— Нет, сэр.
Конни увела его из комнаты, решительно взяв под руку. В дверях она обернулась и попросила меня глазами подождать ее возвращения.
Глава 23
Отсутствовала она довольно долго и вернулась уже в новом наряде: вместо костюма для верховой езды на ней было элегантное платье, в руке она держала книгу.
— Я дала ему успокаивающее средство,— сообщила она,— и заставила лечь. Суровая действительность удручает Вильяма, он живет в царстве грез. Так было всегда. Он вернулся сюда после первой мировой войны с мечтой основать империю и династию. Все, что у него было для начала,— это несколько тысяч долларов, накопленных путем жесткой экономии, да некоторый опыт, приобретенный на нефтяных разработках в Пенсильвании. И он добился осуществления своей мечты.
Она медленно обвела комнату взором.
— А теперь его империя трещит и рушится со всех сторон, и он не может с этим примириться.
— Мне думается, вы слишком резко отозвались о Лорел!
— Я была вынуждена это сделать, он же должен когда-то перестать заблуждаться в отношении ее. Когда дело касается женщин, мужчины настоящие идеалисты. Уже минимум лет пятнадцать, как всем стало ясно, что
Лорел Леннокс — типичная шизофреничка. Но ее родня упорно продолжает относиться к ней, как к совершенно нормальному человеку, а когда она выкидывает подобные номера, не перестают поражаться и сомневаться.
— Но вы же не психиатр, верно?
Она посмотрела на меня такими глазами, словно тотчас причислила к группе заблуждающихся в отношении Лорел.
— Все же я изучала психиатрию. И я знаю ее, то есть Лорел.
— На протяжении этих пятнадцати лет?
— Даже дольше. Я начала преподавать в школе Ривер Бэлли восемнадцать лет назад, так что с Лорел познакомилась, когда она была еще девочкой. Уже тогда она жила в своем особом, отнюдь не счастливом мире, в котором происходили всякие неприятности.
— То же самое можно сказать о многих детях, но, как правило, никто не считает их шизофрениками и не обвиняет во всех грехах.
— Боже упаси, я ее ни в чем не обвиняю,— внезапно переполошилась она,-— Просто хочу внести некоторую ясность в сложившуюся обстановку. Я нахожу крайне несправедливым, если бы Лорел раздобыла себе немного денег ценой разбитого сердца деда. Я говорю об этом в буквальном смысле слова. Он достаточно стар и издерган, поэтому его следует щадить.
— Никто не желает его смерти,— заявил я, думая про себя, что у этой особы есть весьма веские причины проявлять о нем такую заботу.
Ее томные глаза в упор смотрели на меня:
— Вы ведь не слишком серьезно воспринимаете меня, не правда ли?
— Ошибаетесь, миссис Хэнгуд: воспринимал да и всегда буду воспринимать очень серьезно! — совершенно искрение ответил я.
Она улыбнулась и сразу же помолодела и похорошела.
— В таком случае я покажу вам кое-что интересное.
Оказалось, она принесла с собой не книжку, а альбом фотографий учащихся школы Ривер Бэлли. Как всегда, там имелись и фотографии учителей. На одной из них я увидел саму Конни, примерно в тридцатилетием возрасте. Ее. волосы были распущены по плечам, а взгляд казался просительно-загадочным.
Я прекрасно понимал, что она обратила внимание на этот снимок намеренно, ожидая услышать мое мнение. И я ее не разочаровал:
— Вы совсем не изменились!
— Льстец! Это же было пятнадцать лет назад, пятнадцать долгих лет!
Нервными пальцами она перелистала несколько страниц с портретами старшеклассников. Под каждым были написаны имена и фамилии, а также прогноз на будущее, очевидно сочиненный товарищами по классу. Наконец Конни показала мне фотографию юнца с беспокойной ухмылкой и темными злыми глазами, недоверчиво взирающими на мир. Его имя было Гарольд Шерри, а «предсказание» гласило: «Величайший в мире гурман. Когда Гарольд познает себя, он сделает потрясающее открытие».
Конни прочитала эти строки вслух и задумчиво добавила:
— Хотелось бы мне услышать, удалось ли Гарольду себя познать?
— Это тот самый мальчишка, который сбежал с Лорел в Лас-Вегас?
— Да, это Гарольд. Из школы его, разумеется, исключили в дополнение к решению суда, поэтому он так ее и не закончил. Но убирать его фотографию из альбома было уже поздно.
— Каково было решение суда?
— Условно его осудили на шесть лет и взяли на поруки.
— Ого, как строго!
