– Мы не побежим, – выступила вперед Лоова. – Мы не боимся тебя.
Шлем обратился на девушку и долго молчал. Потом он сказал:
– Перед смертью вы должны узнать имя того, кто убьет вас, так говорит Закон. Но он дозволяет мне не называть своего имени, если я встал на Тропу Поиска, и посвятил себя служению Танверу. А потому я назовусь так, как должно. Я – Слуга Танвера, без имени отца при мне, но с именем брата. Мой брат Дугсак.
– Дугсак, – волной прошлось по рядам дикарей. Многие из них затрепетали. – Не тот ли это Дугсак… боги, это его брат… как его?.. Дагеен Многорукий… Боги, сжальтесь над нами… Танвер прислал его за нами!.. – Несколько голосов возопили. Еще несколько расплакались.
– Нам нет дела до того, кто ты такой, – храбро сказала Лоова. – Что еще ты должен сделать, чтобы отсрочить нашу драку? Или будешь дальше придумывать Законы и клясться богами?
Шлем снова повернулся в ее сторону.
– Ты хочешь быть первой?
– Да. Я буду первой. И мой Ражеван жаждет твоей крови не меньше, чем я.
– Иду на тебя, – сказал спокойно наемник и пошел на девушку. Он нанес удар древком копья сверху, сделал несколько обманных движений и ударил наотмашь. Удар был кратким, резким и хлестким. Лоова закричала, опадая на преломленную ногу, и повалилась в кучу веток.
– Вали его, людомары! – заорали воины и метнули в фигуру топоры и копья, но наемник, к удивлению всех, подпрыгнул так высоко, что брошенные орудия, пролетели мимо.
Плащ тяжело опал с него на землю, явив взорам высокую худощавую фигуру, туловище которой было закрыто легкой кольчужкой, а на ногах виднелись поножи с шипами. Рипс метнулся в сторону и ударил ближайшего воина. Раздался хруст, голова несчастного неестественно запрокинулась набок, и он упал замертво.
– Людомаа-а-ар! – заорали дикари и ринулись вперед.
Наемник прекрасно использовал завалы из древесных веток и бревен. Они мешали атакующим ударить всем разом, деля их на небольшие группки. Слуга Танвера перепрыгивал через навалы и, оказываясь среди групп дикарей, расправлялся с ними, умело орудуя руками и ногами. Бил он всегда в горло или глаза. Когда не получалось с первого раза свалить противника, то удары обрушивались на ноги.
Не прошло и нескольких минут, как от толпы нападавших не осталось ни одного олюдя. Рипс быстро огляделся и отер мечи от крови. Он стал ходить по делянке, безошибочно находя орудия своего ремесла. Он помнил, когда и в кого послал тот или иной метательный нож, и где упал смертельно раненный враг. Наемник тяжело дышал.
Он невольно крякнул, когда что-то ударило его между лопаток. Присев и резко развернувшись, он некоторое время осматривался.
– Я слышу тебя. Я слышу, как ты дышишь, – проговорил он, рыча. – Дыши глубже, ибо вскоре ты испустишь дух.
– Что ты там рычишь, собака, – раздался дрожащий от боли женский голосок. – Хватит слов. Иди и попробуй убить меня!
Рипс хмыкнул и поднялся во весь рост.
Недалеко от него, опираясь на отрубленную ветку, стояла Лоова и с ненавистью смотрела на наемника. Из ее глаз текли слезы.
– Ты убил их всех, почему же не меня сперва. Ты трус! – закричала она и расплакалась. – Я плачу! О, кишки сурны, я плачу, как… – Она разозлилась. – Иди ко мне! Иди же… словоблуд… или снова начнешь говорить о законах?!
Слуга Танвера медлил. Он склонился над одним из убитых, вытащил из его горла нож, отер его и сунул себе за пояс.
– Подойти, я сказала тебе… иди же… подойди же, ну! – ревела в голос Лоова, осматривая делянку, заваленную трупами ее друзей. Не выдержав, она опустилась на землю. – Убей меня! – попросила она, сжав кулаки. – Убей же!!!
– Танвер умеет ждать, – спокойно отвечал наемник. – Ты хотела быть первой, но будешь последней. Ты услышишь, как последний из них испустит дух. Лишь после этого Танвер позволит уйти тебе вслед за ними. – И рипс продолжил свое неспешное дело.
– Будь проклят Танвер, кем бы он ни был! – закричала Лоова. – Будь проклят он! Тот, кто защищает несправедливость. Тот, кто защищает привеликих. Не порождение он этих земель. Изгой…
– Ты права, кем бы ни была ты. Он отвержен Владией, и проклят ей. Он сын того, кто предал Владыку. Имя ему Танвер, сын Ярчайшего-без-имени. Я его слуга. И ты… – Внезапно, наемник осекся на полуслове. Он голову давал на отсечение, что именно в этом месте сбросил свой плащ. Он не мог исчезнуть.
