Они шли к железной дороге небольшим лесом, шли в сыром зеленом полумраке, по песчаной дорожке, сплошь усыпанной желтой хвоей. Иван Петрович с большой осторожностью обходил лужи, а Гаврилин, в детской болоньевой курточке с накинутым капюшоном шагал в резиновых сапогах, не разбирая дороги, и жаловался:
– Никак с ней сладить не могу. Галочка и раньше бой-бабой была, чуть что – в крик, а то и кулаком в морду сунуть норовила. А теперь и подавно.
Внезапно до Шмыги дошло, почему он идет словно с пустыми руками. Он даже приостановился.
– Сергей Георгиевич, а комнату сына мы так и не посмотрели!
– В зале спал он, постоянного места у него не было, после того, как Галочка его комнату заняла. Все время на улице, с друзяками… И вот мается она теперь, мается. Кассиром работала на станции, – ушла. Сидеть, говорит, не могу в душном помещении, голова болит.
«Интересно, так в зал покойный мальчишка сам перебрался, или его матушка согнала?»
Пока они шли к платформе, пока ждали электричку, Гаврилин по простоте душевной много чего полезного рассказал детективу. И когда поезд тронулся, он все еще стоял, худенький, нахохлившийся, засунув руки глубоко в карманы, и, наверное, все еще продолжал говорить и говорить, только про себя.
Вернувшись в агентство, Шмыга взял в буфете на первом этаже стакан горячего чаю. Достал новенький коричневый скоросшиватель и на нем крупно написал: «Дело №42, Гаврилины. Начато: 29 июля 2003 года. Окончено…» И, довольный, подколол подписанное обязательство. Получалось неплохо: завтра он завершит одно дельце, и тут же займется другим. Так вполне можно заработать не только на хлеб, но и на бутерброд с маслом и даже колбасой.
«Чертеныши», – усмехнулся он, и вспомнил давешних спортсменов. – «Вот где чертеныши…».
Паша открыл дверь с таким идиотски расслабленным лицом, какое обычно бывает у щенят, которым только что начесали за ушами.
– Проходи, – сказал он торжественным шепотом. – С ней познакомлю.
«С ней» прозвучало так, будто Шмыге предстояла аудиенция у испанской королевы.
– Дай я хотя бы руки помою!
Детективу казалось, что от него все еще исходит затхлый запашок гаврилинского дома. К тому же, ему требовалось несколько минут, чтобы настроиться перед разговором с Алиной Белохвостиковой, выпускницей финансово-экономического колледжа, роковой красавицей, которая развела любящих мать и сына по разные стороны.
Приняв душ, – Иван Петрович c удовольствием начинал привыкать к образу беспечного дальневосточного дядюшки, – он вышел в гостиную, где в углу под брызжущим светом хрустальных бра сидели в креслах влюбленные.
Паша привстал и здоровой рукой помог подняться невысокой смуглой девушке в синих обтягивающих джинсах.
– Иван Петрович, – церемонно представился детектив по несчастным случаям. – Из Хабаровска.
– Алина, – ответила девушка. – Из Нижневолжска.
В первый момент Шмыге показалось, что его надули самым наглым и бесцеремонным образом. Обманула Надежда Сергеевна, уверяя, что демон в женском обличье разрушил ее материнское счастье; врал Паша, в телячьем восторге описывая, какую встретил на своем пути Божественную красоту… Или, быть может, о том, что невеста ослепительно красивая ему никто не говорил, а это впечатление сложилось в нем в силу тех мрачных и грозных обстоятельств, непрерывно возникающих во все время существования этой пары? Ведь привыкли по книгам и киноэкрану считать, что нести бурю может только сильная, властная и, разумеется, безумно красивая женщина.
Ни одним из вышеперечисленных качеств не обладала невеста Бурцева. Как на первый взгляд, так и на второй, и на третий… Каре темных волос, серо-зеленые глаза бросают неяркий взгляд из-под густых коротких ресничек, маленькие, тонкого рисунка губы. Немного бледна, слабые тени под глазами. Все по отдельности хорошо, но вместе создавало впечатление заурядной вчерашней школьницы, еще не успевшей вином и сигаретами сжечь кожу лица.
«Из-за такой пигалицы я, взрослый матерый волчище, трачу свое золотое время?» – уныло спросил себя детектив, продолжая улыбаться. «Надежда Сергеевна, хотя теперь в ваших жилах течет моя кровь, я вас не люблю. И предупреждаю – не в девятьсот, а в тысячу девятьсот рублей обойдется вам моя работа». Отъевшийся Шмыга забыл, что еще неделю назад он был готов всего за пятьсот рублей предотвратить не то что несчастный случай, а даже техногенную катастрофу регионального масштаба.
