Она закрыла рот руками, чтобы в ужасе не закричать. Вода под ней была покрыта сплошным покрывалом из резров – рыб-жуков. Людомар приложил палец к губам, не кричи.
– Куда ты? Ты бросаешь меня, папа… как мама? – Она вцепилась в его одежды.
– Нет. Я прибуду с тобой, когда река выведет туда, куда должно ей.
– Поклянись, папа.
– Клянусь… дочь – Он впервые назвал ее дочерью. – Я не оставлю тебя… никогда. – Лоова увидела, как людомар моргнул быстрее, чем обычно, и в его глазах мелькнул какой-то огонек. Она ему поверила.
Плот медленно поплыл против течения. Лоова заплакала, и даже шмуни на ее теле зашевелились от растройства.
Сын Прыгуна надел на себя шмуни и взлетел в воздух. Он опустился ровно там, где в прошедшую ночь остановился, обмазывая листья и ветви запахом девушки. Охотник огляделся и втянул носом лесные запахи. Нет, он не почувствовал ни наемника, ни мертвечины, ни чернецкой магии. Значит, у него еще есть время.
Оридан
Колонны из бледно-серого камня с темно-зелеными прожилками и сверкающими вкраплениями кварца переливались в лучах солнца, находящегося в зените. Каждый порыв ветра, каждое движение деревьев во дворе, где стояла величественная постройка, приводило к непредсказуемым переливам отсветов на ее стенах. Для тех, кто никогда здесь не был, строение, похожее на храм, казалось волшебным. Несмотря на то, что оно было создано каменным, мастерам удалось преобразить камень в такие воздушные формы, что никому никогда бы и в голову не пришло подумать, что дворец выстроен из увесистых монолитов.
Всякого могла поразить постройка, но не Кина, ибо Кин бывал здесь не единожды. Ему был знаком каждый закоулок. Он знал, что, несмотря на внешнюю малость, Круг Клинков был целым комплексом зданий и помещений, уходивших глубоко в гору, к которой он примыкал своей северной стороной.
Скала Воинов – разве есть на земле, на всей этой проклятой тверди место, которое бы он мог считать роднее для себя. Это его урочище. Это его колыбель.
– Кин, благодать на плечи твои, как же я рад тебя видеть!
Оридонец вздрогнул и обернулся на звук голоса. Не успел он толком рассмотреть подошедшего, как оказался в его крепких объятьях, а нижние руки его оказались зажатыми в нижних руках приветствовашего. Макушка, подставленная его взору, также мало способствовала узнаванию.
– Не узнал? Олкрагбар. Олк, помнишь ли?
– Олк! – Кин улыбнулся. – Я слышал, что ты сгинул в Красноземье.
– То слухи все. Мы прорвались, хотя зажатыми оказались у Сухих утесов. От ронги моей ничего не осталось, кроме меня да еще пары калек. Меня, как видишь, боги пооберегли. Два пальца потерял. Считай, пощупали меня и все. Орид Гимрагбар-диг отыскал меня среди выживших и привез сюда. С тех пор здесь я. На этом все обо мне. Хочу тебя услышать. Дурные вести из Владии достигли нас, так ли?
– Не все так плохо, – посерьезнел Кин. – Со мной все, кто был изначально. Не страшны сечи там.
– Хо-хо, и не ждал от тебя о них услышать. Что могут эти животные? Укусить нас? Ха-ха!
– Да, они жалки в своих желаниях. Часто напоминали мне червей, копошащихся в грязи.
– Ты зачем сюда?
– Орид Кодрагбар-диг призвал меня.
– Если так, то буду первым, кто тебя поздравит.
– С чем?
– Не знаешь, разве?! Он назначен Советом Хранителем Чинов и Наград. Улыбнись же! Владия изменила тебя. Не улыбаешься, когда приятное слышишь.
– Да, те земли поменяли меня, Олк. Сам знаю это. Орид Кодрагбар-диг дарует мне чин? Это ты верно знаешь?
– Вернее, чем то, что завтра будет новый день. Хорошо, видать, служил Оридонии и Совету, когда такое тебе дадут. Но это будет потом, а теперь иди со мной. Я хочу тебя угостить. Пойдешь ли?
– До завтра мне здесь делать нечего. Пойду. Веди.
Воины пошли по направлению к Кругу Клинков, но потом резко отвернули в сторону и спустились вниз по узенькой лестнице, начало которой терялось за опрятными кустами сада, примыкавшего к зданию. Лесенка вела вдоль фундамента Круга Клинков, а затем резко ломалась вправо, выводя путников на небольшую открытую веранду, с которой открывался прекрасный вид на огромный город, расположившийся внизу.
Веранда покоилась на выступе скалы и утопала в цветах и орах – растениях, листьями которых предки оридонцев придавали себе сил и боевого задора. Мало кто знал, что большинство битв выиграли не мечи и палицы, но ор в желудках оридонских воинов. Со временем солдаты стали украшать себя венками ора, дабы в пути подпитывать их листьями свои силы. Их завоевания позволили создать Оридан – столицу империи, а затем и саму Оридонию. За это воины были прозваны оридами.
