Впрочем, Зубкову он сам показал, что за «алмаз» лежит на дне сундука. Директор вздрогнул. Не нарочно ли подстроил все этот ловкач Зубков?.. Неужели он, Муртазин, оказался шляпой? Как пошел он на это низкое дело?
Тщеславие на многое толкало его, но чтобы решиться на подобный шаг… И захотелось ему очиститься от налипшей на душу грязи и потянуло к хорошим людям.
Вошла секретарша и сказала, что Матвея Яковлевича уже нет в цехе — ушел с Сулейманом Уразметовичем.
Муртазин все понял. «Увел, увел! — стучала в его голове назойливая мысль. — Ну ладно, коли так…»
Он быстро оделся и вышел на улицу.
— Домой! — буркнул он шоферу.
Успевший привыкнуть к новому директору Петушков открыл дверцу кабины. Но Муртазин на этот раз сел не рядом с шофером, как обычно, а на заднее сиденье. «Не в духе, видать, хозяин-то», — отметил про себя Петушков и погнал машину со скоростью и щегольством, свойственными шоферам, которые возят больших начальников.
Хлопьями падал снег. Муртазин хмуро глядел вперед, мимо укутанной в белый шерстяной шарф шеи Петушкова. «Дворники» на стеклах кабины без устали сметали налипающие хлопья снега. Улица белым-бела. На досках забора лежали подушки мягкого, как вата, искристого снега.
Машина уже приближалась к дому директора. Муртазин, подняв голову, оглянулся по сторонам. «Черт побери… Если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету. Правда, Матвей Яковлевич не пророк, я не гора, а все же поеду-ка я к нему».
Муртазин коснулся плеча Петушкова.
— Василий Степанович, совсем позабыл… Мне нужно было к Погорельцеву заехать. Знаешь, где они живут?
— В Заречной слободе нет человека, который бы не знал, где живет Матвей Яковлевич, — ответил Петушков спокойно.
— Тогда поехали.
Машина повернула обратно.
У аптеки, увидев табличку «Телефон-автомат», Муртазин попросил остановить машину. «Привезу гостей, готовься», — предупредил он Ильшат, и машина помчалась дальше.
У дома Погорельцевых Муртазин вышел.
— Я недолго, — бросил он и скрылся в парадном.
Хотя ему нужно было подняться всего на второй этаж, сердце Муртазина с каждой минутой билось напряженней. Он даже остановился и передохнул немного, опершись на перила. Прошлое вставало перед глазами… Что ни говори, а здесь, в этом доме, протекла лучшая пора его молодости. На этой лестнице он впервые увидел Ильшат. Стремглав спускаясь с лестницы, она чуть не столкнулась с Хасаном, который, свесив в задумчивости голову, поднимался наверх. Хасан вскинул голову. Оба вспыхнули. Одного короткого мгновения оказалось достаточно, чтобы искорка интереса, промелькнувшая в глазах девушки, влетев в сердце Хасана, обожгла его…
И вот спустя много лет он, уже седеющий, вновь поднимается по этой лестнице. Сдается, вот-вот покажется навстречу девушка с длинными косами и огромными черными глазами. И сам он чудом вернется к милой сердцу молодости.
Хасан глубоко передохнул. Остановился. Шевельнулась трусливая мысль: никто ведь не видел его, может, тихонько, на цыпочках, повернуть обратно? Хорошо, если примут, а если повернутся спиной? Убежали же из цеха. В то же время в душе поднимался протест: «Ты ведь не вор… Будь мужчиной. Войди, посмотри прямо в глаза. Только так заслужишь прощение стариков. А оправдания тебе все равно нет».
Муртазин с трудом перевел дыхание, одолел последние ступеньки и остановился перед дверью.
Сбоку виднелись два звонка с фамилиями владельцев. Муртазин, не читая, открыл круглую жестяную коробочку. В ней находился секретный замок. Этот замок они в свое время смастерили вместе с Матвеем Яковлевичем. Чтобы открыть замок, требовалось набрать в определенном порядке цифры, как это делается в телефонном аппарате. Поразительно! Муртазин, оказывается, не забыл, в каком порядке следуют цифры. Дверь перед ним медленно открылась.
Держа в руках шапку, Муртазин прошел коридор, приоткрыл дверь в кухню. Ольга Александровна стояла у стола, вытирая тарелки. Как она постарела, бедная.
— Ольга Александровна, дорогая! — воскликнул он, и голос его чуть дрогнул.
Мигая выцветшими глазами, старуха некоторое время смотрела на него, не узнавая, и вдруг, выронив тарелку, которая, к счастью, упала на стол, протянула к нему руки.
— Ты ли это, Хасан!.. Наконец-то привела судьба увидеть тебя… — И, положив голову на грудь Муртазина, заплакала.
