в основе которых лежат разрозненные воспоминания очевидцев и по́слухов[29] событий. Рассказы эти окрашены авторами текстов в цвета предпочтительных идеологических воззрений, от антибольшевистских до просталинистских. Кое-кто не гнушался использованием фальшивок. На одном из интернет-сайтов, например, размещена фотография «погибших на площади горожан – жертв большевистского расстрела в Новочеркасске». Однако погибшие почему-то одеты в форму солдат вермахта, рядом с которыми валяются немецкие винтовки.
Спонтанный и быстротечный характер действий толпы, непредсказуемое перемещение очагов напряженности из района в район города, появление и исчезновение отдельных групп участников не позволяли свидетелям воспринять события целиком. Детальной картины происходившего и сведений о ряде ключевых участников, как видно из рассекреченных теперь материалов, не удалось установить даже следствию.
Приговор по уголовному делу, описывая значимые эпизоды нападения толпы на административные и производственные здания, избиения солдат и попытки завладеть оружием, ссылается на участие в них неких «хулиганов и бандитов», оставшихся безымянными.
Надо учесть, что в начале 60-х годов по инициативе Хрущева органы КГБ были основательно сокращены. Во многих областных управлениях ликвидировались службы наружного наблюдения и оперативно-технические подразделения. Аппарат уполномоченного КГБ в г. Новочеркасске состоял из пяти сотрудников и технического оснащения не имел. На этом фоне утверждения авторов теперешних журналистских расследований о многочисленных «агентах КГБ», фиксировавших происходившее на фото- и киноаппаратуру, выглядят сильным преувеличением. Обращает на себя внимание отсутствие материалов таких съемок в числе доказательств на следствии и в суде.
В этой ситуации бесспорный интерес представляют даже отрывочные свидетельства очевидцев. Такими были личные наблюдения А. Смолы и В. Гальчуна. Ребята делились со мной впечатлениями непосредственно по следам событий. Обоих потрясло происшедшее. Слава Гальчун, возвратившись в Ростов, уволился из органов милиции и предпочел заняться слесарным делом на заводе.
Саша Смола продолжал службу, отмеченную неоднократным чередованием поощрений и взысканий. Отличался несдержанностью в общении с хамовитыми представителями руководства. Однажды в моем присутствии, в ответ на ненормативное высказывание по его адресу куратора из городского управления, незамедлительно выдал чинуше «зеркальный» ответ. В острых ситуациях руководствовался, собственными соображениями справедливости, которые не всегда совпадали с мнением начальников.
По словам Валентина Васильева, Смолу надо было давно уволить за взбрыки, да уж очень он был везучий в делах розыска. Закончил Саша милицейскую карьеру дежурным городского управления в звании майора. Я в это время проходил службу в г. Хмельницком. Будучи пенсионером, он периодически предавал привет «Борисовичу», через наших общих знакомых.
Обстановка накануне событий
К весне 1962 года в краткий перечень достижений бестолковой продовольственной политики вздорного «Персека» можно было записать разгром личных хозяйств колхозников, дававших потребителям до 40 % мяса, молока и овощей (запахивание огородов, «добровольное» обобществление крупного рогатого скота, повышение налогов на владельцев приусадебных участков и личного скота и др.) и перевод под кукурузу (даже в тех регионах, где она не вызревала) земельных площадей, на которых ранее выращивалась пшеница. Список подобных глупостей можно продолжить.
Эти «судьбоносные» решения повлекли обвальное опустение продовольственных прилавков. Начались перебои с хлебом. В мае того же года власти объявили о 30 %-м повышении цен на мясо и 25 %-м на масло. Однако эта мера не смогла ликвидировать дефицит продуктов не только в государственных магазинах, но и на рынках.
