— Нет, ну подожди. Тебя здесь по телевизору не показывают?
— По какому? Вон по тому? — показывает он пальцем в сторону, и ты видишь на подвесной полке старый кинескопный телевизор, заботливо прикрытый вышитой салфеткой. Да уж, когда он показывал, Чонгук под стол ходил.
На сиденье рядом стекает твоё пальто, а на стол кладут потерянный в подкладе телефон.
— Готово, доченька. Зашила, как всё и было, — извещает тебя появившаяся из ниоткуда старушка. Споро складывает посуду на поднос.
— Огромное спасибо! — кланяешься ты. — Только скажите, вы знаете этого парня? — отвлекаешь ты её, киваешь головой на улыбающегося Чонгука.
Та не отвлекается, сноровисто выстраивает на подносе башню из пустых тарелок.
— Не, внуча. Не знаю, что за парниша, — тараторит она. Выхватывает как фокусник из рукава тряпку, вытирает шустро стол. Её неспокойные руки ни на минуту не останавливаются. — Приходит раз в пару месяцев, иногда один, иногда с другими парнишами. Сегодня девушку привёл. В первый раз! Молодец, хорошенькую нашёл, хоть и не кореянку! — хихикает бодрая старушка и шлепает онемевшего Чонгука по плечу.
«Одобряет, видимо. Кхе. Кхе», — умирает в тебе, корчась в муках стыда, последняя мысль.
— Э-э-эм… Вы не так поняли… — пытаешься вставить слово, схватившись за красные щеки. Но куда там! Бабулька, видимо, села на любимого конька.
— Да ну их, нашинских карьеристок! Всё им некогда! Семьи заводить некогда! Детей иметь некогда! Вот что я скажу, надо быстрее детишек рожать и побольше, чтоб потом не жить, как мы, в стариковской деревне! — на этой ноте старушка двусмысленно подмигивает Чонгуку сразу двумя глазами, подхватывает полный поднос и убегает.
Вы её молча провожаете взглядами, а потом смотрите куда угодно, только не друг на друга. Чонгук начинает складывать фигурку из салфетки, а ты судорожно хватаешь свою бутылку и огромными глотками приканчиваешь воду в ней. Ну и бли-и-ин… Какой неудобняк.
— Что ж… — тянешь ты, когда смущенное молчание затягивается дальше некуда. — Шапку я тебе вернула, пальто вернули мне. Буду собираться домой. Сколько я должна за обед?
— Даже не выдумывай! — возмущается парень и вдруг хватает тебя за руку. — Тут за углом море и пляж. Не хочешь прогуляться? А потом я провожу тебя на паром.
Ты смотришь на сомкнутые руки, на его широкую кисть, полностью накрывшую твою, и как никогда понимаешь, что надо отказаться. Он слишком близко и очень привлекательный. Смущает зубастыми улыбками и задорным смехом. Выглядит как мужчина, пахнет как мужчина, двигается как самый сногсшибательный мужчина. Только слепые этого не замечают. Не надо быть фанючкой, чтобы оценить его красоту. И тем не менее… Неизвестно, что ему надо. Звездному парню скучно? Надоели красивые, как куклы, коллеги из женских групп? Его интерес непонятен, и не факт, что там что-то есть, вдруг тебе показалось. Этот мальчик-мужчина — одна гигантских размеров проблема, и его близость — сплошная иллюзия.
Тогда почему правильно и веско рассуждая, ты произносишь другое?
— Хочу… — говоришь ты и умираешь от собственной смелости. Или глупости.
Да. Ты очень-очень дурная.
====== Далекая холодная встреча, Pt.3 ======
Комментарий к Далекая холодная встреча, Pt.3 Шапка, о которой идет речь:
https://vk.com/wall-190948520_131
А на пляже-то холодно! Оттого, наверное, и пусто, что в одну, что в другую сторону. Дующий с моря ветер залетает под длинные полы пальто, пока ты идёшь по песку вдоль кромки волн, стегает холодом ноги и почему-то задницу. Вспоминаешь маму, хорошулечку твою, оставшуюся в России. Она ради тебя научилась тыкать в ярлык скайпа, и каждый день вещает с экрана, шлёт уйму вопросов и советов. Искренний смех рвётся с твоих губ, ведь её ежедневные заветы («доченька, главное, чтобы самое ценное было в тепле») сейчас как никогда актуальны.
«Вот бы сейчас натянуть рейтузы на окоченевшие булки, о да-а-а-а», — мечтаешь, потирая озябшие ладони.