— Не надо, Ольга Александровна, не надо… Ну, вот… Пришел ведь…
Муртазин не сознавал, что говорит. Он чувствовал себя блудным сыном, вернувшимся наконец под родительский кров. Гладя Ольгу Александровну по седой голове, он продолжал твердить бессознательно:
— Не нужно… Не нужно, мамаша… Зачем? Пришел ведь…
А перед его затуманившимся взором проходили события давно минувших лет, и он подумал:
«Свинья я препорядочная… Не сумел оценить всей их доброты…»
Наконец Ольга Александровна оторвалась от него и, просунув голову в большую комнату, крикнула:
— Мотенька, Мотенька, выдь-ка поскорей!.. Смотри, какой дорогой гость у нас. Да поскорей же, Мотенька!
Матвей Яковлевич по ее тону понял, кто пожаловал. Но, когда он вошел на кухню, лицо старика не выражало радости. Муртазин взглянул на его высокую фигуру и, силясь не растерять те хорошие чувства, которыми была переполнена его душа при встрече с Ольгой Александровной, сказал, улыбаясь:
— Здравствуй, Яковлич!.. — Хотел было прибавить «дорогой», но холодность Погорельцева остановила его. — Хорошо ли поживаешь? — И, увидев, что старик не кидается в объятия, протянул руку.
— Живем, хлеб жуем…
Старик произнес это с явной обидой. Деликатная Ольга Александровна поспешила сгладить сухой тон мужа.
— Ты, Хасан, не обращай внимания на его воркотню. Он за последнее время совсем издергался и со мной все так-то вот разговаривает… Ты в этом доме не чужой, проходи без стеснения… Раздевайся.
— Я ведь на минутку, Ольга Александровна, только проведать.
— И все же без чая не отпущу.
— Машина ведь ждет… — Он хотел добавить: «Я пришел, чтобы вас забрать к себе», — но почему-то не добавил.
— Шофера — народ привычный насчет того, чтобы ждать. Уже спит небось в своей кабине.
Муртазин уныло улыбнулся и стал раздеваться, мимоходом заглянув в дверь маленькой комнатки, где жил когда-то.
— На свою комнату захотел посмотреть, сынок? — поймала Ольга Александровна его взгляд. — Там сейчас Баламир живет. Мотенька из ремесленного привел. Теперь вместе, в одном цеху, работают. Токарь он. Может, знаешь. Вафин его фамилия.
Муртазина какой-то Вафин совершенно не интересовал.
— А вы, Ольга Александровна, по-прежнему добрая душа, — сказал он, улыбаясь. — Не можете, чтобы не приютить кого-нибудь.
— С народом-то оно веселее, Хасан Шакирович.
— Так-то оно так, зато хлопотно.
— Э, что за хлопоты!.. — Оглянувшись на своего старика, все еще продолжавшего стоять в напряженной позе, Ольга Александровна прикрикнула: — Ну, чего стоишь столб столбом. То все твердил: «Хасан, Хасан», — а как пришел, язык проглотил. Проводи гостя в комнату.
— Пожалуйте, — сухо произнес Матвей Яковлевич и показал обеими руками на дверь.
Когда в конце смены ему передали, что его зовет директор, Матвей Яковлевич заколебался было, но Сулейман в ярости воскликнул:
— Шагу не делай первый! Если человек — сам к тебе придет.
И вот, хоть с большим запозданием, Хасан у них. Стоит на пороге… И в душе старика шевельнулось чувство, похожее на удовлетворение. «Такой гордый человек, а все же пришел. Директор ведь… Да и потом… повернуть с порога гостя — куда это годится. Коли уж пришел гость, — обиду забыть приходится».
— Пожалуйте, Хасан Шакирович, — повторил он уже более приветливо.
Старуха так и просияла.
— А каким красавцем стал Хасан Шакирович, каким солидным мужчиной, — сказала она, подперев щеку рукой. — Не сглазить бы. На той карточке… вместе с Ильшат… ты еще молодой человек. А теперь настоящий мужчина. Как Ильшат, здорова? Сын как? Исхлопотались небось с переездом? Устроились-то хорошо? Кабы вдвоем с Ильшат пришли, еще бы больше обрадовали…
— Ладно уж, старуха, застрекотала, — мягко остановил ее Матвей Яковлевич. — Нельзя же держать гостя на кухне…
— С радости и разум потеряла… Сколько лет не видались… — Отвернувшись, она смахнула кончиком платка слезу. — Проходи, проходи, не смотри на меня, на глупую, сынок.
Они прошли в большую комнату. Здесь все было по-старому: старинный, окрашенный в черную краску посудный шкаф, такой же гардероб, цветы на высоких цветочных тумбочках. Даже портреты на стенах, кажется, старые. Вон в большой рамке фотография Матвея Яковлевича и Ольги Александровны, на которой они сняты в день венчания. Нет, вот этот в маленькой рамке снимок молоденького танкиста незнаком Хасану. И это новость — увеличенные портреты Ильшат и его, Хасана… Смотри ты, значит, старики не забывали о нем, держали перед глазами. А Хасан редко когда вспоминал о них, иной раз несколько лет проходило. Да и то по подсказке Ильшат.
