конечно, удобнее было бы жить в Лондоне.
Лавров — Лопатину из Лондона в Париж, 11 марта 1877 года: «Если Вы можете продержаться 2–3 месяца, то может случиться (пока не более), чем я буду иметь возможность в конце этого времени оказать Вам помощь уже не совсем микроскопическую. Если то дело, которое у меня теперь на мази, пойдет, то я могу получать ежемесячно заработанных рублей 100, а может быть, и более… комично лишь то, что я толкую о моих заработках, как будто они были налицо…»
А пока денег не было. В марте вырисовывается сложный план: весной недели на две съездить в Париж, походить по библиотекам, прицениться к квартирам и мебели, присмотреться к жизни. Лето провести в Лондоне, а осенью опять в Париж и там уже решить окончательно. В действительности все произойдет куда проще…
IV. ПОСЛЕ РАЗРЫВА
В начале мая 1877 года Петр Лаврович приехал в Париж и решил там окончательно поселиться. Получилось на редкость беспечно: свои пожитки Лавров оставил на Alfred Place, а библиотеку — в помещении редакции «Вперед!». Как всегда, на помощь пришел Лопатим. 23 мая он выехал в Лондон за вещами своего друга. Петру Лавровичу оставалось лишь давать подробные советы и указания. Особенно было много хлопот с книгами. Герману Александровичу совместно с новой редакцией «Вперед!» предстояло решать, что можно упаковать, а что должно оставаться. Возникли трения. Лавров просил Лопатина уступать, не спорить. Часть книг удалось тут же отправить в Париж. С остальными дело затянулось до осени, когда Петр Лаврович, выслав деньги, просил Идельсон выкупить из ломбарда и продать его шубу, а полученную сумму заплатить за пересылку оставшихся книг. Их набралось на 21 ящик.
Лавров — Лопатину из Парижа в Лондон, конец мая 1877 года: «Вообразите: у меня ночевала женщина!! (Что скажет, что подумает о моей нравственности консьержка!) и еще молодая и бывшая тому три года назад очень хорошенькой, конечно — нигилистка и, к сожалению, бунтовщица. Вчера приехала в Париж и ночевать было негде вблизи: я и предложил. Отвел ей мою спальню, и она еще спит, а я сажусь работать. Что не случается в этом мире: ни за что губишь свою репутацию…»
В эту весеннюю ночь у Петра Лавровича внезапно появилась Анна Макаревич (урожденная Розенштейн, в Париже она проживала под фамилией Кулешовой), с которой он познакомился еще в Цюрихе. Тогда она блестяще выдержала конкурсный экзамен, поступила в политехникум, проявила дарование и успехи в занятиях. Профессура предсказывала привлекательной студентке научную карьеру. Путь ее оказался другим: революционные кружки в Цюрихе и России, пропаганда среди народа…
10 декабря 1874 года был издан циркуляр шефа жандармов Мезенцева. В прилагаемом списке разыскиваемых лиц значилась и Анна Макаревич: «лет около 20-ти, белокурая, лицо чистое, белое, среднего роста, недурна собою». Арестовать революционерку не удалось. Она вела пропаганду в Одессе и Киеве, примкнула к кружку «южных бунтарей», 24 марта 1877 года появился новый циркуляр: «Разыскать, арестовать…» Пришлось бежать за границу. Петр Лаврович с жадным вниманием слушал рассказы Анны о событиях в России, о неудаче «хождения в народ», о царских преследованиях.
Тысячи арестованных пропагандистов. Самая страшная тюрьма — Петропавловская крепость стала тесной для заключенных. Революционеров содержали при III отделении, в Литовском замке, где раньше находились только уголовные. А в августе 1875 года в Петербурге открыли шестиэтажный Дом предварительного заключения. И он был заполнен до отказа. Забиты арестованными и периферийные каторжные централы — Новобелгородский и Новоборисоглебский.
Поведала Макаревич и о судьбе своих цюрихских подруг: Софьи Бардиной, Лидии Фигнер, Веры и Ольги Люботович. Их только что осудили по процессу 50-ти. С восторгом рассказывала Анна о речи на суде Бардиной, текст которой был нелегально издан. Многие теперь знали эту речь, особенно последние ее слова: «Преследуйте нас — за вами пока материальная сила, господа; но за нами сила нравственная, сила исторического прогресса, сила идей, а идеи — увы! — на штыки не улавливаются!..» Подруги были приговорены к каторге, к ссылке в Сибирь…
Для Анны Макаревич началась эмигрантская жизнь.
Летом 1877 года она встречается с итальянским социалистом Андреа Костой. С этого времени их связала совместная жизнь и революционная деятельность. 22 марта 1878 года Коста и Кулешова были арестованы. Этот арест взволновал проживавших в Париже русских. За Кулешову хлопочут и Тургенев, и Вырубов, и известный изобретатель П. Н. Яблочков. С напряжением следят за событиями эмигранты. Петр Лаврович все время в курсе дела, регулярно оповещает о новостях находившегося теперь уже в Швейцарии Лопатина. В конце апреля Кулешову освободили из парижской тюрьмы и административным путем выслали в Швейцарию. Накануне отъезда она навестила Лаврова и поблагодарила за хлопоты.
Но это произошло через год. А пока, несколько осмотревшись, Петр Лаврович занялся поисками постоянной квартиры. С башни собора Парижской богоматери хорошо видно, как с севера на юг через два моста идет прямая, бесконечно длинная магистраль — это бывшая дорога в Древний Рим, а теперь две улицы: на север — Святого Мартина, на юг — Святого Якова. Улица Святого Якова поднимается от Сены по хребту холма Святой Женевьевы и пересекает Латинский квартал. В конце этой длинной узкой улицы, застроенной трех- и четырехэтажными домами, в доме № 328 в августе 1877 года и снял квартиру Петр Лаврович.
Уход с поста редактора «Вперед!» изменил его материальное положение. Парижский съезд назначил денежное пособие бывшему редактору, что морально не устраивало Лаврова. Он вновь начал налаживать связи с литературным миром. Приходили кое-какие заказы от западноевропейских журналов и газет, восстанавливались контакты с русскими издательствами. Уже летом 1877 года Лавров сообщил в Лондон, что отказывается от пособия, так как может существовать на собственный заработок.
Большие надежды возлагал Петр Лаврович на журнал «Дело». В начале семидесятых годов он сравнительно успешно там печатался, хотя и не все посланные им статьи появились на страницах журнала. Лавров, разумеется, был этим недоволен, писал редактору «Дела» Г. Е. Благосветлову, что так он «никогда из долгов не выйдет». На это 8 мая 1872 года он получил совет от Григория Евлампиевича: «Соединить все условия — и общедоступность и интерес мысли и мерку для цензуры, конечно, не легко, но соединить их надо, чтобы выходить журналу». Лавров старался учесть это, приспосабливался. С 1873 года наступил перерыв: тогда журнал и газета «Вперед!» отнимали все силы. Теперь же он искал связей с издателями.
Весной 1877 года Благосветлов приехал в Германию для лечения. Нечего было бояться полицейской перлюстрации — и редактор «Дела»