– Ты говорил дядя, – повернулась Алина к жениху, – а он почти твой ровесник.
– Где же ровесник? – торопливо сказал Паша, и недобрая тень вдруг промелькнула в его глазах. – Сколько тебе, Иван? Лет двадцать семь, тридцать?
– Тридцать, – согласился Иван Петрович, – почти тридцать.
Похоже, Паша ревновал свою красавицу ко всему на свете. «Надо бы шепнуть ему, что я не считаю его невесту красавицей. Чтобы в будущем не возникало коллизий… Хотя какое будущее, завтра же закончу это дело».
– Как там у вас в Хабаровске? – спросила девушка.
– Ничего, жить можно. Лососи, китайцы, тайга – приморье одним словом, – беззаботно ответил Шмыга. Единственное, что знал он об этом городе, это то, что по карте он находится с правой стороны от Уральского хребта.
– Вы такую вкусную икру привезли. Паша угощал меня. Она у вас, наверное, копейки стоит?
Икру и лосося детектив купил в супермаркете на площади Горького. Он с подозрением посмотрел на Алину. Ему показалось, правда, только на мгновение, что лукавая усмешка тронула ее губы. Нет. Она серьезно ждала ответа на свой вопрос.
– Да. Во время нереста.
Иван Петрович быстро и с неожиданным для себя юмором пересказал недавно виденный по РТР сюжет о приморских браконьерах. Паша о Дальнем Востоке ничего не знал и нетерпеливо ерзал в кресле.
– Вань, ты, может быть, устал? – вмешался он. – Можно телевизор в твою комнату отнести…
– Иван, а вы что оканчивали? – спросила Алина, не обращая внимания на Пашино предложение.
– Университет, юрфак.
– Вау! – с восхищением воскликнула она. – Тяжело учиться?
Иван Петрович вспомнил общагу в Саратове, холодные комья пшенки по утрам, ночной клуб в бывшей конюшне на окраине, где он на втором курсе подрабатывал охранником, позор, с которым он провалил на первой сессии административное право… еще какие-то юношеские обиды полезли в душу.
Он с плохо скрытой горечью сказал:
– Не просто… – И вздохнул. – Зато библиотека там хорошая.
– А сейчас кем работаете? По специальности?
«Стоп!» – некий трезвый и холодный голос произнес в его мозгу. Он помедлил с ответом.
– В частной конторке. Гражданские дела. Скука.
– Ждете, как и все мы, больших дел и больших денег? – как-то просто спросила она.
Иван Петрович изумленно посмотрел на Алину. То ли освещение изменилось, то ли она переменила позу, но он увидел ее совсем другой – взрослой умной женщиной, в зеленых глазах которой дрожали золотые искры от настенных светильников.
– Хотелось бы, – сказал Шмыга, невольно подбирая живот и распрямляя плечи. Против загипсованного Паши он выглядел, наверняка, красавцем корнетом.
– Вы способный, вы своего добьетесь, по вам видно, – мягко сказала она.
– Да, мог бы, – неожиданно для себя согласился детектив, и внезапно со злобой подумал о Сибиреве. «Крутит старикан, крутит, держит в Нижневолжске на мелочевке. Вполне мог бы позвать к себе в Москву и привлечь к большим проектам».
– Вам надо в центр выбираться, в провинции вас не оценят. Моей маме предлагали Москву и работу, но она выбрала Нижневолжск и мужа.
«Я не говорил о Москве вслух!» Мимолетный испуг коснулся его, однако тут же испарился. Павел как-то резко встрепенулся.
– Линочка, мы сразу после свадьбы едем в Москву. Я еще не говорил с Димой, но он может нам на свадьбу квартиру подарить. Ему раз плюнуть. Не самую крутую, где-нибудь за кольцевой, но в Москве! Увидишь, он классный парень.
– Не откажет. Ему раз плюнуть, – еще раз с ожесточением повторил он.
– Надеюсь, – зябко передернула плечиком невеста.
– Вот только мамаша уперлась колом и стоит, – чуть не выругался Бурцев. – Знает, старая, что мы уедем, боится остаться одна, вот и долбит нас, долбит – молодые, без диплома институтского, без профессии…
– Ты бы навестил маму, – посоветовал детектив.
– Ее скоро выпишут, – отмахнулся Павел, и, враз обессилев, откинулся на спинку кресла. Он явно был еще слаб.
– Постель тебе приготовлю, – сказала Алина, поднимаясь. – И домой позвоню, что буду завтра.
– Ну, как? – прошептал «племянник», наклонившись к Шмыге со своего кресла, когда невеста вышла.
– Ты знаешь, не в моем вкусе, – небрежно отозвался детектив. – А так ничего, симпатичная, – добавил он, заметив, как помрачнел Бурцев.