раз эти отношения развивались по одной и той же схеме: первые «пробы пера» очередного переводчика вызывали безудержные восторги, затем следовало отрезвление, а порой и полное разочарование. Иногда дело доходило до конфликтов и даже громких скандалов.
Так, скандалом закончилось взаимодействие с неким С. П. Штейнбергом из Одессы, который на свой страх и риск, не испросив разрешения автора, с мая 1909 года принялся печатать в газетах переводы его произведений[923]. Получив от самозваного переводчика выпуск «Одесских новостей» с собственным рассказом, Шолом-Алейхем, как это ни удивительно, не только не возмутился, но, напротив, откликнулся чрезвычайно благосклонно и сразу же предложил бойкому одесситу взяться за новеллы из своего нового цикла «Железнодорожные рассказы». Более того, речь шла об их публикации уже не в провинциальных газетах, а в столичных литературных журналах или альманахах. Предполагалось, что такая публикация станет возможной благодаря протекции русско-еврейского прозаика Давида Айзмана[924].
Рукописи дальнейших переводов Штейнберг посылал автору для одобрения, тот вносил в них поправки и возвращал назад. Однако вскоре настроение Шолом-Алейхема начало меняться, в его письмах зазвучало раздражение и появились указания на «небрежное отношение переводчика к материалу»[925]. Чашу авторского терпения переполнило известие о том, что переводы Штейнберга не только печатаются в газетах, но и выходят отдельными изданиями — в виде дешевых брошюр. Дело осложнялось тем, что весной 1910-го московское издательство «Современные проблемы», заключив соглашение с Шолом-Алейхемом, приступило к выпуску его первого собрания сочинений на русском языке. Одесские брошюры подрывали коммерческие планы москвичей. В последнем послании к Штейнбергу, по всей видимости крайне резком, писатель называл корреспондента «экспроприатором» и «глупым переводчиком»[926]. Затем на протяжении полугода Шолом-Алейхем публиковал в русской и еврейской прессе гневные «письма в редакцию», протестуя против деятельности «вопиюще безграмотных переводчиков», осуществляющих «самовольное хозяйничанье чужим трудом». В половине случаев антигероем «писем» выступал именно злосчастный Штейнберг[927].
Отношения Шолом-Алейхема с его «главным» прижизненным переводчиком на русский язык Юлием Пинусом — студентом медицинского факультета Московского университета, приглашенным «Современными проблемами» для работы над собранием сочинений, — открытыми конфликтами не сопровождались, но также не обошлись без горького разочарования. А начиналось все с самых радужных надежд:
Любезный друг Пинус!
Я безгранично рад, что мы наконец сошлись и очень сожалею, что мы не сделали этого раньше. <…> Есть у меня предчувствие, что в Вас я нашел настоящего переводчика[928].
Восторг от обретения «настоящего переводчика» достиг апогея, когда до итальянского курорта Нерви, где находился тогда писатель, добрался экземпляр первого тома собрания сочинений, вышедшего из печати в Москве под названием «Дети “черты”». Едва перелистав его, благодарный автор написал Пинусу:
Никогда меня чутье мое не обманывало. Я в предыдущем письме писал Вам, что чует мое сердце, что Вы — мой переводчик. Я не ошибся. Ваш перевод превосходен. Превосходен потому, что лучше переводить с евр [ейского] уже нельзя. Я Вам так много признателен, что у меня в эту минуту нет слов[929].
Бурным эмоциям Шолом-Алейхема не помешало даже то, что «незначительные погрешности в переводе» он увидел сразу, что и отметил в том же послании. Но всего два дня спустя из-под его пера вышло совсем другое послание Пинусу — полное укоризны и указаний уже не на «погрешности», а на грубые и многочисленные переводческие ошибки[930].
Несмотря на несовершенство пинусовских переводов, первые тома собрания сочинений принесли Шолом-Алейхему всероссийскую славу Рецензенты русских газет и журналов не жалели комплиментов в адрес автора, но в адрес переводчика отпускали замечания разной степени колкости — от сравнительно мягких («Перевод не свободен от недостатков») до весьма хлестких («Переводили его [Шолом-Алейхема], видно, спешно и небрежно, чем разве и объясняются многие неудачные обороты, фразы, а то и просто неправильные выражения»)[931].
Стремясь исправить положение, автор принялся тщательно вычитывать рукописи новых томов, а также редактировать уже вышедшие тома для их переиздания. Вдобавок он привлек к этой работе профессионального русского литератора — критика и прозаика Абрама Дермана, одного из тех, кто в своей рецензии на «Детей “черты”» отметил наличие в переводе некоторых «дефектов»[932]. Того же Дермана Шолом-Алейхем решил использовать и в качестве переводчика, предложив для «опыта» перевести небольшой фрагмент из еще не законченной повести «Shir hashirim» («Песнь песней»). Результат «опыта» вызвал у писателя воодушевленную реакцию, чуть ли не дословно повторившую соответствующее послание Пинусу годичной давности:
Спешу выразить В[ам] мою симпатию по поводу Вашего] перевода Shir hashirim. Да. Вы будете моим переводчиком. Я не ошибся. И я рад, что я не ошибся[933].
Увы, Шолом-Алейхема вновь ждало разочарование. Редакторской работой Дермана он остался недоволен, считая, что тот пропустил «невероятные жаргонизмы и нерусские обороты речи», и подозревая: «Вероятно, просмотр был слишком торопливый»[934]. Оскорбленный Дерман ответил возмущенным письмом. Последовал обмен взаимными упреками, завершившийся полным разрывом отношений.
Собрание сочинений Шолом-Алейхема в переводах Пинуса составило в конце концов восемь томов, которые увидели свет в течение 1910–1913 годов. Для прочих издательских проектов на русском языке еврейский писатель предпочел пользоваться услугами уже других переводчиков. В переписке с отставленным студентом-медиком он «дипломатично» объяснил свое решение чисто коммерческими обстоятельствами: якобы его категорически не устраивало кабальное соглашение между Пинусом и «Современными проблемами», согласно которому все права на тексты переходили в собственность издательства[935]. На деле, вероятно, далеко не последнюю роль сыграло и недовольство качеством переводов.
Так или иначе, осенью 1911-го для подготовки русской версии романа «Блуждающие звезды», намеченного к публикации в «толстом» петербургском журнале «Современник», был приглашен молодой прозаик и эсеровский активист Андрей Соболь, приговоренный в России к каторге за революционную деятельность, но бежавший из «мест отбытия наказания» и живший в Италии. Инициатором приглашения явился фактический редактор журнала, видный писатель и литературный критик Александр Амфитеатров. Под влиянием столь авторитетной рекомендации Шолом-Алейхем явно рассчитывал наконец-то обрести в лице Соболя своего «настоящего переводчика», хотя и — редкий случай! — не выражал чрезмерных восторгов в письме Амфитеатрову:
Получил рукопись «Блуждающих звезд» с переводом Андрея Нежданова (псевдоним Соболя. — А. Ф.), бросил все дела и взялся за исправление перевода. Пробежав первые 2–3 главы, я убедился, что он куда лучше моего Пинуса переводит по-русски. Беда лишь — он совсем не знает по-древнееврейски[936].
«Блуждающие звезды» из номера в номер печатались в «Современнике» весь 1912 год. На протяжении того же года Шолом-Алейхем работал над новым своим романом — «Der blutiker shpas» («Кровавая шутка»), публикуя его отдельными фрагментами в варшавской ежедневной газете «Haynt». Полагая (как выяснится, ошибочно),