажусь, подтягивая колени к груди. Его брови нахмурены.
— Потому что ты боишься, что в приступе гнева я зайду слишком далеко?
Мой подбородок дрожит, и мне приходится отвести взгляд.
— Потому что он разрывает мне сердце.
Эш издает стон, а затем притягивает меня в свои объятия.
— Прости, маленькая принцесса. Мне следовало сказать, что я… я нуждался в тебе. Нуждался в том, что можешь дать только ты.
Я вздыхаю от облегчения.
— Значит, ты не сердишься на меня.
Ответом мне служит звенящая тишина. Он молчит. Я отстраняюсь от него и обнаруживаю, что он внимательно смотрит на меня.
— Эш? — произношу я дрожащим голосом.
Он заправляет прядь волос за мое ухо.
— Давай примем душ. А потом я кое-что тебе покажу.
* * *
Толчком к тому, чтобы Эш поднялся наверх и наказал мое тело, стало трехминутное видео. Снятое на камеру ночного видения, где все объекты на экране предстают в зеленых оттенках, с горящими глазами, но четко различимы. На видео мои светлые волосы подобны белому пламени, а серебристый скотч сверкает в едва уловимом свете.
Я догадывалась, что там установлены камеры, но почему не подумала об этом, когда умоляла Эмбри трахнуть меня? Почему не догадалась, что Мелвас не оставит попыток разрушить мою жизнь?
— Знаешь, я никогда не имел ничего против тебя или Эмбри, — извиняющимся тоном говорит Эш, как будто это видео — его вина. Мы сидим на диване в гостиной. Он закрывает ноутбук, который стоит на журнальном столике, и прижимает меня к себе. — Но когда увидел это, когда Мерлин рассказал мне, я был в ярости. По большей части я зол на Мелваса. Но и на тебя с Эмбри тоже, за проявленную неосторожность. И, Грир, если честно, есть существенная разница между тем, чтобы просто знать о случившемся и тем, чтобы увидеть это своими глазами.
Внезапно я чувствую необходимость отстраниться от него. Я встаю, скрещиваю руки на груди и подхожу к окну. Паника сжимает мою грудь, словно в тиски, но мой голос звучит спокойно.
— Безусловно, разница есть.
— Грир, дело не только в нас.
Я прижимаю пальцы к глазам, желая вытеснить весь стыд, выдавить его из своей головы.
— Я знаю. Мерлин видел.
— Не только Мерлин. Все намного хуже. Видео в Интернете. Все именитые СМИ его видели. Мерлин, Кей, Триест, Линетт и Эмбри будут здесь завтра в семь, мы вместе придумаем оправдание для СМИ.
— То есть все знают, что я переспала с Эмбри, но никто не в курсе похищения, и нет доказательств того, что это произошло в Карпатии. Но на видео стоит дата, и дураку понятно, что я спала с ним во время нашего медового месяца.
— Ты трахалась с ним, Грир. Давай смотреть правде в лицо.
Как больно. Его злоба обжигает, словно кислота.
— Да пошел ты, — шепчу я.
Эш опускает голову на руки.
— Прости, — говорит он. — Боже, прости. Я не это имел в виду. Просто я…
Между нами словно образовалась пропасть, и то, что я чувствую по отношению к себе, раньше не чувствовала никогда, не так. С Эшем я всегда ощущала себя в безопасности, любя при этом двух мужчин, цельных, здоровых и счастливых. И впервые мне интересно, не считает ли Эш меня шлюхой. Интересно, думает ли он, что я — шлюха, и я имею ввиду не в шутку произнесенные фразы в спальне, а те моменты, когда мужчины реально считают женщин таковыми и не испытывают к ним уважения.
Интересно, считаю ли я сама себя шлюхой?
В конце концов, я трахалась с его лучшим другом. Я сделала это после свадьбы. Мне понравилось. Я бы повторила. И теперь весь мир знает об этом.
Эш смотрит на меня с несчастным выражением лица.
— Грир.
— Это моя вина, моя проблема. Я с ней разберусь. — Мой голос такой же холодный, как и душа, которую жжет от боли, поэтому я поворачиваюсь, чтобы
