– Ничего не выдумывай: если это есть, это есть всегда и везде. Это можно потрогать и пощупать, – выговаривал ему назидательно вчера поздним вечером Арсений Палыч. – У тебя два икса – происшествие в магазине и нападение. Вначале необходимо выяснить, случайность ли это, да, та самая случайность, которая все еще бытует в нашем загроможденном мире, или эти действия ведут к враждебным человеку целям… Ты не возражай. Я и без тебя знаю, что всему есть физическая причина, в советском институте учился. В нашем материальном мире без материи никуда. А теперь запиши и повторяй перед сном, пока в мозги навечно не врежется: нас не интересуют случайности, которые исчерпывают сами себя, и проявление этих случайностей ограничено самой случайностью. Разжевывать не буду. Подумай над этим как следует. Этими случайностями занимаются инженеры по технике безопасности. А мы с тобой все-таки не техники, а, так сказать, дознаватели небесной канцелярии. Завтра жду отчета.
Разжевывать не надо. Вся техника дознания построена на этом. В свое время Сибирев приводил пример с книжной полкой. «На стене висит полка. Полка валится со стены. Причины – гвоздь прогнулся или цемент треснул. Случайность! Досадная, глупая случайность. Упала и Бог с ней, сейчас приколотим обратно. Иное дело – полка валится со стены в тот момент, когда вы под ней проходите. И немножко ломает вам голову. М-м? Стоит задуматься? Пока нет. Это все еще случайность. Теперь: вы собираетесь на важную встречу, которая возможно изменит вам жизнь, и тут бабах! полка на голову. Какая тут случайность, это уже криминал! Хотя материальные причины все те же – гвоздь прогнулся или цемент треснул».
Шмыга набрал номер знакомой девчонки из штаба ГУВД.
Чтобы ответить на вопрос – есть ли криминал во вчерашнем нападении, достаточно знать всего две вещи – было ли вчера ДТП в Заводском районе в промежутке между 16.00 и 16.30… и не обращалась ли сегодня в трамвпункт Надежда Сергеевна Бурцева, 42-х лет, проживающая по адресу: улица Мончегорская, 43—20.
Ответ получил довольно быстро. Две легковушки столкнулись в 16.10 на перекрестке проспекта Октября и улицы Кирова. Никто не пострадал. Уличное движение перекрывалось на пятнадцать минут. Бурцева Надежда в травмпункт за помощью не обращалась, в приемные отделения горбольниц не поступала.
«Хм, какой-то криминал проглядывает, но так слабо… Во всяком случае, есть время заняться снами покойной Воротынцевой», – вздохнул с облегчением Шмыга.
Откуда он мог знать, что Надежду Бурцеву доставили сегодня в девять утра с автобусной остановки в городской токсикологический центр с признаками острого отравления. Свою фамилию она назовет врачам лишь к вечеру.
Шмыга был почти готов выйти, как задребезжал телефон внутренней связи.
– Ваня, к тебе посетитель, – пробасила дежурная вахтерша, Варвара Федоровна.
– Кто, женщина? – встрепенулся он.
– Мужик.
– Просите.
Дверь отворил невысокий мужичок в костюмчике, который сидел на нем так, будто был сделан из жести; пригладил редкие волосенки, назвался Гаврилиным Сергеем Георгиевичем, и сел перед детективом на один из шатких скрипучих стульев.
– Слушаю, – вежливо пригласил его к разговору Иван Петрович.
– Тут такое дело, – нерешительно сказал мужик. – Жене моей черти надоели.
– Черти? – недовольно спросил детектив.
– Ну, да… как в темноте окажется, так, говорит, целым роем вокруг нее вертятся.
– Пьем? – брезгливо спросил Шмыга.
– Я иногда балуюсь вином, но моя баба ни-ни. Я думаю, с головой у нее плохо…
– Почему?
– Как сына похоронили в прошлом году, так крыша поехала. После сорокового дня стала видеть чертенышей. Ну, так она говорит. Сам-то не видел, не знаю, кто там около нее крутится.
Он даже выдавил из себя скрипучий смешок. Однако видно было, что ему не до смеха.
– К врачам ходили?
– Выгнали ее с диспансера. Говорят, настоящих больных хватает, чтоб еще с фальшивыми возится… Выписали снотворного разного, пьет… Не помогает, ночами не спит, сидит при свете и дрожит. Говорит, они из темных углов к ней лезут.
– Мда-а, – прокряхтел Шмыга. – Я советую вам все-таки сводить жену к психиатру. У меня есть телефончик хорошего врача. Примет в частном порядке… У нас понимаете, агентство по несчастным случаям, вот если бы она упала и ногу сломала, или обварилась, или машиной ее задело, тогда да, помогли бы…
Гаврилин помялся, ему явно не хотелось уходить с пустыми руками.
