— Я думала, ты обучила меня на совесть.
Каталина мелодично засмеялась. — Что ж, значит, тебе пора догадаться, что я знала не так много, как нам того хотелось.
— Я скоро… умру?
— О чём это ты?
Элинор стискивает зубы, на мгновенье ее накрывает панический вой. Затем всё стихает.
— А если нет, Элли?
— Я не хочу, чтобы…
— Чтобы тебя обижали? Ранили твое чувствительное сердечко?
— Ты тоже меня ненавидишь.
— Нет, девочка. Пожалуй, я теперь единственная, кто о тебе заботится. Так что ты собираешься делать?
— Я хочу найти…
— Решение, как быть дальше, да?
Каталина раскрыла книгу и принялась перелистовать страницы.
— Элли, ты собираешься обхитрить охотников, чтобы продолжать жить. Ты хочешь и дальше прятаться от них, существовать, справлять потребности тела, которое в один прекрасный день сгниет от старости, так и не поняв, ради чего оно было создано.
— Однажды умирают все.
— Но каждый умирает по-своему.
Старуха протянула к ней руку и крепко взяла за подбородок. Заглянула в лицо. Две пары одинаковых глаз встретились на мгновение, и Элинор поспешно опустила ресницы.
— Кое-что ты должна узнать, девочка. Не отворачивайся. Бывало, мы не договаривали, но лжи между нами не было. Так будет и впредь.
— Я тебе верю.
— Однажды ты действительно умрешь — неважно, какой это будет день. Для тебя не важно, это забота других. Смотри.
Элинор подчинилась движению хрупкой старческой руки и увидела в одной из ниш знакомую фигурку в светлом платье.
— Викки!
— Сиди тихо.
В тот же миг зрение словно стало четче, она заметила тонкие радужные нити, исходящие из плеч и спины сестры, убегающие в черноту под сводами пещеры.
— Что это?
Каталина сжала пальцы Элинор в своих спокойных ладонях. — Это Связь. Подтверждение того, что твоя сестра нужна миру, который ее создал, что он заботится о ней.
— Она…
— Мертва. Для тебя, для своей дочери и для всех прочих, кто испытывает потребность подержаться за руки. И, тем не менее, она жива.
— Смерти не существует?
— Существует всё. Не строй таких глупых физиономий, девочка, уж этому-то я тебя не учила.
Элинор снова впилась взглядом в мерцающий силуэт сестры.
— Викки!
— Бесполезно, она тебя не слышит. Собственно, ты видишь ее такой лишь потому, что привыкла к ее прежнему облику.
— Что с ней будет?
— Она продолжит существовать. Волна примет форму, она снова станет «чем-то» и будет жить, преломляя сквозь призму нового мира всё, что вобрала в старом.
— Она будет… помнить меня?
— Она — вряд ли. Обычно воспоминания теряются — да и зачем ей помнить о тебе, если она распустится фиалкой?
— Значит, это ее душа?
— Определение столь же неясное, сколь и подходящее.
— Почему же тогда я так боюсь?
— У этого мира есть свои законы. Если хочешь жить, не кидайся под колеса груженой телеги.
— И что это значит?
— Не делай противоестественных вещей.
— Я не понимаю…
— «Всё, что ни делается — к лучшему», ты говоришь это себе, считая, что одного твоего существования достаточно, чтобы оправдать необходимость совершенных тобой деяний. Но миром правит естественный отбор. Правда, среди людей старый добрый принцип «кто успел, тот и съел» зашел в тупик еще несколько столетий назад… Мир не замыкается на нас, даже если нам нет до него дела, а ему, казалось бы, нет дела до нас. Если ты не вписываешься в общее благообразие и от тебя больше вреда, чем пользы, то ты — хлам. Мир исторгнет тебя, как ущербный плод, и ты сгниешь, станешь горсткой сырого материала… Ты никогда не считала себя расходным материалом? Единственное, что заботит наш драгоценный мир — это безопасное движение. Он хочет развиваться, расти, становиться сложнее. Всё обязано меняться, но не слишком быстро и не слишком медленно. — Каталина достала спрятанный между страниц листок и протянула Элинор.
На белой поверхности одна за другой проступили черные точки. Затем их стало больше, еще больше — разводы закрутились сложными спиралями, почти скрыли лист; но вот сквозь них вновь показалось белое пятно, которое постепенно поглотило всё. Листок снова стал пустым.
— Существует баланс, равновесие между движением и покоем — это как две ноги, на которых мир передвигается навстречу, хм… — старуха захихикала, — лучшему будущему. Нарушь равновесие, и он опрокинется. Возможно, разрушится до основания.
— Как это связано… со мной?