– Фаз, посмотри, кого я нашел прямо перед Кругами, – обратился Олк к оридонцу, сидевшему к ним спиной. Тот повернул свою вытянутую книзу голову и внимательно посмотрел на Кина своими желтыми с черной окантовкой глазами.
– Не узнаю тебя, – сказал Фаз, – кто ты?
– Тот, кто однажды дал тебе хорошего пинка, когда ты умудрился разбить кое-что, о чем мы поклялись не говорить никогда, – проговорил Кин. Он сдерживал улыбку.
– Кин! – Фаз подскочил на своих небольших ножках и предстал перед старым товарищем обрюзгшим и несколько болезненным. – Не смотри на меня так, – отвел он взор, когда заметил удивление в глазах Кина, – сам себя ненавижу, но ничего не могу поделать. Проклятье рагбарово на мне сказалось, как ни на ком другом.
– Рагбар ты? – удивился Кин. Здесь, среди своих он не боялся выдавать эмоций. Это там, во Владии оридонцев считают холодными, но на самом деле оридонцы веселы и, часто, беспечны. Они любят пошутить и побездельничать. Со всем этим Кину предстояло познакомиться вновь, ибо за годы службы во Владии он позабыл об этих приятных привычках. Ему отчего-то подумалось, что Цур, старый Цур, к которому он питал ненависть, был, на самом деле, неизменным оридонцем, и что именно он, Кин, изменил своей природе, став угрюмым и деятельным.
– … так и дадено мне теперь. Рагом меня теперь возможно называть. Если хочется тебе. Но это все не то. Раньше мне лучше было, – закончил Фаз монолог, который Кин прослушал, погрузившись в свои мысли. – Надолго ли к нам? – спросил Фаз, бывший всегда рагом– горожанином, и ставший вдруг воином – оридом.
– Ненадолго, – ответил за Кина Олк. – Погляди на него, он до сих пор серьезно на тебя смотрит. Так, вроде бы ты ему секреты выдаешь, а он слушает. Словно его тайный агент ты. Кин, ты слышишь нас?
– Да, – едва заметно вздрогнул оридонец. – Я тебя слышу.
– Отведай с нами. Здесь подают прекрасные ребрышки. Когда ты меня спросишь, что лучше пить, то не отвечу, ибо пойло здесь аховое. Но после мы пойдем к Дойю и там уж напою тебя до отвала. Забыл, неужто, как быть здесь, а?
– Забыл, – натянуто улыбнулся Кин.
– Пойду с тобой, Фазрагбар, хочу… – Кин не дослушал, чего хочет Олк. Он подошел к краю веранды и оперся на резные перила.
Когда-то давно, ранее того времени, когда даже он был молод, эти перила были красивы. Наверное, они блестели на солнце, отливаясь желтыми жилками дорогой древесины, из которой были сделаны. Но от многих лет, проведенных здесь, блеск их и лоск померкли, а после, то тут, то там стали появляться царапины. Сперва это были случайные ранки, но затем их стали наносить намеренно, увековечивая свои глубоко личные воспоминания. Перила были испещрены именами и датами, и короткими словами. Где-то здесь и Кин оставлял свое имя. Он поставил после него жирную черту, чтобы никто не смог приписать что-то еще к его имени.
Кин поискал. Да, вон оно его имя. Он возвел глаза к небу. Тогда оно было таким же: голубым, глубоким и безмятежно-беспристрастным. Оно смотрело на него в те годы весело, а не так, как сейчас. Оно много обещало. Оно звало. Сейчас же это просто небо. Голубое небо над его родным городом.
Оридонец опустил глаза долу.
Оридан лежал у его ног. Как и в молодости, город курился вверх тончайшими ароматными дымами. Вот чего не хватало Кину там, во Владии. Ему не хватало запаха дыма. Струйки доносящей в нос все, что связано с домом: уют, тепло, ожидание встречи, нежные объятия жены, радостные крики детей, улыбку матери и отца, кудахтанье биггиса. Ему не хватало вида ориданских улиц – широких и богато украшенных статуями и колоннадой, и ориданских переулков – потайных и грязных, где во множестве копошились бедные раги и рабы, которым хозяева запрещали жить при их домах.
Оридан – столица империи, созданной предками Кина, лежала у его ног величественная и, в то же время, разбитная, покошащаяся всеми видами копошений и озабоченная всеми видами забот. За каждой дверью здесь покоились счастье и беда, тайна и разоблаченье, – и все, что творилось в городе было, неизвестно откуда, знаемо торговцами на городских рынках, откуда в разные стороными разносились кумушками слухи и домослы.
Вот, чего действительно не хватало Кину во Владии – мирного копошения; мирных забот и тревог, – того, что свойственно жизни на своей земле, в своем городе, среди своего народа!
