– Владимир берет себе жену из Чехии? – удивился Блуд.
– И кажись, не из добрых намерений. В то время, когда я ищу согласия с немецким королем, братец мой желает дружить с его врагом, князем Болеславом Чешским.
– Вот оно как!
– Оба моих брата точат на меня зубы, – с горечью продолжил Ярополк. – Страшусь я, ох, страшусь менять веру!
Блуд пожал плечами.
– Что тебе посоветовать? Я всего лишь воин и в княжьих делах не разбираюсь. Поступай, как знаешь. Коли решишься принять христианство, я, вестимо, поддержу тебя, а коли не решишься, не осужу. Верно служить тебе я буду в любом случае.
– И на том спасибо! – отозвался князь. – Ступай!
Блуд поклонился и вышел из горницы. А Ярополк не двигался с места, пока не услышал в сенях осторожный шорох.
– Кто там? – спросил князь.
– Я! – отозвался Варяжко.
– Заходи! Чего скребешься, как мышь?
Дверь отворилась, и пестун князя появился на пороге.
– Ты подслушивал нашу с Блудом беседу? – осведомился Ярополк без малейшего гнева.
Варяжко сделал вид, что оскорбился.
– Разве же я смею?..
– Подслушивал, – прервал его князь. – Я же тебя знаю.
– Подслушивал, – признался Варяжко и, разведя руками, добавил: – Коли я и поступаю зазорно, то лишь ради тебя.
– Знаю, потому и не сержусь.
– Зря ты откровенничаешь с Блудом, – сказал Варяжко после недолгой паузы.
– Чем он тебе не угодил? – удивился Ярополк. – Сам же слыхал, что Блуд обещал служить мне верно.
– Мало ли чего кто-то обещает! Обещания все горазды давать, токмо выполняют их немногие.
– Я к Блуду милостив. Неужто он заплатит мне злом?
– Людишки сплошь и рядом платят за добро злом.
Князь покачал головой.
– Что же, я никому не должен доверять?
– Да, почитай никому.
– Даже тебе? – с усмешкой осведомился Ярополк.
Варяжко ответил очень серьезно:
– Ты же знаешь, что у меня есть токмо ты.
– Блуд тоже одинокий.
– Он молод и не сегодня так завтра обзаведется семейством.
– Ну, и что?
– Предают обычно ради самых близких людей, – изрек Варяжко.
Зевнув, Ярополк проворчал:
– Кажись, ты просто ревнуешь меня к Блуду: привык, что я токмо у тебя прошу совета. Но ведь пора мне уже самому выбирать себе советчиков. Так что уйми свою ревность и ступай. Мне пора спать.
Варяжко молча отвесил поклон и покинул горницу.
«Обиделся мой пестун, – подумал князь. – Но ничего, он отходчивый. Пущай привыкает к тому, что теперь я не во всем буду его слушаться».
Глава 3
Беспокойная ночь
Выйдя на красное крыльцо, Блуд услышал из темноты голоса. На ступеньках разговаривали сыновья Свенельда.
– Нет у моего брата гордости, – ворчал Лют. – Блуд вскорости на твоей зазнобе женится, а ты терпишь.
– Что же мне делать, коли он Раде люб, – отозвался Мстиша с болью в голосе.
– Да прибей ты его и вся недолга.
– Разве тогда Рада меня полюбит?
Лют презрительно хмыкнул:
– Полюбит али нет, а замуж ее возьмешь. Тогда сможешь из своей Рады веревки вить.
– Не желаю я вить из Рады веревки и не хочу губить Блуда! – возмутился Мстиша. – Пущай я останусь без любимой девицы, но нипочем не пойду на злодейство.
– Слушался бы ты отца, – продолжал увещевать брата Лют. – Он доволен, когда мы добиваемся, чего хотим.
– Я хочу добиваться своего, не теряя чести.
– Слизняк! – ругнулся Лют и, плюнув с досадой, ушел.
– Мстиша! – тихо позвал Блуд.
Младший сын Свенельда поднял голову.
– Кто здесь?
– Я, – откликнулся Блуд.
– Ты все слыхал? – растерянно спросил Мстиша.
– Слыхал.
Блуд остановился возле смущенного юноши и, дружески похлопав его по плечу, сказал:
– Не знал я, что ты по Радомире сохнешь.
– А кабы знал?
– Кабы знал, держался бы от нее подальше.
– Правда? – встрепенулся Мстиша. – Она тебе не люба?
– Она мне нравится, – честно признался Блуд. – Я даже подумывал к ней посвататься.
– Ну, вот! – упавшим голосом протянул Мстиша.
– И все же девица мне не столь мила, чтобы я не мог от нее отказаться.
– Неужто? – опять воспрянул духом Мстиша.
– Воистину так! – подтвердил Блуд.
Юноша от души обнял его.
– Теперь я навеки твой друг!
– Ладно, ладно! – растрогался Блуд.
Пора было идти домой.
– Эй, Фома! – позвал Блуд, оглядываясь по сторонам. – Куда он пропал?
– Здесь я! – ответил знакомый голос. – Давно жду тебя, боярин!
