Не решало проблему и то, что на планете в изобилии водились не-маги. Потому как имелось второе условие: «Белое цветение», способность медитировать до полного отрешения — навык психического свойства, но обычному человеку это удавалось еще реже, чем магу-медиуму не превратиться в тыкву под конец Поиска. Зато Рональд был страшно доволен. От потери его Дара наконец-то будет прок — медитировать он умел так же хорошо, как и чесать языком…
Дэн, Тэа и Алекс заняли места по периметру вокруг Тэйси. Последние два дня научили их мгновенной эмпатической притирке, без оглядки на личные отношения. Рональд уставился на крохотные значки у своих ног и замер. Алекс и остальные закрыли глаза. Мир погас.
Обычно в команде поисковиков верховодил Дэн, но сегодня всё решилось иначе. Тэа захватила лидерство — без форсирования, плавно, она потянула их с неумолимостью падающего с обрыва бульдозера, и почти тотчас они опрокинулись в Океан.
Пока не появится видение, они будут парить в разноцветном вихре, лишенные всего, даже тяжести собственных тел. Когда оно наконец вспыхнет, их ждет короткий миг немого кино: возможно, они увидят Элинор или бессмысленное нагромождение чужих воспоминаний. Но рука Рональда найдет и отметит маленькую синюю точку на поисковой карте, и дело будет сделано.
Тэа не мешкала, увеличивала разгон, делала цвета ярче.
Трудность заключалась в другом: человек, через которого они искали, был одним из них. Прячась от Следового поиска, маги создавали «спектральных» двойников — чем сильнее Дар, тем больше было иллюзий, затрудняющих доступ к истинному «телу». Миражи не таили в себе опасности для соглядатаев, однако тормозили настройку и поглощали силы. И, похоже, в охоте за Изабеллой даже у трио, запряженного Скриптором, могло не хватить пороха дойти до финишной черты. Они начали ощущать близость к цели еще на предпоследней обманке, но рыжая девочка с глазами сиамской кошки продолжала прятаться от них. Каждый раз, прорываясь сквозь очередной мираж, они с трудом восстанавливали былой ритм. Но Тэа не желала сдаваться.
…Потом что-то сверкнуло, словно отраженный на воде прожектор — и всё затопил изнуряюще яркий свет. Никто из них не почувствовал знакомого столкновения с двойником. Они повисли в белом киселе без малейшего намека на происходящее.
«Спокойно. Ждем». Дэн постарался нащупать дно поглотившей их белизны, но напрасно. Алекс и Тэа покорно бездействовали. Следом за вспышкой нахлынула слабость, напомнившая о теле, и белое марево изменилось: просело и потеряло однородность. Они ощутили время. Еще мгновение спустя осознали, что находятся посреди залитой туманом пустоши — сквозь густые клубы пробивался солнечный свет. Внизу перекатывалась пожелтевшая мокрая осока, туман лениво скользил над заболоченной землей. Звуков не было. Солнце быстро поднималось над невидимым горизонтом, и они почувствовали, что тоже движутся. Вскоре впереди показался силуэт, туман сразу стал реже.
Они различили детское тельце, закутанное в белый плащ. Длинные рыжеватые волосы медленно развивались на ветру, отражая солнце. Девочка стояла к ним спиной.
«Изабелла?»
«Нет».
Незнакомый ребенок покачивался вместе с туманом и травой. Краски полупрозрачного утра пульсировали в такт их движению, и будто поверх всего лежала паутина из ртутно-блестящих линий. Послышался хрупкий звон. Алекс и Дэн заозирались, одна Тэа продолжала неотрывно следить за ребенком. Звон медленно нарастал, и их осенило, что эта девочка — центр туманного мира, все звуки и краски принадлежали ей, преломлялись сквозь нее. Стеклянный набат нес странное, сильное тепло. Ладони ребенка дрогнули, руки всколыхнулись и опустились. Ветер отогнал дымку, приподнял растрепанные волосы, оборот — бледный лоб, темные ресницы — и вновь свет…
…Вокруг пробегали шорохи. Сияние опять собралось в контур, и перед ними оказалась стена из светлого камня. Треснувшую кладку пересекал бронзовый орнамент с разметавшимися сверху донизу вьюнами. Здесь тоже лежал туман. На низких ступенях сидел белый волк с голубыми глазами и смотрел на них, наклонив тяжелую голову. За ним начиналась высокая арка, в темноте которой кто-то тихо смеялся и звенел множеством крохотных бубенцов…
«Мы должны выбираться. Не то…» Мысль Тэа гаснет; снова свет. Они не могут остановиться.
