Тот же Якушкин прямо называет основателями тайного общества Александра и затем Никиту Муравьевых. Он свидетельствует о предложении Александра ему, Якушкину, вступить в создаваемое общество.
«Главная цель общества вообще есть благо России»[56],— говорил Якушкин на допросах.
Союз, целью коего было «благо России», был создан по замыслу А. Н. Муравьева в 1816 году в Петербурге, а в следующем году его активные деятели, как люди военные, вместе с гвардией оказались в Москве и на квартире Муравьева рассматривали возможности представительного правления и действия конституции. Здесь же Александр Муравьев предложил использовать для будущего революционного выступления волнения в Новгородской губернии, возникшие как следствие введения аракчеевских военных поселений.
Н. Н. Муравьев — отец декабриста. Портрет работы Н. Аргунова.
Шевский дом Хамовнических казарм, где в 1817 г. находилась квартира А. Н. Муравьева. С акварели 1930 гг.
Н. Н. Муравьев. До 1820 г. С принадлежавшего кн. А. В. Шаховскому портрета неизвестного художника.
П. М. Муравьева-Шаховская. 1820-е гг. Рисунок карандашом.
Осенью 1817 года на первом заседании в Хамовниках читалось письмо С. П. Трубецкого из Киева. Об этом чтении вспоминает Якушкин: «Александр Муравьев перечитал вслух еще раз письмо Трубецкого. Потом начались толки и сокрушения о бедственном положении, в котором находится Россия под управлением императора Александра. Меня проникла дрожь; я ходил по комнате и спросил у присутствующих, точно ли они верят всему сказанному в письме Трубецкого и тому, что Россия не может быть более несчастна, как оставаясь под управлением царствующего императора…»[57] Александр Муравьев предложил бросить жребий, «чтобы узнать, кому достанется нанесть удар царю. На это я ему отвечал, что они опоздали, что я решился без всякого жребия принести себя в жертву и никому не уступлю этой чести»[58].
Верных и истинных сынов Отечества было 30 человек. Среди них братья С. И. и М. И. Муравьевы-Апостолы, племянник знаменитого просветителя М. Н. Новиков, уже упомянутый нами Якушкин, герой войны и поэт Федор Глинка, П. И. Пестель, Н. М. Муравьев, братья Колошины. Бунтари были очень молоды. Основателю «Союза» в момент заговора едва минуло 25 лет. Пестелю было 23 года.
В 1859 году, в период подготовки крестьянской реформы, редакция «Чтений Общества истории и древностей российских» решилась напечатать муравьевский «Ответ сочинителю речи о защищении права дворян на владение крестьянами, писанной в Москве 4 апреля 1818 года». Автор ответа называл себя просто Россиянином: «Мудрено бы мне было сказать, кто я; ибо мое имя ничем не известно в Отечестве. Любовь к правде — вот все мои титла и права. Полагаю их достаточными, чтобы защищать ее пред всеми моими согражданами»[59].
Какую же правду собирался защищать Россиянин, что его волновало? «Что более определяет истинную любовь к Отечеству, как не попечения о благосостоянии сограждан?., сословия, составляющего 7-ю часть народа Русского, прокормляющего и обогащающего всю Россию, сословия, дающего самое большое число защитников Отечеству?»[60].
Что вызывало гнев правдолюбца? «Чем же жаловали дворян? Поместьями, дающими законное право… Законное право (!!!) пользоваться, чем же? Землями и трудами своих крестьян и располагать их участию! Есть ли то право законное, что же беззаконное?»[61]
Как определял Россиянин истинное существо власть имущих и способ правления страной, их опекающий? «Описываемый Вами дворянин не есть защитник престола: он раб, готовый ради личных выгод исполнить все хорошее и худое… Его правда — суета, богатство — властитель грозный. Он раб всенижайший, вельможа днесь, он завтра червь… Ваше Патриархальное правление никуда не годится… Хорош тот Патриарх, который покупает, торгует, продает себе подобных, меняет людей на собак, на лошадей; закладывает и уплачивает ими свои долги; вопреки воле их употребляет на свои удовольствия, прихоти, расторгает браки…»[62]
Пламенной мечтой молодого Муравьева было освобождение крестьян, оно несло просвещение народу, оно способствовало процветанию России. Он обличал, негодовал, убеждал, доказывал: «Вы называете химерическими постановлениями те, кои в пользу 35 миллионов делаются; те, кои обеспечат их собственность, их благосостояние, их бытие; те, кои умножат просвещение, образование нравов, увеличат промышленность, усовершенствуют хлебопашество, образуют внутреннюю торговлю, умножат богатства, увеличат народонаселение… Вы называете их химерическими, потому что с младенчества привыкают у нас повелевать и взыскивать самовластно»[63].
