подножия горы, где было решено установить памятник погибшим.
— Что-то Узлипат не видно. Уж не заболел ли кто? — спросила Патасултан у Аминат, когда они собирали лопатами щебень, расчищая участок.
— Узлипат с Мухтаром поехала в Махачкалу. К нам приезжает зубной врач. И еще, говорят, дают какую-то машину, которая сверлит зуб, притом совсем не больно, — ответила Аминат.
— А как же Шапи отпустил Узлипат с Мухтаром? — полюбопытствовала Патасултан. — Ведь, говорят, он потому и пошел работать на «скорую», чтобы никто другой ее не возил.
— Не знаю, что люди говорят, а я тебе скажу как сестре, что мне эти разговоры как колючка в горле — ни проглотить, ни выплюнуть.
— Неужели вы не можете женить его? — не отступала Патасултан. — Есть же девушка, которая по нем сохнет.
— Вай! — Аминат даже уронила камень себе на ногу. — Мы еще и иголку не взяли в руки, а люди уже видят за ней нитку, длиннее самой жизни. Скажи хоть, кто эта девушка?
— Вай, сестра Аминат, пусть сгорит мой язык, но это не я придумала. Все замечают, как зачастила одна девушка в его лудильню.
— Вай, да кто же эта девушка, я тебя спрашиваю? — не выдержав, громко выкрикнула Аминат.
— Тсс, зачем так кричать? — зашептала Патасултан, оглядываясь вокруг. — Отверни платок, я скажу тебе на ухо.
И Патасултан, еще раз оглядевшись вокруг, приблизилась к Аминат и что-то ей шепнула.
— Вай! Вай! Люди, как закрыть вам рты! — ударила себя по коленям Аминат. — Она же ходит к Шапи, потому что им обоим поручили собрать фотокарточки погибших. Она чиста как снег, еще не коснувшийся земли.
— И зачем я только тебе сказала, — расстроилась Патасултан. — Я думала, ты обрадуешься, а ты, оказывается… Если все знают, что твой внук сохнет по Узлипат, то почему нельзя знать, что другая девушка сохнет по нем.
— Ты что? — опешила Аминат. — Неужели ты такая наивная? Это же совсем разные вещи, как небо и земля, горы и пропасть! Когда все знают, что парень влюблен в девушку, — это же для нее честь. А когда девушка сохнет по парню, то все наоборот — это для нее позор. Никогда в роду Байсунгуровых не было мужчины, из-за которого бы чернили девушку, — гордо закончила Аминат.
В это время до слуха ее донеслась песня. Пели школьники, работавшие неподалеку.
— Вай, сестра Аминат, — насторожилась Патасултан. — Разве можно петь в таком месте? И о чем только там директор думает. Мы же здесь все равно что роем… роем могилу, — голос ее задрожал, она вытерла глаза кончиком платка, — да не одному человеку, а поди… поди…
— Что ты, сестра Патасултан, — живо возразила Аминат. — Какая же это могила? Это памятник Победы. Пусть поют. Я не потому посмотрела в их сторону, что я их осуждаю, а потому, что вспомнила эту песню. Ее так любили Мария и Сурхай, — вздохнула Аминат, — а я в ней понимаю только одно слово «Катюша».
Но даже это воспоминание не могло отвлечь Аминат от того, что сообщила ей Патасултан.
«Какой бы конь ни вытоптал поле, все думают на того, что не заарканен, — рассуждала она сама с собой. — Так, пожалуй, не успеешь оглянуться, как наживешь врагов в своем ауле. И то сказать, чьим родителям понравится, когда треплют имя их дочери… Нет, и ста друзей мало, если у тебя появился хотя бы один враг. Мой-то Шапи уже с усами и бородой. Мугминат против него ребенок. Выходит, мой бородатый обманывает ребенка!» Аминат задохнулась от этой мысли, открывшейся ей столь неожиданно.
И тут как раз — легка на помине — появилась Мугминат.
— Бабушка! — закричала она, с разбегу налетая на Умужат. — Вот, достала еще три фотокарточки, — и она весело прокрутилась на острие каблучка, оставляя на влажной податливой земле глубокую и острую вмятину.
— Раскричалась, — упрекнула ее Умужат. — Курица снесла яйцо и раскудахталась об этом на всю округу. А верблюд родил верблюжонка, и никто об этом не узнал.
— Это тебе не яйцо, а целый верблюжонок, — обиделась Мугминат. — Смотри, вот дядя Камиль, он снимался на Курской дуге…
— Вай, какой молодой, словно неоперившийся орленок, — зачмокала губами Умужат, вглядываясь в блеклый любительский снимок.
— А Хучбар-то, а Хучбар! Где-то его могила?
— А Саадат… совсем девочка…
— Словно злой град на цветущие поля, обрушилась на людей эта война.
Женщины окружили Мугминат, передавали фотокарточки друг другу, качали головами, вздыхали, прикладывали к глазам кончики платка.
— Спасибо тебе, Мугминат. Хорошее дело ты затеяла, — проговорила Аминат и погладила ее по плечу.
— Что вы, тетя Аминат, это не я придумала, — зарделась девушка и добавила, воодушевившись: — Я и биографии их записываю. Это уже одиннадцатая тетрадь.
«Хорошая девушка, — снова отметила про себя Аминат. — Лучше всех в нашем ауле. Потому и стала жвачкой для длинноязыких, что приметная. От молнии раньше всего страдают верхушки деревьев. А как было бы славно, если бы Шапи женился на ней. Что мне с ним делать? Ну и тяжела веревка — и не разовьешь, и в узел не свяжешь. И далась ему эта длинношеяя Узлипат! А что, если пойти к родителям Узлипат и посватать ее за Шапи? Вабабай, видно, совсем помутился мой рассудок. Кто же это сватает чужую невесту? Вуя! Вуя! Один необдуманный шаг — и позор на века. И через сто лет будут насмехаться над моими правнуками: «Это ваша бабушка ходила сватать за своего внука чужую невесту?»
И Аминат украдкой покосилась на родителей Узлипат, работавших неподалеку, словно опасалась, не могли ли они разгадать ее тайные мысли.
Но отец Узлипат как раз выкорчевывал ломом трудный камень и всецело был поглощен этим делом. А мать граблями размельчала землю и, конечно, тоже не могла догадаться о том, что творится в душе Аминат.
В это время послышался шум мотора. Аминат заметила, что ее внук, работавший тут же, насторожился.
— Не Узлипат ли поджидаешь? — не выдержав, спросила она.
— Да! А что? — вскинулся Шапи.
— Опять эта Узлипат! — не на шутку рассердилась старуха. — Ты совсем сошел с ума, не забывай, что она чужая невеста. Она любит Башира, она ждет его, за один разговор с ним по междугородному она недавно заплатила целых семь рублей. Ты понимаешь, что такое семь рублей? Это платок, который я могу носить три года.
— Подумаешь, семь рублей, — присвистнул Шапи. — Я бы и сто семь отдал за одну минуту разговора с любимой. Только вот никто меня не любит…
— Тебя любят, сынок, — таинственно сообщила Аминат, — еще как любят! И девушка, которая тебя любит, в сто раз лучше твоей Узлипат.
— Что же ты до сих пор молчала? — притворно оживился
