Великие княжны Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна также были удостоены наград: в апреле 1916 года они получили медали Красного Креста 1-й степени685. Однако, насколько можно судить, это награждение не использовалось широко в пропагандистских целях, во всяком случае на наиболее известных и распространенных фотографиях дочери царя изображены без этих медалей. Возможно, это отражало отношение императрицы к исполнению сестринского долга, которое она противопоставляла поведению других представительниц императорской семьи. Некоторые энергичные и честолюбивые великие княгини вовсю рекламировали свою благотворительную и медицинскую деятельность, прежде всего успехи своих санитарных поездов, что вызывало осуждение императрицы. Придворный, близкий царице, вспоминал: «Когда некоторые поезда систематически сообщали о своей деятельности в “Новом времени”, Государыня говорила: “Точно торговый дом; к чему все это? Неужели недостаточно удовлетворения в собственной совести? Вы читали сообщения об Осовецкой крепости. Возможно ли это?”»686. Впрочем, в этой же газете печатались и подробные отчеты о деятельности склада самой царицы.
Императрица, подобно великой княгине Ольге Александровне, культивировала образ простой сестры милосердия, одной из многих русских патриоток, скромно выполняющих свой тяжелый долг. В пропагандистских изданиях военного времени всячески подчеркивалась ее необычайная простота: «Она пришла в свой дворцовый лазарет не как Царица, а как сестра милосердия, готовая для всякой работы», – писал А.Е. Зарин. Он так рисовал деятельность императрицы: «…в Своем дворцовом лазарете Она проводит каждый свободный час; по понедельникам Сама делает перевязки, присутствует при каждой трудной операции, не отходит от койки тяжело больного». В книге цитировались слова офицера, проходившего курс лечения в лазарете: «Приняв нас под Свое высокое покровительство, Государыня императрица лично замеряла нам температуру, пульс, дыхание, лично забинтовывала нам наши раны, делала нам перевязки»687.
Разумеется, больные и раненые, поступавшие в госпиталь царицы, нередко были поражены неожиданным присутствием августейших сестер милосердия. Порой сначала они и не узнавали императрицу:
Доставлен раненый в лазарет и его встречает Сама Царица в скромном костюме сестры милосердия.
В простодушии солдат часто не узнает царственных черт Царицыного лица и кличет Ее «сестрицей», но каждый сразу отличает Ее заботливую внимательность.
После когда он узнает, какая сестрица ухаживала за ним, он некоторое время бывает поражен, а потом восторг и умиление охватывают его душу, и он уже ничего не видит, кроме Матушки Царицы, всегда приветливой, ласковой, спокойной, всегда участливой и нежной.
Страдальцы видели слезы участия на Ее глазах и благословляли свои страдания688.
Автор постоянно подчеркивает упоминавшееся уже стремление царицы быть «простой медицинской сестрой», неотличимой от тысяч русских патриоток, «одной из многих», положительно оценивая это. Простота должна быть по достоинству оценена и пациентами и всеми подданными, осведомленными о деятельности царицы. А.Е. Зарин рисует образ самоотверженной императрицы – сестры милосердия, с готовностью выполняющей самую тяжелую и грязную госпитальную работу:
Она входит в лазарет, и лица всех озарились радостью. Десятки глаз встречают и провожают Ее, и в словах «Наша Матушка Царица» звучит столько благоговейной ласки, что, слыша их, сознаешь, что они выходят из простого благородного сердца.
Едва Она вошла в лазарет, как уж нет Царицы, а есть сестра милосердия, полная любви и сострадания, строгая в исполнении своего долга, готовая повиноваться распоряжению врача и готовая нести всякую работу.
И несет…
Когда прибывает партия раненых, она сама делает приемку, и нет той грязной работы, которая заставила бы Ее отвернуться или высказать брезгливое чувство.
Она своими царственными руками обмывает раненому ноги; осторожно и нежно промывает страшные раны, и светлое чело Ее омрачается только тогда, когда Она услышит стон раненого.
Для своих перевязок Государыня избрала понедельник, и раненые так дорожат этим днем, что, скрывая боль, стараются отложить свои перевязки до этого дня689.
Показательно, что подобные упоминания о «простом благородном сердце» подопечных императрицы создают у читателя представление прежде всего о больных и раненых солдатах, хотя в лазарете императрицы находились прежде всего офицеры.
