тут обойтись без власти? Даже анархисты, выступая против слова «государство», допускают «немалую долю власти в своей практической программе». А в написанном Марксом и Энгельсом «Коммунистическом манифесте» впервые ставится задача «обращения пролетариев в господствующий класс»… Сослался Лавров и на труд бельгийского социалиста Де-Папа «Общественная служба в будущем обществе», где утверждалось, что «государство должно принадлежать» рабочим. Но что же такое государство? «Для нас
государство, — пишет Лавров, — есть общественный союз, в котором существует власть той или другой формы, власть, помощью которой одна доля населения делает решения, ею принятые,
обязательными для остальной части, без возможности для последней уклониться от их исполнения, не разрушая самого союза». Естественно, что рабочие не могут просто захватить в свои руки готовую государственную машину и привести ее в действие для своих собственных целей. Опыт Парижской Коммуны в этом отношении неоценим. «Рабочий социализм для осуществления общественного строя по своим потребностям должен разрушить современное государство и создать нечто иное».
«Нечто иное»? Новое государство, отражающее интересы трудящихся? Так прямо автор не говорит. Он пишет иначе, полагая, что в ходе социального переустройства России из среды общинных и артельных центров должны быть образованы группы, связанные по всей стране «крепкой практической организацией», способной вести пропаганду рабочего социализма, руководить наличными революционными силами, сдерживать попытки преждевременных местных бунтов. Когда настанет время, призыв к социальной революции грянет «одновременно в разных углах России». Старый общественный строй окажется низвергнутым. Благодаря «солидарному союзу всех рабочих» в каждой местности вводится новый порядок, ведется борьба с врагами революции, оказывается помощь тем районам, где победа еще не наступила. В дальнейшем возникает необходимость «отражать противников новых порядков на границе восставшей территории и расширять территорию рабочей России на счет России императорской или капиталистической».
Что же произойдет на другой день после революции? Послушаем Лаврова: необходимо внести «в способы экономического обеспечения населения немалую долю государственного элемента, т. е. власти, которая должна будет находиться в это время в руках групп, входящих в состав социально-революционного союза» — единственного связующего элемента всей территории «рабочей России».
Роль этого «государственного элемента» очень велика. Исходя из опыта Парижской Коммуны, Лавров определяет круг возможных противников рабочей России. Это и «остатки паразитов старого общества», и те, кто не усвоил начал социализма, и лица, злоупотребляющие революционной властью. Это все внутренние враги. Но есть и внешние: «рабочей России вообще грозит непрерывная опасность извне, из императорской и капиталистической России и из других соседних государств». Естественно, что для борьбы со всеми этими противниками нужно применять насилие. Но в какой форме это сделать?
Говоря об опасностях, угрожающих новому обществу, Лавров выступает против крайностей централизации, которые могут проявиться в том случае, если: составить кодекс социалистических законов с соответствующим отделом «о наказаниях»; выбрать комиссию «общественной безопасности» для «суда и расправы»; подчинить «заведомо опасных» людей социалистическому полицейскому надзору; «устроить надлежащее количество тюрем, а вероятно, и виселиц…и затем, для осуществления социалистической легальной справедливости, пустить в ход всю эту обновленную машину старого времени во имя начал рабочего социализма».
Такой характер действий революционного государства представляется Лаврову неприемлемым, таящим в себе «более опасности для общества», чем все внутренние и внешние враги. Где же выход? По мнению автора, заботу о безопасности нового общества нужно представить не какому-либо специальному учреждению, комиссии «общественной безопасности», а «свободной инициативе групп, входящих в состав нового строя, — прямой народной расправе». Так Лавров пытается найти компромиссное решение между идеей централизованного государства, высказанной Марксом, и анархистским отрицанием такого государства.
И все же «Государственный элемент в будущем обществе» был важным шагом в развитии революционной теории. Вопреки распространившемуся анархистскому отрицанию значения государства в социальной революции под явным влиянием марксизма появилась работа, в которой — пусть частично и непоследовательно — признавалась необходимость политической власти, государственности при совершении революционного переворота и организации нового, социалистического строя.
Естественно, что работа Лаврова вызвала полемику со стороны тех, кто придерживался анархистских взглядов. На такой позиции стоял неизвестный автор письма в редакцию «Вперед!», с ответом которому 5 мая 1877 года выступил Лавров. В нем он прямо заявил, что ему хотелось бы услышать доказательства того, что в России можно без проявления власти создать социально-революционную силу, «способную не только низвергнуть старое, но построить на его развалинах новое общество». Лавров объяснял: «там, где пытаются при серьезном деле, обойтись без признанной выборной власти, подвергнутой правильному контролю, немедленно возникает власть тайная, власть интриганов и спекуляторов…» Лавров настаивал на том, что нечего пугаться слова «власть» там, где она действительно необходима, нужно только принимать меры против злоупотреблений властью, против людей, которые долго сохраняли бы в руках выборную власть, пытались бы «ускользать от контроля и от ответственности».
В то время, когда Петр Лаврович работал над своим «Государственным элементом…», он все больше проявлял недовольство ходом революционного дела. Журнал «Вперед!» поддерживал связь только с одним кружком, объединявшим в Петербурге около 30 студентов Медико-хирургической академии, Технологического института и Университета. Отношения Лаврова с его руководителем — Гинзбургом были весьма натянутыми. Лаврову не нравилось, что в Петербурге стремились изолировать журнал от других революционных групп. Он добивался другого — объединить силы различных нелегальных народнических кружков России вокруг «Вперед!». Петр Лаврович был недоволен и тем, что петербургские лавристы плохо информировали редакцию о событиях, нерегулярно присылали средства, толком не умели организовать транспортировку и распространение эмигрантских изданий. Все это раздражало Лаврова. Он апеллировал к товарищам по редакции, но не всегда и не во всем находил у них поддержку.
Лавров — Лопатину из Лондона в Париж, 13 июня.1874 года: «Наши отношения к Петербургу очень плохи; я внутренне бешусь до невероятности; раз взбесился до того, что у нас здесь произошел было скандал, так как мои товарищи стоят всеми силами за своих друзей».
Опасаясь за судьбу журнала, Петр Лаврович решил организовать встречу с представителем петербургского кружка и с непременным приглашением Лопатина. Но представитель все не приезжал, дело затягивалось. И вдруг 30 января 1875 года ультиматум из Петербурга: «Мы очень удивлены продажею ваших изданий Лопатину для России… Это настолько вредит нашим общим интересам, что необходимо прекратить дальнейшую продажу до свидания с одним из наших, который на днях едет в Лондон».
Лавров — Лопатину: «Вследствие письма, сегодня полученного, с «Вперед!» может произойти катастрофа. Без Вас я буду совершенно бессилен что-либо сделать, и катастрофа будет почти неминуема».
Лопатин приехал. В феврале состоялось несколько совещаний с представителем петербургских лавристов. Петр Лаврович в самой категорической форме изложил свою позицию: журнал не может быть монополией одного кружка, его распространением могут заниматься и другие революционеры.
