сожалению, неизбежной, Наполеон с присущей ему бодростью старался завершить все внутренние дела, дабы не оставлять в стране никаких осложнений на время своего отсутствия, продолжительность которого он предвидеть не мог. Как мы и говорили, он намеревался прямо в день крестин короля Римского созвать собор, с помощью которого надеялся покончить с религиозными раздорами. Ко всем государственным органам, которых он собирал вокруг колыбели сына, ему показалось уместным присоединить и саму Церковь, дабы освятить ее присутствием данный наследнику Империи титул. Но то ли обязанность такого рода не пришлась по вкусу епископам, в большинстве уже прибывшим в Париж, то ли они были искренни, когда заявили, что большинство из них слишком стары, чтобы выдержать две утомительные церемонии в один день, но созыв собора отложили на воскресенье, следующее за крестинами.
Торжественная церемония была назначена на 9 июня. Всё было пущено в ход, чтобы она оказалась достойна величия Империи и великих судеб, обещанных юному королю. Вечером 8 июня Наполеон переместился из Сен-Клу в Париж в сопровождении Жозефа, который воспользовался предлогом, чтобы сбежать от ужасов Испанской войны, Жерома, покинувшего свое королевство ради присутствия на торжестве, и герцога Вюрцбургского, присланного императором Австрии в качестве его представителя на крещение внука. Наполеон, выказав тонкий знак внимания, просил тестя стать крестным отцом августейшего ребенка, и император Франц, стараясь угодить своему грозному зятю, согласился и поручил исполнить за него эту роль герцогу Вюрцбургскому. Навстречу великолепному кортежу вышло всё население Парижа, уже отчасти оправившееся от торговых невзгод последнего года вследствие заметного возвращения промышленной активности и огромных заказов цивильного листа и военного ведомства. Париж сверкал тысячами огней, все театры были бесплатно открыты воодушевленной толпе, городские площади заполнились дарами, предложенными населению Парижа счастливым отцом короля Римского. Всеобщему удовлетворению немало способствовало и то, что война откладывалась на следующий год, что внушало надежду на возможность ее избежать, и радость прекрасного празднества довершалась слухами о мире.
Девятого июня, в воскресный день, Наполеон в сопровождении жены и всей семьи привез сына в Нотр-Дам и представил его служителям культа. Сто епископов, двадцать кардиналов, члены Сената и Законодательного корпуса, мэры больших городов и европейские дипломаты заполняли священную ограду, где императорское дитя должно было принять воды крещения. Когда архиерей завершил церемонию и вернул короля Римского гувернантке госпоже Монтескью, та передала его Наполеону, и он взял его на руки и поднял над головой, представляя всем присутствующим с видимым волнением, которое вскоре стало всеобщим. Как глубока тайна человеческой жизни! Сколь мучительно было бы удивление, если бы за этой сценой процветания и величия можно было различить будущие разрушения и кровопролитие, горящую Москву, льды Березины, Лейпциг, Фонтенбло, Эльбу, Святую Елену и, наконец, безвременную кончину августейшего ребенка в возрасте двадцати лет, в изгнании и без единой короны, а также множество иных потрясений, которым суждено было низвергнуть, а затем вновь возвысить эту семью! Сколь милосердно Провидение, когда скрывает от человека его завтрашний день!
Покинув архиепископство среди огромной толпы, Наполеон отправился в мэрию, где был подготовлен императорский банкет. При абсолютистском правлении в определенных случаях охотно угождают народу, и Париж нередко получал от своих хозяев ни к чему не обязывающие ласки. Именно в Париже пожелал Наполеон отпраздновать рождение сына, и допущенные к празднику жители могли видеть его сидящим за столом с короной на голове, в окружении королей его семьи и множества иностранных государей, пирующим на публике подобно древним германским императорам. Ослепленные столь блистательным зрелищем парижане рукоплескали, вновь льстя себя надеждой, что величие будет длительно, а слава – благоразумна! И правильно поступали, что радовались, ибо это были последние радости.
В последующие дни торжества первого дня сменились празднествами всякого рода. Но ужасная судьба, располагающая жизнью как великих, так и самых ничтожных из смертных, и безостановочно толкающая их к назначенной им цели, не пожелала предоставить Наполеону долгой передышки. Самые серьезные дела, глубоко переплетаясь друг с другом, незамедлительно требовали его всецелого внимания. В воскресенье 9 июня он крестил сына, а в воскресенье 16 июня ему предстояло созвать собор.
В начале этой главы мы рассказали о мотивах, побудивших Наполеона созвать собор. Церковная комиссия, состоявшая из прелатов, и гражданская комиссия, состоявшая из политических деятелей и включавшая, среди прочих, Камбасереса, изучили и подобающим образом разрешили многочисленные важные вопросы, порожденные созывом подобной ассамблеи.
Прежде всего нужно было решить, можно ли созывать собор без волеизъявления и присутствия папы. История Церкви не оставляла на этот счет никаких сомнений. Случалось, соборы созывались императорами для осуждения недостойных понтификов, а случалось, созывались и папами для осуждения императоров, угнетающих Церковь. К тому же здравый смысл, самый верный советчик и в религиозных, и в любых других вопросах, говорил, что коль скоро Церкви приходилось иногда спасать саму себя от недобросовестных ли пап, от злоупотреблявших ли властью императоров, она должна была иметь возможность осуществлять эти функции независимо от тех, кого хотела сдержать или наказать.
Следовало ли созывать вселенский, то есть всеобщий собор, или только собор национальный? Вселенский собор обладал бо́льшим авторитетом и больше подходил политике и грандиозным замыслам Наполеона. Но несмотря на то, что в его империю и в союзные государства входила огромная часть христианского мира, оставалось слишком много прелатов вне пределов могущества Наполеона в Испании, Австрии и некоторых уголках Германии и Польши, чтобы не считаться с их отсутствием или сопротивлением. Весьма вероятно, что они не приехали бы, заявив протест против созыва собора и тем самым сразу лишив его легитимности. Созвав же национальный собор, включавший епископов Французской империи, Италии и части Германии, можно было собрать весьма внушительную ассамблею, которой оказалось бы совершенно достаточно для решения всех необходимых вопросов.
Если бы нужно было предоставить ей решение гигантского вопроса мирского владычества пап и их местопребывания в Риме или в Авиньоне, то постановление по такому вопросу мог вынести только вселенский собор, хоть и сомнительно, чтобы ассамблея прелатов, как бы напуганы они ни были, одобрила разграбление достояния Святого Петра и согласилась вычеркнуть главу Церкви из списка государей. Но Наполеон поостерегся касаться этих вопросов. Что ему требовалось при существующем положении вещей? Позаботиться о церковном управлении и добиться канонического утверждения назначаемых им епископов. Отказываясь от такого утверждения и препятствуя, за его отсутствием, назначению капитулярных викариев, папа в некотором роде одерживал верх над Наполеоном и изменял ход его управления. Если бы посредством решения, навязанного папе или им одобренного, Наполеон мог обеспечить каноническое утверждение, он вышел бы из затруднения и мог не опасаться раскола, ибо не собирался менять церковные догматы, желая оставить в духовном отношении
