— Поехали! — потребовал он.— Я не намерен весь день торчать в городе, просто хочу навестить сына. Он тяжело ранен?
— Не думаю, мистер Леннокс. И возможно, сейчас к нему врачи никого не пустят. Поэтому вам лучше остаться здесь с миссис Хэнгуд.
— Надо же принять определенные решения!
— Их можно принять и тут, на месте.
Лицо его вспыхнуло:
— Если вы не повезете меня, я уеду один. Это машина моего сына..
— Я бы не советовал вам в таком состоянии садиться за руль.
Он стянул с головы шляпу и яростно ударил по ней костлявым кулаком.
— Идите вы к черту со своими советами! Я не разрешаю вам указывать, как мне следует поступать. Вылезайте немедленно, я поеду сам!
Слова его были смелые и решительные, но в голосе слышалось замешательство. Седые волосы поднялись дыбом над шишковатым черепом, взгляд все время перебегал с одного предмета на другой, словно гонимый ветром. И я понял, что ему одному страшновато пускаться в путь, для этого он слишком слаб, но гордость не позволяла признаться в этом.
В самый критический момент к машине подошла Конни, чему он явно обрадовался, и заговорила с ним:
— Мистер Арчер сейчас не едет в город, ему нужно кое-что расследовать здесь по соседству. Тебе же необходимо отдохнуть.
— Кому необходимо отдохнуть?
— Тебе и мне, нам обоим. Пошли, Вильям, или я пошлю за тобой доктора Лангдэла.
Голос у нее был по-матерински добрый и в то же время по-женски соблазнительный. Леннокс вылез из машины и нахлобучил на голову смятую шляпу. Увидев ее, Конни засмеялась. Он натянул шляпу на самые уши и тоже засмеялся, довольный своей шуткой во вкусе деревенской молодежи. Они вместе пошли к дому, пара неподходящих комедиантов, старающихся изо всех сил добиться того, чтобы никто этого не заметил.
Съезжая под уклон через долину, я подумал, что в конце концов это было нечто вполне реальное. Можно было считать, что они заключили своего рода торговую сделку, устраивающую обе стороны: она будет находиться рядом с ним, оберегать его, ублажать и развлекать до самой смерти. После этого все его деньги перейдут к ней, и уже его родня будет оберегать, ублажать и развлекать ее до конца дней.
Глава 24
Розовый домик на Лоренцо Драйв имел немного запущенный вид. Кусты и цветы, посаженные вокруг него, были либо пересохшими, либо чахлыми, а когда я выключил мотор «кадиллака», в воздухе повисла какая-то настороженная тишина.
Я обошел дом кругом и заглянул в гараж. В нем стояли старый серый «мерседес», женский велосипед и была свалена в кучу масса садового инвентаря. Никакого «фэлкона» и никаких кровавых следов.
Тогда я вернулся к парадному входу и постучал в дверь. Миссис Шерри долго не откликалась. Наконец я уловил внутри легкий шорох. Дверь открылась на длину цепочки.
Миссис Шерри оказалась увядшей женщиной, которая заслонилась ладонью от света, словно проводила все дни в темноте.
— Что вам угодно?
— Несколько минут, чтобы переговорить с вами.
— Кто вы такой?
— Частный детектив.
Я назвал свое имя.
— По поводу Гарольда?
— Боюсь, что да. Могу ли я войти, миссис Шерри?
— Не нахожу в этом никакого смысла. Он же больше дома не живет. Некоторое время тому назад мы с сыном решили идти разными путями и...
Таким голосом говорят только женщины, недавно пережившие разрыв с любимым человеком или выкарабкавшиеся из тяжелого заболевания.
— Тем не менее вы сразу же решили, что я приехал из-за него?
— Неужели? — Она искренне удивилась.— Вы ошибаетесь. Я не догадывалась и не.догадываюсь, чего ради вы ко мне пришли.
— И все же мне бы хотелось это с вами обсудить. Так могу ли я войти..
Она колебалась. Я видел, она была в напряжении. И подумал, что она нарочно взвинчивает себя, чтобы захлопнуть передо мной дверь..
— Полагаю, что Гарольда ранили.
Мои слова нанесли ей страшный удар. Не сомневаюсь, что в прошлом судьба довольно часто наносила ей подобные удары, оставляя каждый раз следы морального урона. Даже если запрятать свои чувства очень-очень глубоко, чтобы их никто не мог обнаружить, все равно их нельзя полностью уничтожить. И в один прекрасный день они непременно вырвутся наружу.
Она долго не могла справиться с цепочкой, но наконец отворила дверь.
— Расскажите мне обо всем...
Она все же отложила свой самый животрепещущий вопрос до того момента, когда мы оба сели на стулья в ее полутемной гостиной, совершенно лишенной всякой индивидуальности.
— Гарольд умирает?
— Не думаю.
— Где он?
— Не знаю. Сегодня днем я видел человека, похожего на него, в районе Сэкдхиллского озера. Он уехал оттуда на зеленом «фэлконе».
— Наверно, это был кто-то другой. У моего сына нет такой машины, у него вообще нет никакой машины.
— Откуда вам знать, если вы не поддерживаете с ним связь?
— Я этого не утверждала. Гарольд постоянно дает о себе знать...—И добавила с неприкрытой обидой: — ...Когда ему что-то нужно от меня.
— Сегодня он вам звонил?
— Нет, вчера.
— Что ему было нужно?
— Просил дать ему машину. Я отказала.
Она посмотрела на меня с надеждой, как будто этот отказ - мог сделать ее невосприимчивой к дальнейшей боли.
— Зачем ему понадобилась ваша машина?
— Он не говорил, но я почувствовала, что лучше держаться подальше.
— Откуда такая уверенность?
— Я знаю своего сына. Он был страшно возбужден, похоже, у него появилась очередная «великая идея».
«Новое фиктивное похищение?» Я чуть было не произнес этого вслух, но все же удержался. Жизнь, да и я тоже, слишком сильно давили на эту женщину. Мне не хотелось ранить ее без нужды и восстановить против себя. У меня не было полной уверенности в правильности моих предположений, так что я мог ошибаться и в отношении сына, и матери.
Она оправилась от шока и спросила:
— Что произошло в Сэндхилл Лейк? Мой муж, отец Гарольда, частенько ездил охотиться на это озеро.
— Сегодня там тоже прозвучали целых два выстрела.
Она схватилась рукой за горло, как будто стараясь задержать вопрос, но он уже прозвучал:
— Гарольд тоже в кого-то стрелял?
— Да, я так думаю. Но прежде чем мы продолжим разговор, мне бы хотелось увидеть его фотографию.
Женщина приободрилась:
— Значит, вы не совсем уверены, что Гарольд причастен к этой истории?
— Да, не совсем. У вас есть его недавние снимки?
— Есть один двухлетней давности. Наверно, он у меня в спальне.
Она принесла мне его, словно бомбу, которую надо обезвредить. Небольшая фотография озабоченного молодого парня, который немного похудел, зато сильно возмужал с тех пор, когда его снимали в школе Ривер Бэлли для альбома. Вне всякого сомнения, это был тот самый парень, которого я видел в ресторане Бланш, и почти наверняка тот, кто стрелял в Джека Леннокса в смотровой башне близ Сэндхиллского озера.
— Боюсь, что это он,— сказал я, положив фотоснимок на кофейный столик.
— В кого же он стрелял?
— В Джека Леннокса.
Все краски сбежали с ее лица, оно превратилось в безжизненную маску. Упав в кресло, она закрыла лицо руками и прошептала:
— Выходит, все снова началось?
— He-знаю, что вы имеете в виду.
— Страшные неприятности с семейством Ленноксов. Гарольд был мальчиком, когда они начались. Он вовсе не был преступником, каким его выставили. Но для своих лет он был слишком физически зрелым, в чем и была вся беда. Он хотел жениться на Лорел, и поэтому они сбежали в Лас-Вегас, надеясь найти там священника, который согласился бы их обвенчать. Но у них скоро кончились деньги, и Лорел пришла в голову блестящая мысль притвориться, будто ее похитили. Идея принадлежала Лорел, а во всем обвинили Гарольда. Ее отец помчался в Лас-Вегас, разыскал их там, избил моего сына до полусмерти и упрятал его в тюрьму. Гарольду в то время было шестнадцать лет, он полностью, так и не оправился от травмы. Я могу назвать судей, которые подтвердят это на суде. И в школу Гарольд уже больше не вернулся.
Она выпрямилась, часто заморгала, как будто какими-то непонятными подспудными путями вернулась из прошлого к настоящему.
— Где сейчас Гарольд?
— Хотел бы я знать!
— Но вы же говорили, что он ранен.
— Он сумел без посторонней помощи удрать с озера, а Джека Леннокса увезли на машине «скорой помощи».
— Мистер Леннокс тяжело ранен?
— Точно не скажу. Он ранен в голову, рана мне показалась поверхностной, но я ведь не врач.
— Лорел тоже причастна к этой истории?
— Боюсь, что да, миссис Шерри. Ее снова похитили. Ваш сын встретился с ее отцом у озера, чтобы получить выкуп. На этот раз сумма была огромная: он потребовал сто тысяч долларов.