Некоторые пациенты, находившиеся в лазарете, отмечали, по-видимому вполне искренне, профессиональное мастерство царицы, она действительно умело делала и весьма трудные перевязки. Своим умением императрица гордилась, она охотно демонстрировала его и при посещении лазаретов в других городах.
Но Зарин подводит своего читателя к мысли о том, что русская царица наделена и особыми, уникальными и удивительными целительными способностями:
Ручку свою приложит и тебе полегчает, – с убеждением говорят раненые в лазарете, и вера в успокоительное влияние Ее руки твердо укрепилась между ними.
Быть может, это и так.
Отчего не допустить, что вся нежность Ее сердца, все страстное желание облегчить боль страдальца таинственным флюидом не изливается с Ее рук? …
В Ней, когда Она со своими больными, есть какая-то могучая сила690.
Верил ли автор в целительный дар императрицы? Во всяком случае, он не был единственным человеком, упоминавшим о подобных способностях членов царской семьи, об этом писали и некоторые пациенты. Прапорщик 10-го пластунского Кубанского батальона Церетов записал в памятной книге одного из царскосельских госпиталей: «Пойду к пластунам и расскажу им, что Царская Семья лечит раны воинов без лекарств. Лечился в Киеве, но не вылечился. Счастливый случай, и я попал в Царское Село, лазарет Большого Дворца. Все мое лечение закончилось после того, как я увидел Царицу и Царевен, Великих Печальниц Руси»691.
О чудодейственном лечебном воздействии посещения царицей госпиталей писал и официальный «летописец» царя: «Там, там, где перед тем были невыносимые страдания, стоны, боли, – вдруг все затихало: как будто занесено особое целительное средство, все утоляющее»692.
Царица в описании Зарина совершенно неутомима в своем сестринском служении. Она якобы даже «соединила лазарет телефоном со своими покоями», дежурные по госпиталю в любое время обязаны немедленно доносить ей о всяком тревожном случае. Нередко среди ночи царицу будили, и она, получив сообщение о резком ухудшении положения какого-либо солдата или офицера, немедленно спешила в лазарет и не отходила от койки пациента до тех пор, пока он усилиями врачей не получал облегчения. «Этих случаев не перечесть», – утверждает Зарин693.
Царица, бесспорно, весьма серьезно относилась к своим обязанностям медицинской сестры. Однако в приведенном Зариным описании ощущается некоторое преувеличение. Неясно, зачем нужно было соединять лазарет и дворец отдельной телефонной линией. К тому же в своих письмах царю императрица Александра Федоровна не упоминает о частых ночных визитах госпиталя. Да и вряд ли бы состояние здоровья позволило супруге Николая II вести такой образ жизни.
От страны скрывалось, что царица давно уже была больным человеком. Образ миловидной, умелой и энергичной сестры милосердия не заставлял жителей России думать о тяжелых болезнях императрицы, напротив, он предполагал, что августейшая энергичная сестра милосердия становится символом исцеления раненых.
Историю же жизни царицы Александры Федоровны невозможно писать, игнорируя историю ее болезней, физические страдания часто влияли и на ее поведение, и на отношение к ней родных и близких людей. Уже письма невесты наследника российского престола своему жениху содержали упоминания о тяжелом заболевании ног – она часто пишет о массаже, серной ванне, лечебном душе и даже об инвалидном кресле, о постоянных болях. Цесаревич же восхищался способностью своей избранницы переносить страдания, для него она была доказательством удивительной силы воли, отличавшей его невесту694. С детства история болезни будущей русской императрицы содержала немало неутешительных диагнозов, к ним со временем добавлялись новые и новые заболевания: невралгия лица, радикулит, ишиас, воспаление пояснично-крестцового нерва, поразившее обе ноги. У нее была предрасположенность к ишемии и ревматизму. Затем царица стала страдать болезнью сердца, возможно, это было следствием родов, в ее переписке, в письмах ее дочерей постоянно упоминается расширение сердца.
В январе 1910 года великий князь Константин Константинович отмечал в своем дневнике, что уже более года царица страдала болезнью сердца, слабостью, неврастенией. Уже тогда она принимала великого князя, лежа на кушетке695.