В конце своей страстной филиппики, обращенной к крепостникам, автор откровенно заявлял: «Вы желаете, чтобы отношения помещиков и крестьян не изменялись, и чтобы Правительство отклонило некоторыя токмо злоупотребления; я желаю, чтобы отношения владеющих и подвластных совершенно были определены справедливым, непременным, постоянным законоположением…»[64].
В 1818 году тот же Александр Николаевич Муравьев стал одним из создателей Союза Благоденствия, — гораздо более разветвленной и обширной организации, старавшейся сочетать легальные и нелегальные формы борьбы с правительством и преследовавшей в конечном счете те же цели свержения самодержавия, уничтожения крепостного права, просвещения народа.
В 1821 году «Союз» прекратил существование и позднее распался на Северное и Южное общества, выступившие на арену вооруженной борьбы в 1825 году. Но сам Муравьев еще ранее отошел от движения. Он отказался от блистательной военной карьеры, вышел в отставку, уехал в имение жены и зажил уединенной жизнью… Говорили, что как-то в масонскую ложу «Трех добродетелей», где наместным мастером был Александр Муравьев, явился государь-император — «плешивый щеголь» Александр I. По обычаю масонов, Муравьев — рыцарь Востока и Иерусалима 6-й степени — обратился к царю на «ты». Государь вспылил. Вскоре Муравьеву за ошибку, допущенную на параде, пришлось отсидеть на гауптвахте. Может быть, это и были поводы отставки 26-летнего обер-квартирмейстера.
«Александр Муравьев не раз рассказывал своим друзьям, что император во время посещения масонской ложи, при встрече с ним, попросил его объяснить что-то себе. Изъясняясь с государем, Муравьев обращался к нему, по масонскому обычаю, во втором лице единственного числа. Это обстоятельство произвело на государя, как можно было заметить, неблагоприятное впечатление, и после того, кажется, он более не приезжал уже в ложу. С той поры, по словам Муравьева, началось видимое неудовольствие к нему императора»[65].
В 1823 году, отдалившись от былых друзей по Тайному обществу и уйдя в частную жизнь, влюбленный в свою очаровательную жену, Муравьев, однако, отзывается еще на одно общественное событие — появление «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина. Он публикует замечания на нее в журнале «Северный архив» за подписью «Московский уроженец А. М.». Его не устраивает антинародность, кастовость карамзинской концепции, не устраивает то, что на авансцене истории появляется калейдоскоп царей, князей, полководцев, а граждане России запрятаны в глубокую тень.
«Мы, может быть, не в состоянии судить о современных происшествиях (но не о Писателях), — многозначительно подчеркивал автор „Замечаний“, — однако ж в отношении к событиям, описанным г. Карамзиным, мы сами составляем потомство. Имея пред глазами материалы, коими пользовался историограф, можем и должны судить о настоящем оных употреблении, об изображении характеров исторических лиц, о связи происшествий и достоинстве целого в политическом, философическом и нравственном отношениях»[66].
Итак, Муравьев искал в истории не занимательности сюжетов, не красоты стиля — его интересовала политическая идея автора, степень ее связи с исторической истиной и влияние авторской концепции на умы. В глубине постановки вопроса рецензенту отказать было никак нельзя.
Критик выдвинул в ответ Карамзину достойные внимания контрвзгляды, в частности такие:
«Народ Русской никогда не отдалялся от высоких и благородных чувств»[67].
«Автор и его труд должны быть невидимы… мы должны беседовать не с автором истории, но с героями, мудрецами и гражданами протекших веков»[68].
При чтении строк муравьевской публицистики вспоминаются слова Пестеля: «Дух времени заставлял везде умы клокотать». Но политическая публицистика приоткрывает лишь одну сторону личности декабриста. Образ его становится более живым и выпуклым, когда в круг наших сведений вводятся записки современников Муравьева.
