1914
Мадригал полковой даме
И как в раю магометанскомСонм гурий в розах и шелку,Так вы лейб-гвардии в уланскомЕе Величества полку.
1914
Надпись на «Колчане»
М.Л. Лозинскому
От «Романтических цветов»И до «Колчана» я все тот же,Как Рим от хижин и шатровДо белых портиков и лоджий.
Но верь, изобличитель мойВ измене вечному, что грянетЗаветный час, и Рим иной,Рим звонов и лучей настанет.
1915
«Ты, жаворонок в горней высоте…»
Марии Лёвберг
Ты, жаворонок в горней высоте,Служи отныне, стих мой легкокрылый,Ее неяркой, но издавна милойТакой средневековой красоте.
Ее глазам — сверкающим зарницам,И рту, где воля превзошла мечту,Ее большим глазам, двум странным птицам,И словно нарисованному рту.
Я больше ничего о ней не знаю,Ни писем не писал, ни слал цветов,Я с ней не проходил навстречу маюСредь бешеных от радости лугов.
И этот самый первый наш подарок,О жаворонок, стих мой, может быть,Покажется неловким и случайнымЕй, ведающей таинства стихов.
<1916>
Надпись на книге «Колчан»
У нас пока единый храм,Мы братья в православной вере,Хоть я лишь подошел к дверям,Вы ж, уходя, стучитесь в двери.
1916
Командиру 5-го Александрийского полка
В вечерний час на небосклонеПорой промчится метеор.Мелькнув на миг на темном фоне,Он зачаровывает взор.
Таким же точно метеором,Прекрасным огненным лучом,Пред нашим изумленным взоромИ вы явились пред полком.
И, озаряя всех приветно,Бросая всюду ровный свет,Вы оставляете заметныйИ — верьте — незабвенный след.
1916
«Что я прочел? Вам скучно, Лери…»
Что я прочел? Вам скучно, Лери,И под столом лежит Сократ,Томитесь Вы по древней вере?— Какой отличный маскарад!Вот я в моей каморке теснойНад Вашим радуюсь письмом.Как шапка Фауста прелестнаНад милым девичьим лицом!Я был у Вас, совсем влюбленный,Ушел, сжимаясь от тоски.Ужасней шашки занесеннойЖест отстраняющей руки.Но сохранил воспоминаньеО дивных и тревожных днях,Мое пугливое мечтаньеО Ваших сладостных глазах.Ужель опять я их увижу,Замру от боли и любвиИ к ним, сияющим, приближуТатарские глаза мои?!И вновь начнутся наши встречи,Блужданья ночью наугад,И наши озорные речи,И Острова, и Летний Сад?!Но ах, могу ль я быть не хмурым,Могу ль сомненья подавить?Ведь меланхолия амуромХорошим вряд ли может быть.И, верно, день застал, серея,Сократа снова на столе,Зато «Эмали и камеи»С «Колчаном» в самой пыльной мгле.Так Вы, похожая на кошку,Ночному молвили: «Прощай!»И мчит Вас в Психоневроложку,Гудя и прыгая, трамвай.
1916
«Вы дали мне альбом открытый…»
Вы дали мне альбом открытый,В нем пели струны длинных строк,Его унес я, и сердитыйВ пути защелкнулся замок.Печальный символ! Я томился,Я перед ним читал стихи,Молил, но он не отворился,Он был безжалостней стихий.И мне приходится привыкнутьК сознанью, полному тоски,Что должен я в него проникнуть,Как в сердце ваше, — воровски.
<1917>
«За службу верную мою…»
За службу верную моюПред родиной и комиссаромСудьба грозит мне, не таю,Совсем неслыханным ударом.
Должна комиссия решить,Что ждет меня — восторг иль горе:В какой мне подобает бытьИз трех фатальных категорий.
Коль в первой — значит, суждено:Я кров приветный сей покинуИ перееду в Сатр СоитозИли в мятежную Куртину.
