Experimentum crucis
Той ночью Тенгиз Гелиани не спал. Он неподвижно сидел на теплом, ещё не остывшем камне у полосы прибоя. Его напряженный взгляд был устремлен на волнующийся океан, океан бескрайний и безбрежный, хранящий неизведанные тайны живой и неживой природы. И такими же отходящими и приходящими волнами в гениальном мозгу ученого, наивысшем чуде и глубочайшей из всех тайн мира, проносились со скоростью света, а, может быть, и быстрее, теории, гипотезы, числа и уравнения. Академик суммировал, систематизировал и анализировал разрозненные факты, с которыми столкнулись в разных местах и в разное время шесть разных людей. И настал момент, когда Тенгиз встал с камня, сохранившем тепло его тела, и мог произнести подобно Архимеду: «Эврика!» Но он только взял мобильник и разбудив Семена и Александра (своего постоянного спутника и друга, специалиста по поиску нейтронов), велел им немедленно собраться в его кабинете и подготовить к работе передатчик. Позывные полетели к острову табу, как только спутник-транслятор вышел из-за горизонта….
* * *
Ребят разбудили позывные рации, когда солнце ещё не выглянуло из-за горизонта для проверки, крепко ли спит его сын на острове табу.
— Не знаю, ребята и Вы, Женя-этнограф, приходилось ли вам когда-нибудь делать опыты по физике? — спросил с ходу Тенгиз.
— Я делал! — поспешил высказаться Родик. — У меня конус катился вверх по направляющим! А цилиндр — только вниз. Это было круто!
— А сегодня вам предстоит произвести опыт, важней которого никто в мире не делал. Я не шучу. Опыт сложный. А вы, к тому же, без приборов…
— Тут остались приборы от клоуна.
— Едва ли вы разберетесь с ними. К тому же, помощники этого клоуна наверняка сознательно испортили их. А опыт этот — решающий, по латыни — crucis experimentum. Он или подтвердит, или опровергнет моё объяснение тайны Сына Солнца. Возможно, мы сможем оживить тотем самоанцев, как это делал Захар Фролов. Слышите — Сын Солнца вновь будет охранять покой самоанцев Уполу и приносить радость в их дома! Слышите?!
Последнюю фразу Тенгиз произнес почему-то по-английски, и торжественно, будто говорил кому-то помимо ребят.
— Как же это? Мировой опыт и без приборов? Да за это Нобеля не дадут! — Это, конечно, Родик.
Тенгиз рассмеялся, но компьютер-дешифровальщик смеяться никто не научил. Поэтому ребята услышали от него:
— Передающий издал бессмысленные, не шифруемые звуки продолжительностью 5 и 3 десятых секунды.
— Дадут, Родик, ещё как дадут, когда подучитесь и подрастете. А теперь слушайте инструкцию.
Согласно инструкции Тенгиза, им, прежде всего, надо было достать белой плесени, совсем немного, ну, скажем, пол-чайной ложки («если бы она у нас была», подумал Павлик, принимавший многое буквально. А Родик пожалел, что там, в пещере, он не собрал два пакетика. «Вот тогда Нобеля точно бы получили!»)
Естественно, пришли к колодцу, где надеялись собрать с земли «пол-ложки» плесени — ведь те, кто был в пещере, несли на обуви чуть-чуть порошка. Но все вокруг смыл дождь.
— Подумаешь! Отодвинем камень. Мауи сделал это, а нас трое.
— Думай, голова: Мауи скатывал камешек, а теперь его нужно вверх по склону поднимать.
Не обращая внимания на пессимизм Родика, Павлик подобрал толстый сук железного дерева и попытался сдвинуть многотонный валун. Камень не поддался. Оставалось искать Мауи.
Наилучшие условия для опыта, как сказал Тенгиз — сумерки. Ребята с Женей обошли весь остров в напрасных поисках отважного самоанца. Желтое светило, отец пропавшего сына, уже скрывалось за верхушками деревьев, когда в отчаянии они возвращались к хижине. Одна лишь радость: сгущенным молоком подсластить горькую пилюлю предстоящего безрадостного разговора с Тенгизом. Павлик ещё с порога заметил, что на столе осталась только одна банка молока:
— Кто-то был здесь и съел молоко!
— И оставил нам плату! — добавил Родик.
На столе лежал маленький пластиковый пакетик.
— Это же мой пакетик! В котором порошок был!
— В нем и теперь порошок, но очень мало, — заметила Женя.
— Да это же Мауи! Вот зачем Тенгиз иногда говорил по-английски — он агитировал Мауи отдать нам порошок!
— Маленький бесстрашный «хранитель» Сына Солнца — спасибо! — последнюю фразу произнесли почти хором, глядя почему-то наверх: привыкли, что самоанец предпочитает перемещаться по кронам деревьев.
— Порошка действительно мало, но думаю — достаточно, — важно заявил Родик. — У меня есть идея.
До наступления темноты успели выбрать подходящее место в лесу в пятидесяти шагах от хижины: деревья стояли здесь не так плотно, а кустарника не было. Родик попросил Женю аккуратно разделить порошок на десять равных частей.
— Но Тенгиз просил нас делать «крусис» эксперимент с десятью неравными кучками размером от одной доли до десяти долей!
— Мы так и сделаем, Женечка, как он просил. Эксперимент мы проведем с неравными кучками, но только с четырьмя: самая маленькая — это одна из этих десяти кучек. Следующую, побольше, ты составишь из двух малых, третью — из трех, а...
— Поняла! Четвертую — из четырех! Ты гений, Родик! Объединяя последовательно кучки, мы проделаем десять опытов! Гениально!
Павлик радостно поднял кулак над головой, как победитель: ведь это его друг усовершенствовал опыт самого академика! Затем он срезал четыре банановых листа и расположил их по кругу с расстоянием между соседними листьями в два шага. Женя насыпала на каждый лист по одной из приготовленных кучек, а Родик тем временем наловил светлячков и спрятал их в найденный в хижине пустой коробок от спичек. Дождались полной темноты. Сели на сухое бревно и стали ждать. Женя про себя отсчитывала секунды.
— Я уже адрапировался! — сообщил Павлик. — Я вижу три звезды там, где была одна.
— Ты не адаптировался, друг мой! Нужно видеть четыре звездочки.
— Прошло примерно сорок минут, — сообщила хронометристка Женя.
— Есть четвертая! Нет — вот ещё пятая!
— Пора! Пошли, Павлик!
При слабом свете светлячков, которых держал Родик, Павлик макнул палец в кружку с заранее приготовленной морской водой и капнул по одной-две капли на каждую кучку плесени. Быстро возвратившись к бревну, ребята и Женя стали внимательно глядеть в сторону бананово-порошковой «лаборатории». Именно «в сторону», так как сначала ни листьев, ни порошка не было видно. Затем то в одной, то в другой кучке стали возникать слабые вспышки света, разнообразные по цвету и оттенкам.
— Точно такие, как тогда в пещере, в следах Эдварда!