Вынырнув из темноты, Фома проворчал:
– Половину ночи гуляю по двору, замерз совсем.
– Меня князь задержал, – ответил Блуд. – Пойдемте!
Проводив Мстишу до двора его отца, Блуд и Фома зашагали к Почайне20. Воист Войков предпочел обосноваться не в детинце, как большинство бояр, а рядом с пристанью. Неизвестно, чем было вызвано такое желание Воиста, но его внуку нравилось такое местожительство. Блуду доставляло удовольствие наблюдать из высокого терема за прибывающими и отправляющимися в путь ладьями или просто смотреть на речную воду. Это созерцание всегда его успокаивало.
Днем пристань шумела и гремела, сейчас же она была погружена в ночную тишину. От темной воды поднималась туманная мгла, над которой виднелись неясные очертания двух словно висящих в воздухе мачт. Пелена тумана начала окутывать и берег.
Фома проворчал:
– Вовремя мы воротились, иначе искали бы свой двор.
– До утра сыскали бы, – отозвался Блуд.
Едва они приблизились ко двору, как из ворот вышел здоровенный малый с дубиной в одной руке и факелом в другой.
– Ну, наконец-то вы явились! Заждались мы вас!
Голос у верзилы был соответствующий его внешности: низкий и громкий.
– Не ори, Рагоза, – буркнул Блуд.
Во дворе он увидел еще пятерых челядинцев.
– Запирайте ворота и ступайте спать, – велел хозяин слугам.
– Тебя проводить? – услужливо спросил Фома.
Блуд махнул рукой.
– Чай, по пути в опочивальню не заплутаю.
Отворив дверь своей опочивальни, он замер на месте в изумлении: возле его постели стояла обнаженная Вита Волошанка и чарующе улыбалась. Густые черные волосы красавицы струились по голому телу, а в ее глазах отражалось пламя горящей на сундуке свечи.
– Ну, что же ты стоишь? – прошелестела волошанка, едва шевеля губами, и показала кончик языка.
Блуд сорвался с места так стремительно, что погасил свечу. Всего за несколько мгновений он освободился от одежды и, яростно рыча, повалил Виту на постель…
Откинувшись на спину, Блуд вытер со лба пот и прошептал хриплым голосом:
– Пить хочется.
Волошанка спрыгнула с постели, зажгла свечу и склонилась над ковшом с водой.
– Что ты так долго? – нетерпеливо спросил мучимый жаждой Блуд.
Когда Вита, наконец, принесла ему воду, он осушил ковш до дна. Внезапно на него накатило странное внутреннее опустошение.
«Что со мной?» – удивился Блуд.
– Ты накинула бы одежу, – раздраженно бросил он Вите. – Чего нагишом ходишь?
Удивленная она послушно натянула на себя рубаху.
– Коим ветром тебя сюда занесло? – спросил Блуд.
– Захотела тебя повидать, – промурлыкала она, щурясь как наевшаяся густых сливок кошка.
– А как ты попала в опочивальню?
– Сказала твоим холопам, что ты меня к себе позвал.
– Но челядь о тебе ни словом не обмолвилась.
Она опять пожала плечами.
– А зачем им лезть в твои дела?
– Фома прогнал бы тебя, – проворчал Блуд.
– За что же такая немилость? – удивленно протянула Вита.
– Фома ненавидит грех.
– А что такое грех?
– Зло.
Волошанка искренно недоумевала. В ее понятии злом было только то, что мешало ей жить так, как она хотела.
– Чего же злого я сотворила? – осведомилась красавица.
– Христианам прилично совокупляться лишь с женами.
– Но тебе же было хорошо со мной!
Блуд досадливо поморщился. Он не мог не признать, что волошанка доставила ему в постели немалое удовольствие. Однако теперешнее его состояние походило на тяжкое похмелье после чересчур обильного пиршества. Даже вид стоящей перед ним женщины вызывал у Блуда тошноту.
– Было хорошо, а теперь очи бы мои на тебя не глядели, – честно признался он.
Красавица изменилась в лице.
– Чем же я тебе не угодила?
– Не люба ты мне! – процедил сквозь зубы Блуд.
Вита была вне себя. С ней еще такого не случалось, чтобы мужчина отвергал ее. Она растерянно пробормотала:
– Так уж и не люба? А ты загляни в себя – может, там все же найдется любовь. Вспомяни-ка ласки мои…
– Не надобны мне твои ласки, – с раздражение прервал ее Блуд. – Не желаю более оскорблять грехом Бога нашего Христа. Ступай, и не ворочайся!
Виту охватило уже забытое ею чувство обделенности, так знакомое ей в детстве, когда она была лишена всего: умершей при родах матери, отца (о нем вообще никто, ничего не знал), еды, одежды и ласки. Растила девочку бабка, которая лупила внучку, и которую та втайне ненавидела. Они жили в очень красивом месте – на берегу широкой реки, среди долин и холмов. Рано состарившаяся бабка Виты, варила лучше всех в селе снадобья и зелья, но внучку обучала своему умению с явной неохотой. Однажды девочка, набравшись смелости, спросила:
