Друг друга царица и старшие царевны не без шутки порой называли: «Сестра Александра, сестра Романова I, сестра Романова II». Однако это обращение использовалось и в иных ситуациях, императрица порой представлялась намеренно скромно и серьезно: «Сестра Романова»656.
Форма сестры милосердия для императрицы Александры Федоровны не была обычным монархическим маскарадом (известно, что члены императорской семьи уделяли особое внимание переодеванию в различные мундиры, соответствующие особым случаям). Она не была и внешней данью светской моде. Княжна Гедройц в своих воспоминаниях свидетельствовала о крайне добросовестном отношении императрицы и великих княжон к исполнению своих обязанностей: «Мне часто приходилось… при всех осмотрах отмечать серьезное, вдумчивое отношение всех трех к делу милосердия. Оно было именно глубокое, они не играли в сестер, как это мне приходилось потом неоднократно видеть у многих светских дам, а именно были ими в лучшем значении этого слова»657.
Царица и царевны действительно работали в госпитале в качестве сестер милосердия, хотя, разумеется, их нагрузка существенно отличалась от обязанностей обычных медицинских сестер. Как уже отмечалось, императрица и ее дочери перевязывали раны (царица особенно гордилась своим умением, которое подтверждается и воспоминаниями пациентов, ее повязки держались долго и крепко), они ассистировали при хирургических операциях, они тяжело переживали страдания и смерть раненых и больных, ставших им близкими людьми за время нахождения в лазарете.
В некоторых отношениях восприятие Мировой войны царевнами, и в особенности царицей, явно отличалось от тех военных образов, с которыми знакомился царь, – им чаще и ближе доводилось видеть ужасный лик войны. Император осматривал своих молодцеватых и бодрых солдат в подогнанном обмундировании; он обходил стройные ряды войск, специально вымуштрованных и подготовленных к высочайшим смотрам, он заходил в госпитали, тщательно вычищенные к его приезду (а иногда и освобожденные от особенно тяжелых или политически неблагонадежных пациентов), он видел аккуратно перевязанных и специально проинструктированных раненых и больных. Императрица и великие княжны, разумеется, работали в совершенно особом, необычном лазарете, состав пациентов там не был случайным, но они не могли не видеть настоящие страдания – искромсанную человеческую плоть, гниющие раны, иногда они присутствовали при смерти людей, которых они только что тщетно пытались выходить, к которым они по-человечески привязались. Императрица держала в руках ампутированные конечности, она убирала пропитанные кровью и гноем грязные бинты. Письма царицы свидетельствуют о том, что опыт медицинской сестры был для них очень важным, хотя и необычайно тяжелым.
Появились фотографии, на которых изображалась царица-ассистентка, подававшая во время операции инструменты хирургу, они воспроизводились в газетах и печатались в виде отдельных открыток. На упоминавшемся уже плакате «Царицыны труды» также публиковались фотографии, запечатлевшие императрицу во время хирургических операций.
Уже в номере периодического издания «Летопись войны 1914 года» от 11 октября (т.е. до проведения экзамена и получения свидетельств и знаков медицинских сестер) появился снимок царицы и двух старших царевен в форме сестер милосердия, хотя и без знаков Красного Креста (выше упоминалось о сеансе фотографирования). Снимок был сделан придворным фотографом в Царскосельском офицерском лазарете. Императрица и ее дочери находились в больничной палате, среди раненых и медицинского персонала658. Очевидно, царица стремилась как можно скорее ознакомить страну со своей новой деятельностью и со своим новым образом.
Илл. 22. Высочайший смотр запасным батальонам гвардейских полков на Марсовом поле. Императрица Александра Федоровна и наследник цесаревич смотрят на проходящие церемониальным маршем войска.
Эта фотография была вскоре вновь воспроизведена и на первой странице номера журнала «Огонек», вышедшего 26 октября 1914 года (снимок появился через неделю после того, как в этом издании был опубликован репортаж о великой княгине Ольге Александровне). Однако образ императрицы корректировался: на этот раз в подписи к фотографии было снято упоминание о том, что лазарет был офицерским (в дальнейшем же часто специально подчеркивалось, что царица и ее дочери работают и с нижними чинами, очевидно, это должно было быть символом единения царской семьи с простым народом). Подпись к снимку «Августейшие сестры милосердия» стала своеобразным штампом659.
