и другие государства не выводить на космическую орбиту ядерное оружие.
19 октября 1963 года Джон Кеннеди снова выступил перед студентами одного из американских университетов. Кеннеди вновь говорил о путях дальнейшего развития внешней политики США.
«Американский орел, - сказал тогда Кеннеди, - зажал на президентской печати в своих когтях как оливковую ветвь мира, так и стрелы военного могущества. На потолке моего кабинета, построенного много лет назад, этот орел обратил свой взор на стрелы войны слева от него. Однако на более новом ковре, отражающем изменение, начало которому положил Рузвельт… этот орел уже смотрит в сторону оливковой ветви мира»…
Итак, подписание договора о частичном запрещении ядерных испытаний, принятие решения об отказе от вывода на орбиту вокруг Земли ядерного оружия и других средств массового уничтожения, установление прямой связи между Вашингтоном и Москвой - все это свидетельствовало о том, что впервые в послевоенные годы президент США подходил к решению международных проблем с более или менее реалистических позиций, и результаты не замедлили сказаться.
Однако сторонники «холодной войны», «бешеные» всех мастей в США не думали сдавать своих позиций. Для них новые тенденции во внешней политике Кеннеди оказались довольно неожиданными. Вскоре, однако, они оправились, перестроили свои ряды и с шумом ополчились на все разумное, что было сказано Кеннеди в Американском университете.
Да и миролюбивого запала у некоторых поддержавших Кеннеди американских деятелей и обозревателей хватило буквально всего на несколько недель. Если конец августа, сентябрь и начало октября 1963 года в США характеризовались довольно многочисленными высказываниями прессы и ряда политических деятелей в пользу мира, то уже в конце октября тон американской пропаганды резко изменился. Температура политического климата резко понизилась. Сторонники «холодной войны», словно сговорившись, выступили с призывами «не увлекаться», «не строить чрезмерных надежд на будущее», словом, не спешить с разрядкой международной напряженности. Уже в который раз американскому народу стали энергично «разъяснять», что за оттепелью обязательно последуют новые заморозки, а за ними и трескучие морозы.
Сам Кеннеди не проявил достаточной активности в отстаивании и развитии положительных тенденций во внешней политике США. Он, очевидно, считал, что с его стороны уже сделаны в достаточной степени необычные шаги и что ему не следует уж слишком искушать судьбу, восстанавливая против себя еще больше лагерь крайне правой реакции. Весьма характерны настроения членов его правительства, в том числе государственного секретаря Раска и министра обороны Макнамары. Они прохладно отнеслись к вашингтонской речи Кеннеди, предпочитая делать всякого рода «успокоительные заявления», в которых довольно тонко отмежевались от его наиболее реалистических высказываний. Не исключено, впрочем, что в данном случае они являлись к тому же исполнителями воли президента, решившего, так сказать, сбалансировать свою речь более «умеренными» высказываниями своих министров.
Как бы извиняясь за слова и действия президента, 27 октября 1963 года с официальным заявлением о внешней политике США выступил государственный секретарь Раск. Причем выступил не в США, а в ФРГ, во Франкфурте-на-Майне. Похоже, что Раск намеревался одним выстрелом убить двух зайцев сразу: успокоить и американских «бешеных» и приунывших было после заключения Московского договора западногерманских реваншистов. Вот что он заявил: «Ограниченное соглашение, которого мы достигли недавно в СССР, не представляет собой разрядки напряженности… Подлинная разрядка напряженности невозможна без успехов в деле урегулирования таких важных политических вопросов, как Берлин и раскол Германии, Вьетнам, Лаос и Куба…» Раск сразу же дал понять, что все эти проблемы должны быть решены на американских условиях. Это, конечно, был явный отход от духа реалистических высказываний Кеннеди.
В Бонне с восторгом встретили речь государственного секретаря. Испытывали удовлетворение и американские «ультра». Вот как оценила речь Раска реакционная газета Херста «Нью-Йорк джорнэл америкен»: «Нынешние дипломатические перспективы предвещают, что прогресс на пути лучшего взаимопонимания между Соединенными Штатами и Россией не выдержит темпов, набранных после июля нынешнего года с подписанием договора о запрещении ядерных испытаний, заключением соглашений о космосе, введением в строй линии прямой связи»…
Итак, правительству Кеннеди явно «советовали» дать «задний ход» в ослаблении международной напряженности. Более того, представители правых требовали остановить разрядку международной напряженности, а затем и покончить с ней. Особую прыткость проявляли старые соперники Кеннеди - Ричард Никсон, Нельсон Рокфеллер и набиравший силу на волне расизма сенатор Барри Голдуотер.
В октябре 1963 года Никсон пребывал в раздраженном состоянии. Ему не удалось стать ни президентом США, ни даже губернатором Калифорнии. И вот бывший вице-президент, отбросив в сторону всякую сдержанность, предпринимает фронтальную атаку на политику мирного сосуществования с Советским Союзом, на робкие шаги Кеннеди в сторону реализма. Никсон демонстрирует отношение американской реакции к Московскому договору, называя его началом «самого опасного периода холодной войны за все восемнадцать лет ее существования». Он призывает американцев не поддерживать Кеннеди, так как последний «дает возможность коммунистам удержать то, что они имеют».
7 ноября 1963 года Нельсон Рокфеллер выступил с открытым требованием «отбрасывания» коммунизма из восточноевропейских социалистических стран. Рокфеллеру не терпелось кого-нибудь «освободить», а не искать какие-то там позитивные соглашения.
Но, пожалуй, наиболее истошный крик поднял в это время представитель ультрареакционного крыла сенатор Голдуотер. Сенатор буквально-таки кипел от гнева при одном лишь упоминании о реалистических шагах Кеннеди на международной арене. Голдуотер обвиняет Кеннеди в том, что его внешняя политика является ни больше ни меньше как «самой гибельной за всю историю страны».
Излишне говорить, что Никсон, Рокфеллер и Голдуотер были, конечно, неодиноки в своих яростных нападках на Кеннеди. Вокруг них объединились все крайне реакционные силы США.
В такой острой политической обстановке, осложнявшейся к тому же расовыми волнениями в США, приходилось действовать в последние дни своей жизни президенту Кеннеди. Его выступления в пользу принятия нового гражданского законодательства еще более разъярили расистов и «ультра». Над головой Джона Кеннеди сгущались тучи.
Расисты из южных штатов уже неоднократно угрожали Кеннеди. За два последних года пребывания Кеннеди в Белом доме секретная служба по охране президента произвела только в одном штате Техас расследование 34 угроз убить Кеннеди. Особенно участились эти угрозы в 1963 году. Конечно, не все они делались людьми уравновешенными, но было ясно, что президента хотели запугать.
19 ноября 1963 года в Белый дом поступил еще один сигнал опасности для Кеннеди. Секретарь президента по вопросам печати Пьер Селинджер получил письмо от некой жительницы Далласа. Она предупреждала: «Не позволяйте президенту приехать сюда. Я беспокоюсь за него. Я думаю, что с ним случится что-то ужасное». Это письмо Кеннеди показано не было, так как Селинджер не придал ему никакого значения.
Накануне отлета Джона Кеннеди в Даллас, как рассказывает Селинджер, он зашел в кабинет президента, чтобы попрощаться и получить кое-какие инструкции. Часы в кабинете показывали 7.30
