не стала бы доводить себя до такого состояния и при этом ждать сочувствия.
– Следовало предположить, что сочувствия от тебя не дождаться.
– Чего тогда тебе нужно? Денег? Хватает же наглости!
– Не нужны мне твои деньги, – Шона изо всех сил сдерживала слезы стыда и обиды, но от этого мать распалялась еще больше. – Я хочу поговорить с папой.
Мать схватила ее за руку и крепко сжала.
– Даже не думай сказать отцу. Это разобьет ему сердце. При виде тебя в таком положении он умрет от позора. Думаешь только о себе, какая же ты эгоистка!
– Это я эгоистка? В любом случае насчет папы ты ошибаешься, он бы помог мне, если бы ты не вмешивалась. Это ты переживаешь из-за позора.
Лицо матери посуровело.
– Думай ты о ком-нибудь кроме себя, родила бы ребенка и отдала его на усыновление. И никто ничего не узнает.
В тот момент Шона попрощалась с наивной и глупой фантазией о том, что мать посердится, а потом скажет, что они как-нибудь справятся и малыша полюбят, что бы там кто ни думал. А мать продолжала обличительную речь, ее слова были холодными и жестокими.
– Если оставишь ребенка себе, вся жизнь пойдет под откос. Люди будут тыкать пальцами в ублюдка Шоны О’Брайен. Ты этого хочешь? Лично я умываю руки, убирайся отсюда немедленно вместе со своим греховным приплодом.
– Почему ты такая жестокосердная, мама?
– При чем тут жестокосердие? Я реалистка. Если хочешь когда-нибудь переступить порог этого дома и увидеть отца, ты поступишь так, как следует…
– В тот же день я уехала и, если бы не отец, никогда не вернулась бы домой. Потом, когда ребенка… – она поправилась, – когда тебя удочерили, мать ни разу не спросила, что с тобой случилось, и я никогда не заговаривала об этом. Как будто ничего и не было.
Она печально посмотрела себе на руки.
– Теперь я знаю, что она лишила себя и моего отца шанса стать бабушкой и дедушкой. Это была не только моя утрата, но и их тоже.
Деметриос взял ее за руку.
– О, Шона, от тебя отвернулись те, кто должен был заботиться больше всего.
– Все, кроме Рокси.
Она улыбнулась своей самой дорогой подруге, а та повернулась к Грейс и сказала:
– Я сказала, что смогу вырастить тебя сама.
– Это было бы здорово, – улыбнулась Грейс. – Теперь вы были бы мне почти тетушкой.
– Для меня это было бы честью.
– Но я все еще не понимаю, при чем тут открытка.
– Открытку написал я, – подал голос Деметриос. – Но совсем не с той целью, как ты думаешь, – он повернулся к Шоне.
– Что ты имеешь в виду?
– Я написал ее, чтобы тебя подбодрить. Ты грустила из-за того, что лето подходит к концу, и думала, что же будет с нами. И, чтобы поднять тебе дух, я написал: «Надежда есть всегда. У нас есть мечты». Я именно это имел в виду.
Шона почувствовал, как внутри потеплело. Выходит, он по-прежнему обладал над ней властью?
– Тогда почему ты не дописал ее?
– Меня прервал Джереми. Он сказал, что отец меня разыскивает, и я решил, что закончу потом. Я написал «Не жди меня», потому что предполагал, что вернусь поздно. Я знал, что родители дадут мне взбучку.
– Ясно. – Шона задумчиво нахмурила брови. – Получается, это было сплошное недоразумение?
– Когда мать приказала Джереми собрать мои вещи, он, должно быть, нашел открытку и оставил для тебя на видном месте, зная, как это будет выглядеть.
– Или по ошибке. Вряд ли мы узнаем, как было на самом деле.
– Но как она оказалась у меня? – спросила Грейс.
– А это уже моя вина, – сказала Рокси.
Она рассказала, как разорвала открытку, и пояснила:
– Когда Шона уснула, я достала открытку из мусорного ведра, склеила скотчем и сунула в конверт, лежавший рядом с кроватью.
– А в том конверте было мое письмо. Я отправила его на следующий день. В агентстве сказали, что я могу что-нибудь написать и это будет храниться в твоем личном деле, пока тебе не исполнится восемнадцать. Мне также объяснили, что я не буду иметь никаких контактов с тобой, а ты сможешь запросить информацию о биологической матери только по достижении совершеннолетия. Мне так хотелось, чтобы у тебя что-то было от меня, чтобы однажды ты узнала правду.
– Открытка и поздравительное письмо были в одном конверте, – подтвердила Грейс.
– Так они попали к тебе в руки, – сказал Деметриос. – Но если это все, что у тебя было, тогда как ты оказалась на Итосе?
– На самом деле я не пыталась найти свою биологическую мать, – Грейс посмотрела на Шону. – Не обижайся, но я люблю своих приемных родителей и никогда не хотела, чтобы они думали, будто я мечтаю о другой жизни, потому что это не так.
– Я восхищаюсь твоей прямотой, Грейс, она делает честь тебе и им. Я уверена, они замечательные люди.
– Так и есть. Но открытка не шла у меня из головы – это было так интригующе. Меня всегда занимал вопрос о происхождении. Совершенно очевидно, что я не типичная англичанка.
– Нет, ты греческая красавица, – с гордостью произнес Деметриос.
Грейс рассмеялась.
– Я надеялась найти подсказки о моем происхождении, но, пробыв здесь некоторое время, поняла, что ответов мне не найти. Я уже была готова сдаться, и тогда встретила Рокси.
– Так что, возможно, я был прав: Итос позвал тебя, и теперь ты все знаешь, – сказал Деметриос и, чуть помедлив, спросил: – И какие теперь твои планы? Если захочешь, Итос навсегда станет твоим домом.
– Мне приятно это слышать. Христиан тоже попросил меня остаться, но я скучаю по родителям. Мне нужно рассказать им обо всем, и я хочу сделать это лично.
– Конечно, – сказала Шона.
Грейс помедлила, а затем посмотрела на них обоих.
– Простите, что заставила вас ждать, – ее голос звучал уверенно и искренне. – Я не хотела вас обидеть и томить в неизвестности. Просто я знаю, кто я такая, и хотела убедиться, что знакомство с вами обоими этого не изменит.
Шона почувствовала прилив любви к своей разумной не по годам дочери.
– И как теперь ты себя ощущаешь? – спросила она.
Грейс склонила голову набок.
– Теперь я думаю – я надеюсь, – что все будет хорошо.
Их взгляды встретились, и на мгновение Шона почувствовала, что между ними установился контакт. «Хорошо» прозвучало для нее как прекрасная музыка.
– Когда ты уезжаешь?
– Сегодня. Христиан отнес мои вещи на кэтбот и отвезет меня на Родос, а оттуда я полечу в Англию.
– Нет, я сам отвезу тебя