До конца 1914 года фотографом П.И. Волковым был сделан и художественный фотопортрет императрицы в форме сестры милосердия. В 1915 году он воспроизводился в официальных пропагандистских изданиях660.
Деятельность императрицы в госпитале описывалась патриотической пропагандой, ей посвящались стихи. Уже в 1914 году некий П.А. Голощанов написал стихотворение, посвященное Царице-Сестре:
…И в это великое, страшное времяЦарица – России Любимая Мать —Сестры милосердной изволила бремяНа плечи свои, не колеблясь, принять.Тяжелый тот крест на Себя возлагая,Его возложила на двух Дочерей,Любви неземной дать примеры желаяИх юной и чистой душе поскорей.Как Мать-Государыня, сердцем болеешьЗа всех сыновей твоих – русских солдат —И их, как Царица-Сестра, Ты лелеешь,И раненый каждый уже Тебе брат.И в миг Твоего с Дочерьми посещеньяТот, искра в ком жизни трепещет чуть-чуть, —Вдруг чует томительных мук облегченье,И дышит страдальца бестрепетно грудь.Душа загорается подвига жаждой,В очах умиленья зажглася слеза,И счастье великое в сердце, и каждыйС мольбой устремляет на Небо глаза:О, Бог Вседержитель! Владыко Первейший!Молитву усердную нашу прими:Дай горя не ведать Сестре Августейшей,Дай, Боже, Ей счастья с Ее дочерьми,Дай, Боже, Ей силы в тяжелой године,Удачею Мужа-Царя успокой,Пошли Ей утеху в Наследнике-Сыне,Пошли только радость Ей, мир и покой!661
Возможно, автор находился в одном из царскосельских госпиталей, которые посещала императрица. Неизвестно, насколько искренним был поэт, насколько распространенным был образ Царицы – матери России и Царицы – любящей сестры всех русских воинов, постоянно готовой прийти на помощь любому брату-солдату.
Однако стихи такого рода не были исключением. Другим примером образцовой монархической и патриотической реакции на деятельность императрицы в качестве сестры милосердия является стихотворение Н.С. Гумилева, датированное 7 июня 1916 года. Известный поэт, кавалерист-прапорщик, находившийся на излечении в Царскосельском госпитале, записал в памятной книге этого лазарета:
Пока бросает ураганамиДержавный Вождь свои полки,Вы наклоняетесь над ранамиС глазами, полными тоски.
И имя Вашего ВеличестваНе позабудется, докольСмиряет смерть любви владычествоИ ласка утишает боль.
Несчастных кроткая заступница,России милая сестра,Где вы проходите как путница,Там от цветов земля пестра.Мы молим: сделай Бог Вас радостной,А в трудный час и скорбный часДа снизойдет к Вам Ангел благостный,Как вы нисходите до нас 662.
Патриотической же деятельности дочерей императора было посвящено и стихотворение С.А. Есенина «Царевнам». Поэт, служивший санитаром в одном из царскосельских госпиталей, прочитал его на концерте, который состоялся в офицерском госпитале 22 июля 1916 года в день именин великой княжны Марии Николаевны:
В багровом зареве закат шипуч и пенен,Березки белые стоят в своих венцах.Приветствует мой стих младых царевенИ кротость юную в их ласковых сердцах.Где тени бледные и горестные муки,Они тому, кто шел страдать за нас,Протягивают царственные руки,Благословляя их к грядущей жизни час.На ложе белом, в ярком блеске света,Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть…И вздрагивают стены лазаретаОт жалости, что им сжимает грудь.Все ближе тянет их рукой неодолимойТуда, где скорбь кладет печаль на лбу.О, помолись, святая Магдалина,За их судьбу.
После прочтения стихотворения поэт-санитар вручил текст, написанный на ватмане акварелью славянской вязью, великой княжне Марии Николаевне, а императрице Александре Федоровне он преподнес сборник своих стихов. По некоторым данным, Есенин предполагал посвятить весь новый сборник своих стихов «младым царевнам»663.
Стихотворение крестьянского поэта было созвучно представлениям самой царицы о роли ее семьи в годы войны, оно воспринималось как должное восхищение образцового представителя простого русского народа в солдатской форме патриотической деятельностью молодых царевен.