Одновременно продолжилась политика немотивированного снижения заработной платы рабочих. В механическом цехе Крымского консервного комбината в 1961 году нас ударили «срезанием» разрядов и переходом на «повременку», что обернулось потерей до трети заработка. До Новочеркасского электровозостроительного завода (НЭВЗ) эта политика дошла в мае 1962 г. Там подняли нормы выработки на 30 %. Эта мера, совпавшая с повышением цен на продукты, спровоцировала рабочих ряда цехов завода на «волынку», которая в результате конфликтного поведения директора завода переросла в забастовку.
Далее, из-за глупости заводского, областного, а затем и союзного руководства из мирного вначале выступления случился тот самый «бессмысленный» русский бунт. «Беспощадными» же стали последующие действия трусливых и мстительных властей.
По воспоминаниям друзей, толпа протестующих была неоднородной. Основную массу составляли «просители» справедливых расценок и снижения цен на продукты. Лозунги этих демонстрантов дополнялись красными флагами и портретами Ленина. Единым для всех объектом неприязни был «Хрущ кукурузный»[30]. По мере накалявшейся обстановки отношение к «вождю» толпа демонстрировала путем «срывания», «топтания» и «сожжения» его портретов. «Оскверненные» лики заменялись изображениями Ленина. Появились листовки с ностальгическими воспоминаниями о снижениях цен в эпоху «разоблаченного» Хрущевым Сталина.
Провоцирующей закваской событий стали отдельные кликуши и многочисленные нетрезвые личности. Под их прикрытием занялся погромами магазинов криминалитет. В рядах асоциального отребья, как выяснилось позже, оказались и представители «подучетного контингента» из числа ростовчан, непонятным образом оказавшихся в новочеркасской толпе до прибытия сил правопорядка.
Задачей друзей и других милицейских оперативников было «склонение» (с использованием доводов по обстановке) участников стихийно возникающих групп к прекращению насилия и (по возможности) негласное задержание предводителей. Дело требовало изобретательности. Откровенные призывы к прекращению мародерства закончились зверским избиением неудачливого агитатора – знакомого Гальчуну сотрудника КГБ, крепкого парня в красной тенниске. У толпы чекиста отняли жалостливые женщины.
Встретив в сборище нескольких знакомых «подучетников» из Ростова, Саша по-доброму «склонил» их скорее возвратиться домой, предупредив, что дело может закончиться «зеленкой» (согласно уголовному фольклору, этой дезинфицирующей жидкостью мазали лоб перед расстрелом – «во избежание заражения»). В материалах следствия есть показания о том, как некий пьяный участник беспорядков, отколовшись от толпы, горько сетовал на новость о том, что «теперь его расстреляют».
Была опасность, что кто-нибудь из «подучетного контингента» выдаст Сашу беснующейся толпе, но этого не произошло. Позже один из предупрежденных при мне благодарил Смолу за вовремя данный совет. Кстати, ни один из негласно задержанных (их тайно отправляли в КПЗ (ныне ИВС) Батайска) не стал фигурантом первого судебного процесса, по которому осуждены четырнадцать человек, в том числе семеро к расстрелу.
Нет смысла пересказывать многократно описанные картины нападений на горотдел милиции и горком КПСС. Материальный ущерб, причиненный учреждениям, составляли поломанная мебель, сорванные замки и уничтоженные, в том числе публично, портреты «Хруща кукурузного».
Славу Гальчуна поразило о трусливое поведение первого секретаря Ростовского обкома партии Басова, намеревавшегося выступить перед толпой с балкона горкома. Когда в ответ на заявление о невозможности выполнить требования протестующих в сторону партийного начальника полетели бутылки из-под молока и камни, Басов бросился к двери, но запутался в проводах микрофона, упал и уполз в помещение на четвереньках.
Антиподом партсекретаря оказался городской прокурор Ф. Е. Проценко, летчик-фронтовик, инвалид Войны, имеющий в числе многих боевых наград Орден Ленин, врученный в 1942 году в Кремле М. И. Калининым. Федор Елисеевич не оставлял попыток
