всё как есть и даже благоприятствовать развитию религии. Наполеон весьма надеялся, что если, урегулировав вопрос канонического утверждения, удастся вывести религиозные дела из тупика, в который они зашли, плененный папа, увидев, что дела идут хорошо и без его содействия и верховной власти, в конечном счете примет свое новое положение.
По всем этим причинам решили созвать на собор в Париже в начале июня епископов Италии, Франции, Голландии и части Германии, что должно было обеспечить весьма многочисленную и величественную ассамблею и вынести на рассмотрение опасный конфликт, разгоревшийся между светской властью и Церковью. Вопрос надлежало представить собору в виде императорского послания примерно следующего содержания:
Придя к управлению Францией и найдя алтари опрокинутыми, а служителей алтарей изгнанными, Наполеон восставил первые и вновь призвал вторых. Свое могущество он использовал для того, чтобы победить грозные предрассудки, порожденные долгой революцией и целым веком правления философов; он победил их, и восстановленная католическая религия вновь расцвела. Многочисленные и очевидные события доказывают, что после вступления на трон Наполеона не свершилось ни единого деяния, противного вере, и напротив, он принял множество мер для защиты и распространения религии. Досадные разногласия, на самом деле, выявились лишь между папой и императором.
Относя Италию к числу своих завоеваний, Наполеон хотел прочно утвердиться в ней. Однако с тех пор, как он вернул папу в Рим, что было сделано еще до Конкордата, он встречал в светском владыке Римского государства открытого или скрытого, но всегда неуступчивого врага, который делал всё, что в его силах, чтобы пошатнуть могущество французов в Италии. Папа предоставлял убежище кардиналам, враждебным королю Неаполя, разбойникам, разорявшим неаполитанскую границу, и даже не захотел терять сообщения с англичанами, непримиримыми врагами Франции. Таким образом, не духовный, а светский властитель Рима поссорился со светским властителем Французской империи из-за вопроса чисто материальной корысти. И какое оружие он применил? Отлучение, которое могло остаться бессильным, дискредитировав саму духовную власть, либо стать разрушительным для всякой власти и ввергнуть Францию и Европу в анархию.
Осуществилось первое, и тогда папа прибег ко второму средству – отказу от канонического утверждения назначаемых епископов. А ведь он уже допустил, из мирских интересов, уничтожение епископата в Германии, в результате чего из восьмидесяти германских кафедр осталось занятыми лишь восемь, что подтолкнуло протестантских государей к овладению достоянием опустевших кафедр. Намерен ли папа действовать подобным образом и во Франции? Этого следует опасаться, ибо пустуют уже двадцать семь кафедр, которым попытался помочь император, но не помог папа. Можно ли допустить, чтобы папа, ради защиты своих мирских выгод, подвергал опасности Церковь и духовность?
Церковь должна следить за тем, чтобы подобного не случалось, и она располагает для этого необходимым средством. Отказом от утверждения папа нарушил Конкордат. Отныне Конкордат считается упраздненным, и можно произвольно перенестись в прежние времена, когда папа не утверждал епископов, их утверждали и посвящали в сан митрополиты. Этот вопрос Император не хочет решать единолично и ставит его перед соборной Церковью, дабы она позаботилась о собственном сохранении и спасла себя от опасности, от которой пала почти вся Церковь Германии.
Когда было принято решение о форме собора и о том, какой вопрос вынести на его обсуждение, главные лица, просвещавшие Наполеона своими познаниями в церковных делах и помогавшие ему своим содействием, молили его предпринять последнюю попытку в отношении папы. Они просили послать к нему нескольких видных прелатов, чтобы объявить о созыве собора и убедить облегчить задачу собора, заранее одобрив некоторые решения, которые в результате будут приняты единодушно. Так стало бы возможным избежать грозившей всем бури и обеспечить Церкви мир, безопасность, примирение со светской властью и окончание прискорбного пленения понтифика.
Наполеон уже посылал в Савону кардиналов Спину и Каселли, и неудача их миссии побуждала его считать бесполезной любую попытку такого рода. Он надеялся, что прелаты, собравшиеся в Париже и под его присмотром, покорятся его воле и сформулируют под его диктовку решение, которое затем пошлют в Савону, и папа не осмелится ему противоречить. Между тем Наполеона уговаривали так настойчиво, что он дал согласие.
Среди церковников, созванных на собор, присутствовали весьма авторитетные и достойные люди, заслуживавшие того, чтобы к ним прислушались: Барраль, архиепископ Турский, Дювуазен, епископ Нантский, Мане, епископ Трирский и еще некоторые. Одним из самых уважаемых, самых просвещенных, сведущих в традициях французской Церкви и опытных в ведении дел прелатов был Барраль. Он пользовался огромным авторитетом. Дювуазен, в прошлом знаменитый профессор Сорбонны, с глубоким пониманием церковных дел соединял высокий ум, необычайный такт, умение ладить с людьми и выдающееся политическое чутье. Последнее качество, с каждым днем становясь всё более редким среди руководителей Церкви, состояло не в искусстве втираться в доверие к государям, дабы властвовать над ними, а в высочайшем здравомыслии, которое помогало Церкви приспосабливаться к духу времени и победоносно шествовать через века. Епископ Трирский, во многом уступавший первым двоим и к тому же робкий, был, тем не менее, весьма разумным и образованным человеком, к совету которого всегда было полезно прислушаться.
Эти прелаты, сожалея о властном характере Наполеона, который хотел поставить Церковь в зависимость от Империи, и глубоко сокрушаясь о насилии, учиненном им в отношении святого отца, считали, тем не менее, что он друг Церкви, одарен разносторонним умом и управляем, если его не задевать; что следует постараться его успокоить и направить, вместо того чтобы раздражать сопротивлением, цель которого слишком легко угадать, ибо она не является ни религиозной, ни тем более либеральной, а всего лишь роялистской. Поскольку эти господа, которым вторили кардинал Феш и многие другие собравшиеся в Париже прелаты, проявили настойчивость, Наполеон согласился послать в Савону новую депутацию, состоявшую из Барраля, Дювуазена и Мане, чтобы предпринять до начала собора еще одну попытку примирения с Пием VII.
Эти три прелата должны были говорить не от имени императора, а от имени множества епископов, собравшихся в Париже и желавших до начала собора договориться с главой Церкви, чтобы действовать по возможности в согласии с ним. Три десятка епископов, посовещавшись друг с другом и с кардиналом Фешем, написали святому отцу письма. Заверяя его в своей преданности и в желании поддержать католическое единство, они умоляли его вернуть мир в Церковь, которой грозил новый раскол из-за могущества человека, восстановившего ее и всё еще могущего ее спасти.
Архиепископ Турский и епископы Нантский и Трирский должны были вручить эти письма папе и предложить ему от имени французского духовенства, во-первых, дать каноническое утверждение двадцати семи назначенным Наполеоном прелатам, а во-вторых, добавить к Конкордату новую статью о каноническом утверждении. Среди духовенства не было ни