Рипс резко обернулся. Ему послышалось, что лес с шелестом сокрыл от него нечто. Глаза наемника внимательно осмотрели место, откуда донесся звук. Ветерок слегка колыхал крону свидиги. В верхней части, с ветки на ветку перепорхнула беспокойная пичужка.
– Не вопи слишком сильно, придет и твой черед, – проговорил он, и снова прислушался. Брови его нахмурились. Прыжок, и он вскочил на ближайшее поваленное дерево. Глаза Слуги Танвера сверкнули огнем. На месте, где была до этого девушка, никого не было. Он прислушался, затем быстро сбежал к этому месту и осмотрел его. После, глаза его снова устремились в листву над головой.
– Ма-аэ-эрх! – громогласный рык разнесся над Чернолесьем. – Тебе не избежать меня, Маэрх!
***
Лоова открыла глаза и с трудом сфокусировала взгляд на небольшой угловатой веточке, на которой колыхались несколько паутинок. За веткой нависал большой лист, по которому медленно ползла букашка. За ней по пятам следовало несколько муравьев. Девушка улыбнулась, наблюдая эту безмятежную картину. Крона найомы нависла над ней. Длинные листья дерева были излюбленным местом поселения больших муравьиных семей и разведения не менее крупных муравьиных хозяйств.
Неожиданно, подобно бурному потоку в иссохшее русло реки, в сознание девушки ворвались воспоминания. Она задохнулась, покраснела и попыталась сесть. Муть набежала на глаза, а тошнота подкралась к горлу. Лоова обвела глазами пространство вокруг себя, и лицо ее вытянулось и стало бледным.
Она лежала в донаде. В точно таком же донаде, вид которого ей доносила память из далекого детства. Вот комнатка с небольшой лавкой у стены, а там, должно быть, будет короб из вязаных стеблей вьюна. Девушка услышала мягкие шаги. Грудь ее стала высоко вздыматься, и она едва не вскрикнула, когда увидела в проеме высокую фигуру.
– Не бойся меня, олюдь. Кем бы ты ни была, не бойся меня, – произнесла фигура. Уши, которые от вскрика Лоовы тут же взметнулись на макушку головы, стали медленно оползать вниз.
– Людомар, – прошептала девушка. – Людомар…
– Да, я людомар. Леса и все живое при них кличет меня Сын…
– Прыгуна, – закончила за него Лоова.
– Ты помнишь меня, – сказал охотник и бесшумно опустился рядом. – Что же ты? Не плачь, Лоова. – Но девушка плакала. Плакала навзрыд, впившись руками в протянутую руку с едой. Она не брала еды, а держалась за эту руку, как ребенок держится за руку родителя.
– Боги… боги, – повторяла девушка, окропляя свою грудь большими слезинками. И если бы кто-нибудь из знавших ее прежде, увидел бы Лоову плачущей, никогда бы ни один не поверил в то, что она в своем уме. – Папа… папа… – выдавила она из себя и окончательно потеряла возможность говорить.
Людомар прижимал ее к себе. В его глазах не было слез, ибо людомары не знают, что такое, плакать. Но на душе у охотника было тепло и спокойно.
***
Наемник ревел, как раненный бык. Он слонялся из одного угла делянки в другой и мычал, раскачиваясь на ходу.
– О, Танвер, бог мой и покровитель! Я не сумел уследить за ней, и разглядеть его. О, Танвер, изничтожь меня. Нет мне оправданья! – Слуга Танвера выхватил из-за пояса нож и занес его над собой.
– Разве ты убил его? – Донеслось до ушей наемника. – Как смеешь ты распоряжаться собой, когда не исполнил веления моего.
Рука с ножом замерла в воздухе, и рипс медленно обернулся. Один из убитых дикарями воинов-стражников, сидел невдалеке от него и смотрел на него единственный невытекшим глазом. Нижняя челюсть его безвольно свисала на шею, перерезанную в двух местах. Кровь, булькая и пенясь, стала вытекать из раны, когда мертвец снова заговорил:
– Опусти длань свою и следуй велению моему.
– Танвер! – Наемник бросился ниц перед трупом. – Укажи путь, и я…
– Замолчи. Я указывал тебе путь, но ты не уследил ни за девчонкой, ни за людомаром. Я предупредил себя, следи за той, кого я уклоню от удара твоего, но ты закрыл глаза на слова мои.
– Прости меня, Танвер…
– Заткнись. Теперь надлежит тебе самому найти его, иначе Безвестность поглотит тебя, и не будешь знать ты ни света, ни тьмы, ни радости, ни горести – канешь в Ничто, и лишь рана твоя будет болеть в бесконечности.
– Он в лесу. Мне не найти его.
Мертвец молчал. Затем шея его снова надулась и исторгла вместе с кровавой слизью:
– Возьми соурра. В нем частица меня. Он приведет тебя к нему. – Раздался краткий визг и из-за веток поднялся, шатаясь, пес. Одно из его ушей было отрезано, а на боку у задней лапы зияла огромная рваная рана. Шерсть лоскутом свисала до самой земли, являя взору плоть и кости.