…Белый песок, океанский берег. Вода странного розового оттенка. Приглядевшись, они понимают, что всё дно устлано красными ракушками. На поверхности нет волн — даже легкой ряби, уходящая к горизонту гладь кажется стеклянной. У кромки воды стоят двое. Солнечный свет усиливается, разбивается о неподвижный океан, выжигает.
…Темнота. Медленно проступают очертания предметов. Посреди высокой комнаты без окон длинный саркофаг. Их тянет к нему. Тэа вновь начинает сопротивляться, но ее усилия пропадают втуне. Они всё ближе. Верхняя часть саркофага прозрачная, словно из хрусталя. По граням пробегают голубоватые блики от тусклых светильников на потолке. Притяжение ослабевает; не хватает шага, чтобы различить, что прячется под стеклянной крышкой. Они слышат плач. Тихий детский плач, набегающий отовсюду. По гладкому полу начинает струиться вода. Она поднимается всё выше, пока не перехлестывает через саркофаг. Со звуком лопающегося льда по стеклу и металлу пробегают трещины. Они расширяются, и из разломов с бешеной скоростью выбиваются синие цветы; бутонов становится всё больше, через мгновение они сшивают темные углы комнаты.
Какое-то время еще слышится тихий плач, но он вскоре стихает.
Потом раздается звук шагов. Вокруг разбегаются контуры стен и лестниц, бесчисленного мебельного хлама, укутанного в чехлы и пыль. Они в огромном заброшенном доме. Шаги нагоняют, вновь появляется девочка в белом плаще — она через ступеньку скачет вниз. Видение толкает их следом.
Ребенок останавливается, растерянно вертит взъерошенной головой. Затем опускается на колени. Через мебельный хаос из комнаты в комнату тянется дюжина бечевок — узловатых, спутанных, местами грязных. Девочка выбирает одну — темно-голубую — и, держась ее, начинает идти. Ей приходится перелезать через опрокинутые шкафы, двигать кресла и криволапые столики; глотать пыль и покрываться ею с ног до головы. И всё лишь затем, чтобы упереться в закрытую дверь из красного дерева. Тогда малышка оборачивается и смотрит им прямо в глаза. Не выпуская из рук веревки, знакомо улыбается. Ее взгляд напоминает о застывшем океане, он притягивает их — всё ближе и ближе, и дверь распахивается…
Они стоят посреди бальной залы. Все трое — во плоти, с бледными от напряжения лицами. Вокруг люди в карнавальных костюмах. Все оборачиваются к ним, улыбаются, протягивают руки с зажатыми веерами и масками. Дэн резко хватает Алекса и Тэа за онемевшие ладони, стискивает; оба чувствуют боль.
— Изабелла «отразила» нас, — шепчет Дэн. — «Отразила» в нас самих. Это была иллюзия поиска, с самого начала. Мы должны найти «точку разрыва», кто-то из нас должен. Смотрите внимательно. Эта комната — часть кого-то из нас.
Смеющиеся люди тянут их к себе, затемняют музыку оглушительным шорохом платьев.
— Если «точка коллапса» доберется до нас раньше, нам конец. Ищите.
Алекс свободной рукой указывает куда-то в толпу.
Они видят в гуще разряженных фигур человека в красном балахоне. Из заляпанных манжет торчат руки с неестественно длинными пальцами, на каждом с десяток перстней с шипами. Маслянисто поблескивает темный налет — на коже, на металле. Из-под капюшона смотрит черный огонек зрячего глаза и бельмо слепого. Поперек лица — выпуклый розовый шрам. Балахон движется к ним, и становится ясно, чем испачканы его руки и одежда. Проходя мимо веселящихся людей, он оставляет бурые полосы на кринолинах и светлых фраках.
— Назад.
Они делают шаг назад. Липкий ужас спутывает движения. Никто вокруг не удивляется Балахону и красным росчеркам на платьях.
— Двигаемся. Не смотрите на него — ищите «точку разрыва»!
Алекс озирается. Тэа смотрит себе под ноги. Они вновь шагают вслепую. Внезапно девушка останавливается. Секунду глядит в никуда, а затем бросается вперед, изо всех сил увлекая Дэна и Алекса за собой.
— Что ты делаешь?! — кричит Алекс.
— Это и есть «точка разрыва», этот мясник! Быстрее!
Подчиняясь ей, они кидаются к раскрывшему объятия Балахону, ощущая, как за спинами поднимается невидимая волна. Нечто уже двигалось позади, и двигалось быстро — нагоняло. Балахон с улыбкой протянул к ним шипастые руки. Тэа оглянулась, но видение лопнуло ослепительной вспышкой.
* * *
— …И как же ты, глупая девочка, намерена выбираться?
Она не может поднять веки; кости, словно из чугуна — мышцы работают вхолостую. Вода течет по спине и груди, в запястья что-то впивается — но она не может пошевелиться.