— Каждый может его разрушить. Каждый мелкий камешек может стать последним, поэтому нарушение баланса — конец. Либо для мира, либо для камешка. Последнее, как ты понимаешь, более вероятно.
— Я нарушила?
— О, множество раз! — Каталина вновь засмеялась воркующим смехом. — Трудно очертить границы, но каждый ощущает предупреждение, когда к ним приближается.
— Ты говоришь о… об обычных проступках?
— Согласись, есть разница между разбитой вазой и чьей-то головой.
— Но это же… Это происходит везде и всегда! Вселенная не может развалиться от обычного человеческого преступления!
— А бывают обычные? Нет, моя дорогая. Есть своевременные и оправданные разрушения, трансформация, а есть… Ты понимаешь, да?
Элинор закрыла глаза.
— Неправда.
— Посмотри.
Она вновь подчинилась. Напротив нее сидела точная копия ее самой.
— И… что? — Двойник не повторил ее движений, продолжая смотреть на Элинор пристально и спокойно.
— Где же твое внимание, девочка?
И она заметила. От ее близнеца не шло радужных нитей. Темнота за ее спиной была обыкновенной темнотой.
— Когда нечто… или некто нарушает баланс и ничего не отдает взамен, чтобы поправить дело, его связь с миром слабеет, мир теряет в нем потребность.
— То есть… я миру больше не нужна?
— Да, детка.
— И что со мной будет?
— Когда волна лишится формы, — Каталина ткнула острым пальцем ей в грудь, — ты просто исчезнешь. Распадешься на такие мельчайшие крохи, что говорить о преемственности будет глупо. Из них наше дорогое мироздание испечет новый пирожок… Ты плачешь?
— Нет, — прошептала Элинор.
— Это хорошо. Значит, всё будет гораздо проще.
Каталина наклонилась и обняла ее за плечи. — Всё, что осталось, принадлежит тебе, а после не будет ничего, что заставит хранить в себе пережитое.
— Почему… почему я?
— Потому что так тоже бывает.
— Но ведь ты умерла… ты же умерла однажды? Почему ты здесь?
Каталина ласково потрепала ее по щеке:
— Ты тоже умерла однажды. Умирают по разным причинам, и иногда даже остаются в живых. Здесь только то, чему ты позволяешь быть.
— Я не понимаю. Я устала.
— Всё, что связывало тебя с миром, потеряно. С тобой не было никого, кто смог бы защитить тебя. Ты не была связана ни с кем.
— У меня были Дик и Викки.
— Они были связаны, но ты осталась в стороне. Тебя выкинули, утопили, как котенка. Здесь только то, чему ты позволяешь остаться.
— Что дальше?
— Ты закончишься для мира или мир закончится для тебя — разница невелика. Наступает твой конец света. До тех пор ты можешь делать всё, что пожелаешь.
— Я хочу быть с кем-то связанной.
— С кем-то?
— С тем человеком.
— С Гором? Почему?
— Не знаю… Но хочу.
— Если ты пойдешь к нему, то исчезнешь! — Знакомый голос врезался в тишину позади Элинор. — Если останешься здесь, тоже исчезнешь.
Она обернулась. Поодаль, стиснув ладони, стояла Изабелла и смотрела на нее в упор блестящими голубыми глазами. Элинор отвела взгляд: — Уходи.
— Пожалуйста! Пойдем со мной!
— Куда?
— Всё равно! Если мы будем вместе, мы ведь тоже будем связаны? — Девочка подалась к ней, на ее ресницах повисли крупные капли.
— Зря стараешься. — Каталина с глухим шелестом закрыла книгу.
— Пойдем, мама! — Изабелла словно не замечала старуху.
— Это правда, что нарушившие баланс исчезают? — тихо спросила Элинор.
— Да…
— И ты хочешь восстановить его… для меня?
— Да!
— Ты не сможешь.
Изабелла вскинулась, хотела было возразить, но Элинор остановила ее ответным взглядом в упор.
— Белла, я знаю… Ты понимаешь, что я такое. Что и как сделали со мной, и почему я сделала это с ними. Ты всем отличаешься от меня, хотя твоя жизнь была копией моей. И я ненавижу тебя за это. Если бы я могла, я бы вырвала из тебя это отличие, но я не знаю, в чём оно…
Изабелла обхватила себя руками и опустилась на корточки. По ее круглому лицу потекли слезы:
— Пожалуйста…
— Ты хочешь и дальше заставлять ее скитаться туда-сюда? — Каталина перегнулась через ширму и кинула книгу в огонь, подняв феерию теневых языков на вышитом драконе. — Она слишком много страдала, Белла, ей не повезло. Сдается мне, ты не слишком сильна среди нас. Надо же… — Она внезапно обернулась через плечо. — Вы только посмотрите, как он расходился.