— Согласна. В конце концов, все, что он сделал,— сбежал с девчонкой, которая пошла на это совершенно сознательно. По сути дела именно она могла быть инициатором поездки в Лас-Вегас, но Лорел ничего не получила, так как была года на два, на три моложе Гарольда. Однако это было лишь началом его неприятностей, дальше пошло хуже. Он удрал до окончания испытательного срока, его поймали и на какое-то время посадили в тюрьму. В довершение всех бед отец от него совсем отвернулся.
— Кто был его отец?
— Роджер Шерри, инженер. В то время он жил здесь, в Эл Ранчо. Его мать .и сейчас здесь живет. Мистер Шерри разошелся с женой, и я считаю, что из-за Гарольда. Ну а эта небольшая эскапада в Лас-Вегасе вызвала окончательный распад семьи.
Я взял альбом и поднес его к окну. Неоформившаяся физиономия Шерри показалась мне смутно знакомой, и чем больше я в нее вглядывался, тем больше убеждался в этом. Под слоем жира, закрывавшего, как маска, лицо подростка, я сумел различить черты лица широкоплечего парня, которого видел накануне вечером в заведении Бланш и сегодня снова в Сэндхилл Лейке. И у мальчика на фотографии, и у этого типа были глаза злого мечтателя.
Конни подошла ко мне и встала так близко, что я ощущал ее дыхание в неподвижном воздухе.
— Гарольд причастен к теперешней истории?
— Возможно.
Вскоре она добавила:
— Со мной вы можете говорить вполне откровенно. Что бы вы ни думали, я на стороне Лорел. Разлад в семье дело не моих рук.
— Я так и считаю.
— Вы полагаете, Лорел и Гарольд действуют заодно?
— Не знаю. Не исключено.
— Означает ли это, что похищение, предполагаемое похищение, на самом деле является умышленным обманом, как и в прошлый раз?
— Возможно,— повторил я без особой уверенности.— Но вообще события никогда в точности не повторяются, а преступления в особенности. Слишком много переменных величин, да и мир изменился за последние пятнадцать лет. Во много раз возрос и риск. Гарольд должен это понимать. Ну и он должен стать другим.
— Это он стрелял в Джека?
— Во всяком случае, мужчина, сильно смахивавший на него.
— Вы, я вижу, страхуете себя?
— Поймите, я видел мужчину, стрелявшего в Джека, на очень большом расстоянии. Поэтому я не могу с уверенностью его опознать, да еще принимая во внимание, что ваш снимок пятнадцатилетней давности.
Я захлопнул альбом и отдал его ей.
— Вас не интересует, где живет его мать?
— Именно об этом я и хотел вас спросить.
— Ее дом на Лоренцо Драйв.
Конни подвела меня к парадной двери и показала через долину:
— Розовый оштукатуренный дом, стоит особняком на бугре. Думается мне, несчастная женщина живет там совершенно одна. В наших краях не очень много таких одиноких женщин. Когда-то они приехали сюда со своими мужьями, рассчитывая на счастливую и беззаботную жизнь до конца своих дней. Но потом что-то случается, и все мечты летят на ветер.
Ее голова была переполнена чувствами. По всей вероятности, она говорила о самой себе. Я не мог определить, была ли она женщиной с твердым характером, которая на мгновение расслабилась, или же, наоборот, слабовольная особа, умеющая при необходимости собрать всю свою волю в кулак. Практически это трудно узнать в отношении любой женщины.
Я поблагодарил ее и направился к «кадиллаку». Подойдя к машине, я увидел в ней за рулем Вильяма Леннокса, что нельзя было заметить из центрального вестибюля, где замешкалась Конни. Он переоделся в черный выходной костюм и надел фетровую шляпу, Сейчас он выглядел совсем старым и официальным: ни дать ни взять собрался на похороны.
Он свирепо посмотрел на меня, но я уже не обращал на него внимания, поскольку у меня сложилось впечатление, что даже легкий бриз способен свалить его с ног, а любой удар, физический или моральный, его может убить.
— Я прошу вас отвезти меня в город,— заявил он,— Ведь кто-то должен склеить обломки нашей семьи, и, вероятно, это больше некому сделать. Джек вышел из игры, а Бен Сомервилл всегда был слизняком, от него что от козла молока. Прирожденный неудачник. Начал с того, что пустил на воздух свой корабль, а заканчивает полным развалом моего нефтяного бизнеса.
Говорил старик каким-то неестественно высоким голосом, захлебываясь словами, наверно, торопился поскорее выложить все, пока не забыл того, что собирался сказать. Я подумал, не является ли это следствием действия успокаивающего средства или же с самим Ленноксом произошли какие-то глубокие внутренние перемены.