А во второй — я к вам приду —Пустите в ход свое влиянье:Я в авиации найдуМеня достойное призванье.
Мне будет сладко в вышине,Там воздух чище и морозней,Оттуда не увидеть мнеКонтрреволюционных козней.
Но если б рок меня хранилИ оказался бы я в третьей,То я останусь, где я был,А вы стихи порвите эти.
1917
«Вдали от бранного огня…»
Вдали от бранного огняВы видите, как я тоскую.Мне надобно судьбу иную —Пустите в Персию меня!Наш комиссариат закрылся,Я таю, сохну день от дня,Взгляните, как я истомился,Пустите в Персию меня!На все мои вопросы: «Хуя!»Вы отвечаете, дразня!Но я Вас, право, поцелую,Коль пустят в Персию меня.
1918
В день рожденья Мика
Первая книга ГипербореяВышла на свет, за себя не краснея,Если и будет краснеть вторая,То как Аврора молодая,Красными буквами пламенея,Видом прелестным сердца пленяя.
1918
«Уже подумал о побеге я…»
Уже подумал о побеге я,Когда читалась нам Норвегия,А ныне горшие страдания:Рассматривается Испания.Но, к счастью, предстоит нам далееМоя любимая Италия.
<1918>
Михаилу Леонидовичу Лозинскому
Над сим Гильгамешем трудилисьТри мастера, равных друг другу:Был первым Син-Лики-Унинни,Вторым был Владимир Шилейко,Михаил Леонидыч ЛозинскийБыл третьим. А я, недостойный,Один на обложку попал.
1919
«Если плохо мужикам…»
Если плохо мужикам,Хорошо зато медведям,Хорошо и их соседям —И кабанам, и волкам.
Забираются в овчарни,Топчут тощие овсы —Ведь давно подохли псы,На войну угнали парней.
И в воде озер, морейДаже рыба издерзела.Рыло высунула смело,Ловит мух и комарей.
Будет! Всадники — конь о конь!Пешие — плечо с плечом!Посмотрите: в Волге окунь,А в Оке зубастый сом.
Скучно с жиру им чудесить,Сети ждут они давно.Бросьте в борозду зерно —Принесет оно сам-десять.
Потрудись, честной народ,У тебя ли силы мало?И наешься до отвала,Не смотря соседу в рот.
<1919>
«Не Царское Село — к несчастью…»
Не Царское Село — к несчастью,А Детское Село — ей-ей!Что ж лучше: жить царей под властьюИль быть забавой злых детей?
1919
«Левин, Левин, ты суров…»
Левин, Левин, ты суров,Мы без дров,Ты ж высчитываешь тристаОбесцененных рублейС каталейВиртуозней даже Листа.В пятисотенный альбомЯ влекомИ пишу строфой Ронсара,Но у бледных губ моихСтынет стихСеребристой струйкой пара.Ах, надежда все живаНа дроваОт финляндцев иль от чукчей,А при градусах пяти,Уж прости,Сочинять нельзя мне лучше.
1919
«Чуковский, ты не прав, обрушась на поленья…»
Чуковский, ты не прав, обрушась на поленья. Обломки божества — дрова.Когда-то деревам, близки им вдохновенья, Тепла и пламени слова.
Береза стройная презренней ли, чем роза? Где дерево — там сад.Где б мы ни взяли их, хотя б из Совнархоза, Они манят.
Рощ друидических теперь дрова потомки, И, разумеется, в их блеске видел БлокВолнующую поступь Незнакомки, От Музы наш паек.
А я? И я вослед Колумба, Лаперуза К огню и дереву влеком,Мне Суза с пальмами, в огне небес Нефуза Не обольстительней даров Петросоюза, И рай огня дает нам Райлеском.
P.S. К тому ж в конторе ДомотопаВсегда я встречу эфиопа.
1919