На твой смех живо оборачивается Чонгук. Он держит дистанцию на шаг впереди, как несгибаемый вожатый ясельной лагерной группы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что тебя так рассмешило?
— Эм-м-м… — теряешься ты. Так сразу не сообразить, о чём надо соврать. Не про панталоны же резать правду-матку? Переводишь взгляд на собственные руки и брякаешь: — Да вот, перчатки дома забыла…
Чонгук на тебя смотрит дико. Ну да, ты и сама не знаешь, что тут смешного, но с апломбом пытаешься выкрутиться:
— Да забей, русская народная шутка…
Чонгук всё равно не ведётся. Он останавливается, стягивает с себя мягкой вязки перчатки и впихивает их тебе в руки.
— Сказал же тепло одеться…
— Ой, нет, зачем? Мне нормально! — мнёшься ты, но парень сурово смотрит на тебя, и огромные перчатки, кажется, сами залетают на ладони.
Глаза закрываются в блаженстве от того, как внутри них тепло. Айщ, какие у него горячие руки. Он весь, наверное, горячий, как печка. «И весь, и ВЕЗДЕ, о ма-ма-май»… — подсказывает тебе расплавившийся от жара мозг. Подозрительные мыслишки пускаются в пляс, и ты их не ловишь, растаявшая, словно Снегурочка по весне.
— Боже… — стонешь от кайфа, тиская изнутри ткань перчаток. — У меня даже задница согрелась, не надо никаких панталон с начёсом.
— С ума сойти… — доносится до тебя хриплый кашель, и ты поражённо открываешь рот. Это что, сказано вслух? Судя по тому, как ускоряется Чонгук, загребая тяжелыми кроссовками песок, так оно и есть.
Да чтоб тебя! Вечно у тебя язык молотит отдельно от мозга!
Ты останавливаешься, смущённая донельзя, кричишь в широкую спину парня:
— Это не то, что ты подумал!
— Я понял, понял! Ещё одна русская народная шутка! Догоняй! — ветер приносит его звонкий смех.
И ты смеёшься тоже.
— Знаешь, Чонгук, ты гад… — выдаёшь ты, присмотревшись сзади к его шапке. На темно-синем грибочке болтается до боли знакомый карабин.
Мировая знаменитость, которого ты только что обозвала ругательным словом, только хмыкает, уменьшая широкий шаг.
— С чего это я гад? — весело блестит он глазами, стоит тебе его догнать.
— У тебя есть точно такая же шапка! — тычешь ты ему в голову обвиняющим жестом. — Тебе меня не жалко?
— Воу, воу! Не точно такая же! — улыбается Чонгук на твоё возмущение. — Эта синяя, а та — чёрная. И потом, каждая моя шапка — счастливая, как я мог её лишиться? Это же как оторвать от себя кусочек счастья…
— И сколько их у тебя таких счастливых?
— Да кто их считает…
— Знаешь, что… — злобно пыхтишь ты, — от тебя бы не убыло, если бы одной не досчитался! Я бы продала на али экспрессе и тоже стала бы на энное количество вон счастливее…
Громкий мужской хохот вспарывает пустоту пляжа — перебивает громкий звук накатывающих на берег волн и крики чаек. Ты всё ещё в восторге от того, как смеётся Чонгук: то закидывает голову назад, то опирается руками на коленки. Смех такой заразительный, манкий, хочется слушать и слушать. А ещё присоединиться. Ты смеёшься тоже, от всей души, в голос, со слезами.
— Интересно, а зачем на этих шапках карабины? — отсмеявшись и утерев слёзы, спрашиваешь ты.
Медленно бредёте по пляжу. Несмотря на солнечный день, холодает на глазах, с моря катит фронт ледяного воздуха. Ты ёжишься, кутаясь в шарф и надвинув шапку по самые брови.
— Сюда цепляется что-то типа шнурков. Элемент дизайна такой, длинные верёвки сзади свисают… — неопределённо крутит пальцем рядом со своей шапкой Чонгук.
— Аха-ха! — хихикаешь ты. Неуёмная фантазия вскипает, вкладывает в рот бездумные слова: — А зачем снял? Они как поводья у лошади! Ещё на пятки шпоры и иго-го, покатай меня, большой жеребец!
Сквозь шум волн слышишь, как у парня сбивается дыхание. Он спотыкается на вязком песке, поворачивается к тебе всем телом. Неожиданно пылкий взгляд проходится по тебе с ног до головы. Ты смотришь в ответ, обезоруженная и недоумевающая.
— Что?
— Ты только что назвала меня жеребцом. Хочешь на мне покататься?