– Может, зашли бы к нам, я заплачу… Экстрасенса вызывали, с рамкой походил, так две недели спокойно спала. Нормальная ведь баба, не психованная, на стены не лезет, по хозяйству управляется.
Шмыга решил попробовать последнее средство.
– Аванс – четыреста… четыреста пятьдесят рублей. Плюс стоимость билетов на электричку.
Сергей Георгиевич суетливо полез в пиджак, достал мятый целлофановый пакет, долго шуршал им.
– Картошку возил на рынок, – объяснил он, – заодно к вам решил зайти…
Отсчитал несколько мятых бумажек и положил на стол, разгладив ребром ладони.
«М-да, действительно баба допекла», – подумал детектив, убирая деньги в стол
– Отчего сынок умер?
– Как раз по вашему профилю, несчастный случай, – повеселел Гаврилин, – с велосипеда упал и головой о бордюру. Видели, что с кем-то стоял, вроде как его толкнули, но участковый криминала не нашел. Побоев не было, да и кто мог обидеть его в нашей Гордеевке… Квитанции выписываете?
– Да, конечно, – Иван Петрович достал заранее пропечатанные приходные ордера, вписал сумму и по линейке оторвал корешок. – Возьмите.
– Галине Васильевне покажу, а то наезжает, мол, равнодушный, плевать тебе на меня… Вы все-таки думаете, болезнь, да?
– Поговорить с вашей супругой надо, – уклончиво ответил Иван Петрович. – Адресок оставьте, завтра к обеду зайду. А сейчас, извините, – широко улыбнулся он, – мне пора.
Часы показывали четверть одиннацатого. Если вынос тела кошатницы в двенадцать, то нужно выдвигаться.
– Понял, понял, – вскочил Сергей Георгиевич. – До свиданья, спасибо вам.
– Не за что пока. Минутку! Вы когда сюда шли, ничего особенного не заметили? Может, долго на остановке стояли, может, пьяный прицепился, какая-нибудь неприятность вдруг появилась…
– Ничего не было, – остановился в дверях Гаврилин, – нормально доехал, правда, на вахте у вас баба не пускала, к кому, да к кому… Она у вас всегда такая вредная?
– Нет, – ответил задумчиво Шмыга, – не всегда.
Санитарка возила по рваному линолеуму реанимационной мокрой тряпкой так, словно хотела собрать и выплеснуть вместе с грязной водой всех больных, находящихся в этой палате.
– Бабуля, ты осторожнее, – не выдержал Шмыга, когда та задела стойку капельницы и бутылочка с темной жидкостью качнулась в держателе. Все же это его кровь. Когда он вошел в токсикологический центр и отрекомендовался младшим братом Надежды Сергеевны, заведующая тут же спросила его, какой группы у него кровь. Она оказалось той же, что у Бурцевой. И сейчас Иван Петрович с перевязанным локтем сидел у постели Надежды Сергеевны, терпеливо ожидая, когда санитарка отойдет и можно продолжить шептаться.
– Как вы меня нашли? – пошевелила она бледными губами.
– Павлик сказал. Его выписали, он дома. А вы как сюда попали?
– На сердце с утра такая тяжесть повисла, решила выпить успокоительное, и таблетки перепутала, старая корова. Ничего страшного, говорят, завтра к вечеру выпишут в отделение.
Шмыга помялся:
– Я прошу вас, Надежда Сергеевна, отрекомендовать меня Павлику как вашего …. скажем, младшего брата. Как человеку совсем постороннему мне будет трудно завершить следствие по вашему делу, а вот как ближайшему родственнику…. Тут я могу в некоторые вопросы вмешаться прямо, лично… разумеется, с полного вашего одобрения.
– У меня есть младший брат. Он живет в Москве. Скоро должен приехать по делам.
– Ну, а я буду двоюродным братом. Например, из Хабаровска. Далеко, поэтому не вспоминали. Сам объявился.
– Хорошо, – улыбнулась она. Розовый цвет стал приливать к ее лицу. – Вы мне и так теперь, как брат, – показала глазами на капельницу.
– Значит, мы даже не солжем, – улыбнулся Шмыга.
Он хотел еще поговорить о том, что сумму аванса придется увеличить, но с прискорбием осознал, что сейчас не время и не место. Подвергаться побоям малолетних хулиганов можно, но не за пятьсот рублей!
Приподнялся, и в ту же секунду Бурцева поманила к себе пальцем.
– Пожалуйста, сделайте так, чтобы третьего несчастья не было. Мне страшно за него.
– Я думаю, что он в последний раз попадает в неприятность, – бодро сказал Иван Петрович. – В молодости все еще можно исправить. Заживут до свадьбы его раны.
